Про друга своего, Эйра, Грегг говорил очень много, да так, что, казалось, я сама с батюшкой Воздухом познакомилась. И что тот вспыльчивый чрезмерно, да и увлекающийся. Про ум его пытливый, речь быструю. Воздух, он и есть воздух! А уж как они вдвоем чудили в свое время! И смешно, и страшно!
Одно только Грегг мне не говорил — как я, потомок Прародителя, Эйру пригожусь? Зачем он искал меня? Зачем защищает меня теперь Грегг?.. Я сначала все губы кусала, страшась спросить, а потом решила, чего зря раньше времени расстраиваться? И тему эту в разговорах не поднимала.
Потом наставник про силу мою рассказывал: откуда она внутри, как ее почувствовать и о помощи просить. Пробовать на деле — не пробовала, нашли бы меня демоны по всплеску быстро, но я старалась все запомнить. Придет время — пущу ее в ход.
После разговоров приходило время брать в руки меч. Настоял Грегг, чтобы училась я с оружием управляться. Говорил, пригодится.
И я ему верила, потому что наставник у меня был особенный.
Когда я увидела у себя на крыльце огромного голого мужчину, я долго визжала, пока не сообразила, что, кроме нас с Греггом, к убежищу никто не подберется. Да и кто бы не визжал при виде косматого мужика с черной запутанной бородой и волосами до пояса. В тот, самый первый, раз Грегг обернулся совсем на чуть-чуть, побыв в человеческом обличии несколько мгновений. В следующие дни, когда солнце достигало своего зенита, волк все дольше и дольше оставался мужчиной. Но с закатом опять перекидывался в зверя, недовольно ворча и отправляясь спать на крыльцо. По первости он все на реку ходил человеком, намывался. И не смущали его ни холодные ветры, ни ледяная вода, говорил — лет сто не мылся. Я только посмеивалась, пусть его.
Одежду мы ему подобрали среди Форровых вещей. Хорошо, мой предок был высоким. Хотя и не таким, как Грегг, поэтому ходил наставник в коротких штанах, да кожаном тулупе без рукавов. А что босиком да по холоду, так того Грегг и не замечал вовсе. Но я по вечерам, когда солнце скрывалось, а волк убегал на улицу, все равно перешивала ему одежду по размеру. Из двух штанов вполне получались одни, но на великана. А новые рукава к рубашкам совсем легко притачивались. Шить я наловчилась знатно. Еще по осени, когда мое единственное платье совсем расползлось по швам, и я ходила, как ребенок, натянувший отцовы вещи, нашла набор ниток и хорошую стальную иглу. Такие у нас в деревне ценились. Не каждая семья могла купить. Ну и подогнала под себя всё, что нашла в шкафу. Теперь вот приходилось заново все распарывать да перешивать.
Первые дни, когда Грегг был человеком, мы только и делали, что сидели дома и подъедали форровы запасы, которые неумолимо заканчивались. И демон решил учить меня охотиться. А потом — и драться. Уж не знаю, так ли это было необходимо, или же ему было попросту скучно, но отказываться я не стала. Помню, пропал он после разговора на несколько дней, а вернулся уже с мешком, в котором я нашла и маленький меч для себя, под женскую руку, и пару кинжалов, которые удобно помещались в самодельных ножнах на груди, и длинный тяжелый меч для Грегга, который тот, обратившись в человека, долго чистил, полировал и точил. Если мне не показалось, то и нашептывал ему что-то.
Не скажу, что успехи мои были велики. После первых тренировок я пластом отлеживалась в кровати, не в силах и рук поднять. Но со временем мышцы окрепли, а может, и сила внутренняя помогала, я чувствовала, как нравится ей этот опасный танец, как волнуется она внутри, ведя мою руку. Грегг уже не глумился над моими умениями, иногда и довольно покрякивал, отбивая очередной удачный удар.
С охотой дело обстояло в точности наоборот. Не могла я заставить себя кинуть кинжал в живое существо — хоть в зайца, хоть в куропатку. И Грегг уступил, не стал заставлять, один ходил охотиться по вечерам, в обличии волка. Так ему было проще, все-таки животный нюх и звериные инстинкты здорово помогали. Но вот метать кинжалы в сухой ствол, который мужчина притащил из леса, мне на удивление понравилось, да и попадать в цель стала быстро. Уж не знаю, сколько во мне было крови прародительской, божественной, но, похоже, она просыпалась и будила во мне желания, ранее неизвестные. Как бы то ни было, но без своих двух кинжалов я из дома уже не высовывалась. И пусть опасности вокруг для меня не было, с ними стало привычно и удобно.
