бы она увидела какую-нибудь магию, она бы покачала головой, или кивнула, или подала ему какой-нибудь знак.
— Вы победили. — Калеб поднял руки, отступая влево. — Я знаю, кто вы такие. Ты — Серый Волк, и ты — маленькая ведьмочка Кейт Дэниелс. Я видел вас двоих. Я думал, Охотник устранит вас, чтобы я мог сделать свое дело, но, очевидно, у него не получилось. Я сдаюсь. Вон камень, идите и возьмите его.
Ни один из них не пошевелился.
— Ты знаешь, что делает камень? — Калеб улыбнулся. — Сияющая звезда, падающая с небес на закате в последнюю ночь весны? Соловьев у нас здесь нет, поэтому он не пел, но пересмешник пел. Почти тоже самое. Обычно камни так не ломаются, но магия в мире все еще слаба. Ты должна знать это, маленькая ведьмочка. Этого боятся все славяне. Или Евдокия тебя еще не научила?
— Дерек! — закричала Джули. — Беги!
Первый луч восходящего солнца оторвался от горизонта. Светящаяся скала засияла ярким, холодным светом, сливаясь воедино. Свет взметнулся вверх и превратился в женщину.
Он резко вздохнул.
Она была прекрасна. Ее кожа была безупречной, волосы — как золото, глаза — серебряные, как звездный свет. Она стояла обнаженная на скале. Он уставился на ее грудь, округлые изгибы бедер, бледный треугольник золотистых завитков между ног… Таких мягких, таких золотистых… Ему захотелось коснуться ее руками.
Ее магия окутала его, и его тело изменилось само по себе, пытаясь совместить ее человечность с его собственной. Он тяжело пошел, и когда она открыла рот с красными губами, похожими на спелый фрукт, и позвала его к себе, его тело захотело повиноваться.
Ее голос был самым прекрасным звуком, который он когда-либо слышал.
— Любовь моя… Приди ко мне…
Образы мелькали в его голове. Он увидел себя над ней, почувствовал себя в ней, увидел, как покраснела ее кожа, когда ее тело сжалось вокруг него… Ее магия была слишком сильна. Он устал и был ранен, и вынужденная перемена истощила его. Он не мог с этим бороться. Он должен был пойти к ней. Другого выхода не было, только так.
— Дерек! — Джули схватила его за руку. — Нет!
Он отмахнулся от нее. Он должен был добраться до женщины. Бороться с потоком магии было бессмысленно. Это только еще больше истощило бы его, а он и так был слаб.
— Дерек!
Он оттолкнул ее. Она упала, и он направился к колонне.
— Он потерян, — передразнил Адамс. — Он молод и холост. Он не может устоять перед Летавицей [2]. В ней прямо-таки непревзойденная сила. Одна-единственная может очистить город от всех жителей.
— Дерек!
Он услышал, как она пытается догнать его, и краем глаза увидел, как Адамс вытащил нож и встал у нее на пути.
— Ты умрешь следующим, — прорычала Джули.
— Я принял меры. У меня есть защита. У него ее нет. Упавшая звезда утолит его голод и высосет досуха. Теперь только ты и я.
— Подойди ближе… Скажи, что любишь меня. Отдайся мне.
Он позволил магии тянуть его вперед. Она была слишком сильна, чтобы бороться. Он должен был отдаться ей. Он был почти у Пиллар Рок.
Адамс поднял руку. Грязная магия распространялась от него, как темные чернила.
— Евдокии это просто понравится.
— Какого черта тебе вообще понадобилась Летавица?
— Забавная штука в бандах, — сказал Калеб. — Девяносто процентов членов — мужчины в возрасте от пятнадцати до двадцати пяти. С бешеными гормонами и вряд ли способные к длительным привязанностям. Мужчина должен быть готов умереть за женщину, чтобы противостоять магии Летавицы. Такая преданность редко встречается. Завтра вечером я пройдусь с ней по Уоррену, и это будет концом моей войны за территорию.
Дерек запрыгнул на колонну и направился к ней. Она ждала, золотистая, теплая, готовая, ее волосы развевались вокруг нее, серебристые глаза сияли… Ему были видны Джули и Адамс внизу, среди луж.
— Я — герольд, — сказала Джули. В ее голосе прозвучали странные интонации. — Я служу Стражу города.
— Ну, твоей опекунши здесь нет. — Темная магия вокруг Адамса сгустилась. Черные змеевидные фигуры скользили внутри, отходя от него, каждая из них заканчивалась головой дракона-скелета, вооруженной острыми, как иглы, зубами.
— Ее кровь — моя кровь. Ее сила — моя сила.
Адамс остановился.
— Мило. Ты произносишь заклинание, малышка?
— Посмотри в мои глаза и отчайся. Ибо я — Наказание, и тебе не избежать меня.
Черные дымчатые змеи устремились к ней, их скелетообразные рты широко открылись, дымчатые тела вздымались черным.
Из нее вырвалась магия, разметав дымчатых змей в стороны. На долю секунды Адамс замер, его лицо было потрясено.
Джули открыла рот.
— Карсаран. — Звук потряс ее, и она упала на колени.
Невидимая сила сбила Адамса с ног. Его тело застыло. Резкая короткая дрожь сотрясла его с громким тошнотворным треском, словно каждая кость в теле чернокнижника сломалась. Тело упало на землю.
Джули выпрямилась, тыльной стороной ладони вытерла кровь из носа, вытащила топорик и направилась к Адамсу, сжав губы в жесткую линию.
Дерек увидел разинутый рот Адамса.
— Он все равно умрет, — выдавил колдун.
— Приди, возлюбленный… Подари мне свою любовь. Я исцелю тебя.
— Уже иду, — сказал он. Он был почти рядом с ней, с этим небесно-податливым телом, таким мягким, таким жаждущим его. Готовый. Весь в желании.
Джули размахнулась топором и рубанула.
Золотая женщина раскрыла объятия. Она была так прекрасна, что ему захотелось заплакать. Он хотел ее тела. Заявить на нее права, почувствовать ее плоть под своими пальцами… Она улыбнулась ему, и образы ее губ закружились в его голове. Его не волновало, что ее рот был полон острых зубов. Он хотел попробовать на вкус эти алые губы. Потребность была, но исходила она не от него.
Она протянула руку и погладила его лицо кончиками пальцев. Ее серебристые глаза сияли. Ее голос перешел в потрясенный шепот.
— Ты принадлежишь кому-то другому.
— Да. — Его тело держалось из последних сил. Волк вырвался и ткнул когтистой рукой ей в грудь. Его когти вонзились ей в сердце, и он вырвал его.
Она потрясенно закричала, оскалив акульи зубы. Ее тело превратилось в пепел. Какое-то мгновение ее фигура не рассыпалась, а затем ветер унес ее со скалы в сторону города.
Он так устал, что не почувствовал, как падает. Он не слышал крика Джули.
* * *
КОГДА ОН ОТКРЫЛ ГЛАЗА, небо снова было успокаивающей ночной синевой. Он был укрыт тонким одеялом. Ему было тепло и болело в дюжине мест, последние крупинки серебра горели внутри него, как угасающие угли, когда его
