подобного рода. И мне действительно было жаль уничтожать многовековое сооружение. Тогда же мы с Рязановым договорились, что он построит мне новую тюрьму, а я украду и запру здесь свою будущую избранницу. Честно говоря, не думал, что моя неосторожная шутка когда-нибудь обернётся правдой. Но… – пожал плечами. – Желать нужно осторожно.
Мой шок так и не прошёл. Но сменился целым калейдоскопом самых разнообразных эмоций, что взрывались в разуме, даруя настоящий хаос, сотканный из странного тепла, согревающего душу, и бестолковой надежды… сама не знаю на что.
– М-мм… – выдавила из себя едва слышно, зависнув на некоторое время, неотрывно глядя в золотистый взор. – Угу.
Всё, на что меня хватило.
– Отвисай, бриллиантовая, – щёлкнули меня по носу. – У всех свои тараканы, – явно не понял всей подоплёки моего состояния.
И это даже хорошо. Очень хорошо! Потому что нельзя так забываться в его присутствии.
– К тому же, мы пришли, – приоткрыл одну из дверей по левую сторону от нас.
Внутри – кухня. Персонала нет. Но запахи готовых продуктов витали столь явственно, что сразу было понятно, что все блюда приготовили относительно недавно.
– Что будешь? Есть… ммм… – прошёл к плите и заглянул под каждую крышку. – Полно всего, – выдал итогом, завершив осмотр, и развернулся ко мне, смотря с ожиданием.
– А что-нибудь сладкое есть? Безумно хочется. Сладкого, – поинтересовалась встречно.
– Хм… – призадумался мужчина, оглядываясь, и направился к холодильной камере. – Например? – уточнил.
– Не знаю, – пожала плечами. – Что-нибудь шоколадное?
– Хм… – призадумался больше прежнего.
А вот после…
Вот уж не думала, что этот оборотень умеет готовить!
Причём, двигался по кухне с такой уверенностью, отмеряя нужные ингредиенты, явно не в первый раз. К концу часа передо мной стояла тарелка с горой блинчиков и шоколадным сиропом, шоколадный пудинговый пирог с бананом и киви. А ещё классические восточные сладости в небольшой вазочке. А к ним – горячий шоколад с маршмэллоу.
– Вы точно разобьёте мне сердце, – обронила бездумно, наблюдая за умелыми манипуляциями альфы.
Ну, нельзя же так!
Ещё и готовить уметь…
– С чего вдруг? – хмыкнул Амин, усаживаясь напротив с чашкой чая. – Я, наоборот, хочу любить тебя, и уж точно не разбивать твоё сердце.
На губах сама собой расплылась улыбка. Немного тоскливая. Но я тут же постаралась это исправить.
– Просто к слову пришлось, – тряхнула головой, прогоняя наваждение. – Просто хотела сказать, что вы, господин аль-Хайят, очень удивительная персона.
И ничего-то вы не знаете о том, как любят. Другие. Я.
– И что во мне удивительного? – поинтересовался он с улыбкой, отрезая мне кусочек пирога и перекладывая на предназначенное мне блюдце.
– Всё? – предположила. – Или надо обязательно напоминать о том, как я здесь оказалась? – усмехнулась.
– А что не так с тем, как ты здесь оказалась? Не я же перепутал рейс, а затем уснул с одной чашки кофе? – лукаво прищурился.
И это он очень вовремя вспомнил!
– Ну да, безусловно, как нет-то, – снова улыбнулась. – Когда я смогу позвонить отцу, кстати?
– Как только поешь, сходим на вышку, там есть спутниковый телефон.
Кивнула. И поспешила расправиться со сказанным, придвинув тарелку с пирогом к себе ближе. О нём тоже не забыла. Отломила первый кусочек, протянув ему.
– После кофе и самолёта, не очень-то доверяю, знаете ли, – оправдала такой свой порыв.
– Сейчас мне нет резона тебя усыплять.
Но отказываться от предложенного не стал. Подался вперёд и обхватил губами мои пальцы, неотрывно глядя в глаза.
– Там может быть не только снотворное, – отозвалась с самым невозмутимым видом, облизав пересохшие губы.
Следующий кусочек пирога я запихнула в себя. Прожевала, даже вкуса не почувствовала. Слишком уж мой разум сосредоточился не на вкусовый ощущениях, а на том, как по собственному телу разливается дрожь предвкушения. И снова ему предложила. На этот раз чужие губы задержались на моих пальцах дольше прежнего, под конец втянув в себя кончики и лизнув подушечки. Как разряд тока пустили. Вспышка пробежалась по венам лёгким покалыванием, оседая тяжестью внизу живота.
Амин шумно втянул в себя воздух, а золотистый взор заметно позеленел. Но с виду он остался вполне себе спокоен. И отстранился.
– Тебе надо поесть, – произнёс излишне хриплым голосом. – А я пока за телефоном схожу.
– Я ем, – произнесла, в очередной раз облизывая пересохшие губы. – И я думала, что мы поднимемся вместе. Потом. Я бы хотела подышать свежим воздухом.
– Потом мы точно уже никуда не дойдём, – бросил уже на ходу.
Его проводил мой короткий смешок.
– Какой-то вы нервный, господин аль-Хайят, – произнесла в пустоту пространства, когда он окончательно скрылся из виду.
Я ведь, по сути, и не сделала ничего особенного. Он сам то и дело соблазняет меня куда более искусно и коварно.
Пирог я всё-таки доела. В одиночестве. И даже пару блинчиков с сиропом тоже слопала. А к моменту возвращения песчаного альфы самым беззастенчивым образом облизывала испачкавшиеся пальцы.
Оборотень как вошёл, так и замер на входе, глядя на меня вмиг позеленевшим взором. И рядом оказался, не успела моргнуть. Телефон был отложен на край, а сам он навис надо мной, перехватил руки, а после… принялся слизывать с них остатки шоколадного сиропа. При этом смотрел исключительно мне в глаза, пока его язык скользил в откровенном намёке между моих фаланг.
– Я папе позвонить собиралась, – напомнила.
То ли ему. То ли себе. Неважно. Потому что весь мир сосредоточился на том, что творил со мной Амин. А творил он… нечто невообразимое. Всего какое-то жалкое мгновение – мой мозг расплавился, как тот же шоколадный сироп на блинчиках. Тело – как воск, что безжалостно швырнули в пламя. Лепи, что хочешь, поддамся. Сама подамся навстречу, как можно ближе. Сама прильну к нему, ведомая притягательным жаром. И попрошу:
– Люби меня.
И он будет любить. Пусть неправильно. Не так, как столь отчаянно и рьяно желала я сама. Но оттого не менее потрясающе. Сперва томительно-нежно, неспешно, до головокружения, сбившего дыхания и новых разрядов тока по коже, что сводят с ума, толкают к той грани безумия, где уже ничего не существует, кроме дикой потребности и голых инстинктов, заложенных в нас самой природой… А после – куда грубее, быстрее, глубже, ненасытнее, так жадно и алчно, как в последний раз, до протяжных стонов и сорванного от криков горла. До тихого:
– Люблю.
Всего одно слово. На двоих. Оно останется со мной невыводимым отпечатком. В душе. В сердце. А может быть гораздо глубже. Не вывести. Сохраню. Всегда со мной будет. Как частичка меня. Самая лучшая. Всё равно ведь уже не избавлюсь от этого чувства. Даже намного позже, когда