Сегодняшнее утро было другим, не похожим на череду одинаковых. И может, потому, что уже давненько я ни с кем не общалась, кроме Грегга, или весной запахло совершенно по-особенному, что пробуждало меня от зимней спячки, не могу объяснить, но, добежав до границы с рекой, я, наступив лыжей на лыжу да натянув поглубже на брови шапку, обняла руками знакомую елочку, прислонилась к ней, потянулась разумом к деревцу. Отпустила себя, позволяя лесу, от которого надолго отгородилась, прикоснуться ко мне, почувствовать родную стихию. Зашуршали радостно деревья вокруг, просыпаясь, гомоня, стряхивая с ветвей снежок. И полились ко мне ворохом картинки событий разных, да так, что ни разобрать, ни понять, когда что было.
Вот я смотрю свысока на Рэнна, который, понуро опустив голову, сидит на берегу Ключиницы. А вот подруженька моя, Волнинка, рыдая и заламывая руки белые, бредет по зимнему лесу вслед за незнакомцем. Вот заглядываю в окно и вижу, как родители да братья в избе сидят, хмурые и молчаливые, и только старший брат вдруг вскакивает да кулаком по столу бьет. А вот корабль боевой, на котором ропщут одетые кое-как мужчины, и ледяной ветер со снегом норовит залезть им за шиворот, заморозить.
Отпустила я елочку и повалилась на спину, тяжело дыша. Эх, поддалась уговорам Грегга, отгородилась от мира всего, засела в избушке лесной, лелея свою трусость. И не думала ни о чем, кроме насущных проблем — что поесть да чем заняться. А надо было.
И как стукнул кто палкой по затылку — неужто Волнина — дочь речная? Потомок коварной Веро? А и верно, как я сразу не поняла. Волнина ведь удивительно похожа на свою Праматерь, благо, что характер совершенно другой. И теперь, похоже, вместо меня повезут ее, такую добрую и нежную, на черном драккаре в чужие земли. Пока я здесь выжидаю, радуюсь, что ускользнула!
Сжала я от злости на себя рукавичку зубами, помычала, растерла холодным снегом лицо, чтобы перестало кружиться все вокруг. И потянулась опять к елке:
— Ты уж не серчай, сестричка лесная, покажи мне Волнинку, где она, что она… Не опоздать бы.
И замелькали опять отрывистые картинки, как будто вопрос мой продирался сквозь дебри лесные, прыгал с ветки на ветку. Просыпались от зимней спячки деревца, колыхались, стряхивали снег и гомонили меж собой. Спорили. Думала, не выдержу больше мельтешения такого, но вдруг все остановилось, да так резко, что показалось вначале — оглохла. А затем раздался мужской голос:
— Поднимайся, Вейв, недолго осталось, дошли почти до корабля.
Увидела я говорящего так близко, что, казалось, каждую родинку на щеке пересчитать могу. Сначала замерло сердце, подумала: «Рэнн»! Тот же горбоносый профиль да длинные темные ресницы. Волосы, правда, шапка скрывала. Но сходство было сильным. Только вот морщин больше да взгляд серьезней. И тонкая нить крепко сжатых губ указывала на то, что этот незнакомец был старше и, наверное, строже.
А потом картинка сменилась, потемнела, затянулась туманом, и я увидела мокрые черные доски корабля, на которые мягко опускался пушистый снег, а подле маленькой съежившейся фигурки стоял замахнувшийся мечом мужчина, и я забыла, как дышать, потому что в ужасе смотрела на страшное, распухшее от побоев лицо своей лучшей подруги.
Глава 16
Очнулась я, лежа на черной земле, а вокруг заревом расходилась от меня сила лесная, топя снег и пробуждая деревья от спячки. Нашла она лазейку, пока я, измученная, контроль потеряла. Тянулись к солнцу тысячи побегов, обгоняя друг друга, жадно впитывая яркий свет. А сила все текла и текла, опустошая меня, и не получалось собрать ее обратно, запереть внутри.
