солидное учреждение… Интуиция подсказывала, что ничего хорошего от новой работы ей ждать не придется.
— Так ведь это хорошая возможность для тебя, разве нет? — инара Виола подняла глаза от вышивки, внимательно вглядываясь в лицо чем-то недовольной дочери. — Шанс применить свои способности по назначению, как ты и хотела.
— Хотела, но… — Таша страдальчески сморщилась и махнула рукой: она не могла подобрать слов, чтобы описать свое состояние, чтобы правильно выразить обуревавшие ее сомнения. — Не так.
Мама небрежно воткнула в канву иголку, отложила пяльцы и похлопала рукой по колену:
— Иди сюда, ребенок.
«Ребенок» фыркнула, но с готовностью устроилась на полу рядом с матерью, постепенно расслабляясь под перебирающими волосы руками и вслушиваясь в спокойный голос.
— «Не так», я понимаю — это из-за смерти той девочки, Селии? Милая, но ты ведь к этому не имеешь ни малейшего отношения.
— Не имею. Но людям это не помешает смотреть на меня с выражением: «Воспользовалась смертью однокурсницы, бессовестная выскочка». И я обману прежде всего себя, если скажу, что мне плевать на мнение окружающих. Потому что именно так я себя и чувствую — наживающейся на чужом несчастье.
— Ты зря так думаешь и зря себя накручиваешь., - ласково попеняла Виола, по забытой много лет назад привычке пощекотав взрослую дочь за ухом. — Никто о тебе так не подумает, и тебе на стоит. Судьба Селии сложилась именно так, как сложилась, а винить тебя в том, что тебе предложили работу, которой должна была занимать она, люди не имеют никакого права.
Таша, поежившись и непроизвольно хихикнув от щекотки, вздохнула:
— И все же я так и вижу эти мрачные лица и недовольные взгляды, а на лбу каждого встречного крупными буквами будет написано «Выскочка». Бр-р, — девушка передернула плечами и сильнее прижалась к матери. — Ты еще моего работодателя не видела. Если все, кто сидят под его крылышком, в таком же «восторге» от моего появления, мне проще будет тихо самоубиться где-нибудь в уголочке.
— И это говорит моя дочь? — возмутилась Виола, шутливо потянув Ташу за рыжую прядь. — Мой вечно неунывающий огонечек? Выбрось эти мысли из головы, Таша. Они не обвинять должны, а благодарить звезды за то, что нашелся такой редкий специалист, как ты. А ты ведь докажешь всем, что стоишь многого, верно? Никто не посмеет кинуть на мою девочку ни единого косого взгляда.
Виола снова зарылась пальцами в густые огненные кудри, перебирая пряди и слегка массируя кожу. Волнение Таши она понять могла, но куда больше она переживала из-за Деррика Ирлина, про которого не слышала ни одного хорошего отзыва. Ей с трудом удавалось удерживать на лице маску спокойствия и при этом утешать дочь, в то время как внутри все сжималось от осознания того, что Таше придется работать под началом этой беспринципной сволочи. Виолу совсем не смущало то, что мнение о следователе она составляет лишь по рассказам других, будучи сама с ним незнакома. Но ведь если по городу гуляет столько ужасных сплетен — и ни единого хорошего словечка в его защиту, разве это не показатель? А то, как он буквально принудил Ташу? Коллеги и возможные косые взгляды, которых пока нет и, скорее всего, не будет, инару Ллоривель смущали куда меньше, чем изгнанный из рода бывший Де'Ирлин.
— Спасибо, мам, — тихо поблагодарила Таша после недолгого молчания.
Виола улыбнулась, глядя на сидящую у ее кресла уже взрослую, но все же еще такую маленькую дочь:
— Хочешь, я заплету тебе волосы? Как в детстве?
— Хочу! — с затаенной радостью выдохнула девушка, устраиваясь поудобней. Мама давно ее не заплетала, этот ритуал Таша оборвала сама, еще когда училась в младших классах — казалось несолидным быть причесанным мамой. А сейчас такое времяпрепровождение казалось не доказательством собственной «детсткости», а драгоценными минутами спокойствия и краткого возвращения в тот период, когда была совсем малышкой, не обремененной множеством забот. Таша давно уже сама научилась справляться со своей непослушной гривой, но ведь это совсем разные действия: быстренько перед зеркалом соорудить на голове нечто интересное — или отдаться прикосновениям знакомых с рождения рук, которые, может, и не сотворят чего-то изящного, но зато подарят чувство защищенности и поддержки.
Расслабившись, девушка закрыла глаза. Пусть хотя бы на некоторое время, но — прочь все проблемы и заботы.
Сминая в кулаке листок-напоминалку, Таша стояла перед зданием центрального управления городской стражи. Если верить Деррику Ирлину, здесь теперь — ее новое место работы. И чем дольше она смотрела на расположенное на другой стороне улицы управление, тем меньше девушке хотелось подходить к нему.
Достаточно старое — больше сотни лет, скорее всего, — здание сохранилось в идеальном состоянии. На этом его плюсы и заканчивались. Из мрачного темно-серого камня, четырехэтажное, приземистое и на вид неприветливое, оно отталкивало. Не смягчали невольной (или наоборот — задуманной?) угрозы ни арочные окна, уменьшающиеся с каждым этажом, ни странные барельефы, украшающие фасад. Желание войти у и без того сомневающейся Таши эта картинка отбивала основательно.
Но, с другой стороны, когда она отступала перед трудностями?
Ох, кажется, слишком часто в последнее время приходится повторять про себя эту фразу. Как бы в жизненный девиз не превратить.
Постояв еще немного, Таша все же наступила на горло своей мнительности относительно будущих коллег, отправила все нежелания погулять подальше — и ступила на дорогу. Подождала, пока перед носом перестанут проноситься самые разнообразные транспортные средства, и быстро добежала до управления. Поднялась по трем коротким ступенькам, расположенным по бокам низких перил, и вошла в просторный, залитый светом множества светильников, холл. Сердце билось в бешеном темпе, да и дышать почему-то стало трудно. Как бы визит в управление не обернулся самой большой ошибкой в ее жизни…
Позолоченная доска на колонне напротив входа подсказала, что ей нужно подняться на второй этаж — и налево. Впрочем, стоило девушке сделать лишь шаг в сторону широкой лестницы, которой место, скорее, где-нибудь во дворце, а не в управлении городской стражи, как снова пришлось замереть на месте. На верхней ступеньке Таша увидела капитана Ирлина, скрестившего руки на груди и совершенно очевидно ожидавшего, пока она приблизится к нему. Одетый в черную форму, застегнутую на все пуговички, сверлящий девушку недобрым взглядом, возвышающийся мрачной статуей капитан вызывал только одну мысль — послать все к подземным богам и вернуться домой, наплевав на собственные способности и возможности ими пользоваться. Настроенная почти все годы обучения на работу с отцом в теплой дружеской атмосфере, Таша совершенно не понимала, как сможет выдержать в начальниках Деррика Ирлина, который
