какими-то теплыми. Да и, вообще, весь облик этого воина казался неоднозначным. Странный сероватый оттенок кожи, длинные темно-пепельные волосы, собранные в высокий хвост.
-А глаза у вас светятся? - этот тихий вопрос как-то сам собою у меня вырвался, но так хотелось увидеть, их сияние.
Мужчина захлопал глазами, похоже, все шло не по его сценарию.
- Сейчас проверим! - и я не поверила своим глазам, потому как Селестина одним резким выдохом погасила ночной фонарь на своем столе. Огонек встрепенулся и погас, магия, его усиливающая, чуть померцала и комната погрузилась в полумрак.
- Смотри, Ниори! Я же говорила, на кота похож! - моя подруга ликовала, я же смотрела во все глаза на настоящего снежного Иного. Его глаза сейчас и, правда, были похожи на кошачьи, и сверками загадочным красным огоньком.
Мужчина недоуменно на нас уставился. Он явно не привык к такому к себе отношению. Хмыкнув, он красивым резким пасом большого и указательного пальца вновь зажег ночной светильник. Комната наполнилась неярким светом.
- Насмотрелись?! А теперь серьезней, вии. Меня зовут гер Обертон. Мною сегодня ночью был перекрыт тракт на Вьюжный перевал. Больше в течение двух недель как минимум туда не поедет ни один пассажирский или товарный обоз. Некоторое время назад были доставлены сумки и вещи, найденные у уничтоженных грабителей. Вы можете забрать среди них свои. Потом либо поедите со мной в Шорхат, либо останетесь здесь, ждать пока откроют дорогу. Выбор за вами. Я отбываю через час с вами или без вас.
После этого мужчина легко и даже грациозно поднялся, такое ощущение, что специально подчеркнул, что Иной и неспешно вышел. Хлопнула дверь. Мы молчали, переваривая полученную информацию.
- Похоже, это сама судьба! - Встрепенулась Селестина. - Так, Ниори, подъем, одеваемся и за вещами. Такого мужика я не упущу. С ним куда угодно.
Я прыснула со смеху кто, о чем, а Селестина о вечном и прекрасном. Но, тем не менее, я подскочила и быстро надела платье и сапожки. Гамаш у меня не было, хорошо, что хоть ткань была плотной, да и куртка, подаренная ви Марко, грела.
Через пару минут мы уже искали коменданта, которому были оставлены обнаруженные у разбойников вещи. Искомый мужичок оказался даже на вид жадным и прижимистым. Субтильный, невысокий, он зорко осматривал нас глазками бусинками.
- Чего пришли так рано? - недовольно фыркнул он в нашу сторону.
- Как сказали, так и пришли. Вещи наши где? - Селестина, похоже, пришла к тем же выводам насчет коменданта, что и я, и решила первой пойти в атаку. - Где мои сумки, чемоданы, надеюсь, в целости довезли?
Странно, но вот никаких чемоданов у Селестины я не помню. Сумка да была, но больше поклажи никакой не было.
- А какие у вас сумки, уважаемая? - мужичок прищурился еще сильнее, - Опишите-ка их.
- Как это, какие? - Селестина даже ножку вперед выставила. - Хорошие, добротные, два чемодана серые с розовой вставочкой по бокам. Надеюсь, внутрь не залазили, узнаю, что копались в моем белье, пожалуюсь гер Обертону. Сумка еще была синяя, дорожная, я все помню, что там было. Пропажу сразу обнаружу, так что если ухватили чего, лучше сразу верните. У моей подруги сумка серая военная, большая. Все сюда тащите.
Вид у моей подруги был уверенный и грозный. Мужичок пошмыгал недовольно носом, но все-таки отправил двух пацанят, помогавшим ему, за описанными вещами. Мы остались ждать. Я решала осмотреться, все же интересно было, как все устроено у северян.
Комендант расположился в отдельном домике, внешне он ни как не отличался от прочих. В том числе и от того серого и невзрачного однокомнатного помещения с уборной, в котором ночевали мы. Внутри же все обустроено немного иначе. Комнат в доме было как минимум две. Стены внутри деревянные, не крашенные. От них даже пахло ненавязчиво смолой. Большое окно пропускало много света, но вот странность, стол коменданта находился в самом темном углу, словно прятался сидящий за ним мужик от солнечного света. Кроме стола этого и небольшого шкафа с полочками, стоящего почти впритык к нему, более в помещении мебели не наблюдалось. Ни дивана, ни кресел, даже стула лишнего здесь не обнаруживалось, так что о каком-то даже призрачном уюте даже речи не шло.
Между делом дверь во втором помещении отворилась и в комнату, таща чемоданы, вернулись мальчишки. Вот теперь я поняла, что задумала моя подруга. Вещи эти были мне знакомы. Эти чемоданы принадлежали той самой склочной женщине, что ехала с нами. Я поразилась расчетливости и смекалке Селестины. Вот уж действительно, кто в этой жизни не пропадет.
Скоренько подхватив чемоданчики и свои сумки, мы быстро отправились обратно в свой временный домик. И хотя Селестине было еще тяжело ходить, о чем свидетельствовало ее тяжелое дыхание и проступившие капельки пота на лбу, она ни сколько от меня не отставала и упрямо шла вперед.
В добытых не самым честным образом сумках мы обнаружили настоящий клад. Погибшая такой страшной смертью женщина оказалась отнюдь не бедна. Чемоданы были битком набиты вещами.
Скептически поглядев друг на друга, мы принялись быстро перебирать их. Тут обнаружились гамаши из такой чудесной тянувшейся ткани, какой я не то, чтобы не видела, а даже и представить о такой не могла.
- Вот это да! Это симутская шерсть. Да это стоит состояние! - Селестина от восторга аж в ладошки похлопала. - Ну-ка одевай. Одни мне, одни тебе, - в меня полетели черные плотные штанишки. - Главное, чтобы не были короткими.
Быстро одевшись, убедилась, что в этом северном мире я явно коротышка, потому как часть штанины свисала со стопы. Но Селестина быстренько, оценив, как на мне сидят эти дорогущие гамаши, подкатила их на два раза.
- Ну, длинное не короткое, - философски подытожила она. - Так что у нас еще есть? - моя заботливая подруга вновь стала рыться в чемоданах.
На кровать полетели платья, пара ночных рубашек, носки, плащ, за ним второй.
- Вот знаешь, что странно? - задумчиво протянула она, а я покачала головой. - Оно все новое, вот смотри, тут еще печать есть, - она указала на плащ, на подоле которого была прилеплена какая-то тряпица. - И тут смотри. И здесь! Похоже, попутчица наша контрабандой шмоток занималась. То-то дерганая такая была. Если бы местные торговцы прознали, несдобровать бы ей. Но не будем о