пробурившие себе дамбы на его массивном лице, выглядят усталыми. Я протягиваю руку, не успевая остановить себя.
— Ты, — отвечаю я.
— Давай, — шепчет он. — Коснись меня разок.
Кое-где сероватая кожа его лица раскаленной гладью ласкает подушечки моих пальцев. А не наоборот.
— Во всяком случае, мы теперь знаем, что можно выжить, ослушавшись Альфа-приказа.
— Знаем, — складывает он что-то в пакет и неверующе качает головой. — Знаем! Яна…
Развернувшись боком и поставив локти на колени, он протирает лицо.
— Я был неправ. Я сделал много ошибок с самого начала.
— Зачем ты отдал приказ, Каин. Зачем это все с… презентуй себя?
Он смотрит перед собой молча, некоторое время.
— Тебе не приходило в голову, что я просто очень сильно хочу это увидеть? Как ты презентуешь себя. Не приходило? Я из другого времени, льяна. Когда я сплю, я-я… вижу тебя в ошейнике. Вижу тебя всегда обнаженной в нашем доме. Я из такого времени. Тебе не приходило в голову, что я не специально всегда задавливаю… что иногда я просто кончусь, если хоть вздохи твои не послушать.
— Всегда обнаженной в… доме? — потрясенно выговариваю я.
— Из всего, что я сказал, ты это только выдернула, да?
— Не может быть такого, чтобы Омеги ходили все время голыми в доме!
— Кто бы об этом узнал, если это дом… Какой Альфа допустил, чтобы…
Да-да, если это дом оборотня.
Он разворачивается всего лишь чуть, но я сразу это замечаю. Накидка изорвана, а плоть над сердцем исцарапана. Каин отслеживает взгляд и неожиданно касается моего бедра.
— Ша, — приглушенно настаивает он, — не нервничаем. Всего лишь царапины.
Ему реально не стоило отдавать приказ… Одна мысль, что если бы я не выжила, то это убило бы и его…
— Ты ощущаешься как-то спокойнее, — медленно говорю.
От наблюдения за моими полузакрытыми глазами его взгляд спускается к моей оголенной груди. А затем на мякоть треугольника между ног. Пятерня на бедре горячкой проходится по длине моей ноги.
Он хочет сказать… что мой оголенный статус успокаивает его?
— Собранее, — неохотно отзывается он. — К сожалению, нахождение в двух метрах отсюда производит обратный эффект.
Мы дышим невпопад, а рука все еще застряла на моей ноге бесконечностью поглаживаний.
Когда он поднимает на меня глаза, я удивлена увидеть в них застывший напряжением туман.
Словно он больше не знает наверняка, что испытывает.
— Я прошу метку, — тихо произносит Каин.
— Можно… можно ты сделаешь без штампа. Сам? — еле выдавливаю из себя.
Непроницаемо и неподвижно, он будто бы увяз в моем взгляде. Я чувствую себя обнаженной. И не потому что он уже держит свою руку на моем животе.
— Спасибо, — отвечает прямо мне в кисть, и я не успеваю даже выдохнуть, как слюна холодит кожу, а укус резцами дотягивается раскаленной спицей прямо до сердца…
… и вонзает гормональные клыки в перекачивающие кровь камеры, отбивающие жизнь стуком у грудины.
Эхо наших обоюдных стонов влажным сквозняком проходится по всей длине моего тела.
Каин впускает и впускает слюну в ранку, и мы встречаемся глазами, как шквал штормового прибоя обрушивается на незыблемые скалы.
Он наспех выцеловывает кожу на моей руке до локтя, и вроде как я тяну его за волосы к себе, а может быть, он несдержанно цепляет меня за затылок…
— Будь со мной, — повторяет он гортанно, — будь со мной. Разве это много. Разве прошу я много?
Я могу отвечать лишь осторожными движениями языка, так как его поцелуи вдавливают меня в твердь его тела без просвета, и пекло….
… есть только пекло, прорастающее жадной лавой прямо из пространства, где одно сердце подслушивает, как бьется другое…
Каин проникает в меня жаром руки, чтобы смотреть как я беру, я беру начальную ласку. Зачем-то я мгновенно подставляю ему шею, а он срывается на захватах моих сосков — жмакает, лижет, прикусывает и по влажному кругу снова, — и я ошеломленно захлебываюсь стонами, они будто из легких вырываются паром.
Ему не удается навалиться на меня, как мы оба желаем. Я даже стискиваю кожу под жесткой щеткой волос у взмокшей шеи, призывая вжимать меня глубже, раскрывать шире, задвигаться наконец сильнее и когда уже он протиснется внутрь, когда!
— Тебе нужен диван побольше, — задыхаюсь я и умираю, но эту назойливую речь не остановить, будь она проклята, — знаешь, где…
Рапид перехватывает мои слова, и грузом напора вдавливает в меня яростный поцелуй, я довольна, да, и Омега внутри затаила дыхание, когда…
… Каин подбрасывает меня на себя, и сталь размашистых плечей под ладонями чудится мне бьющей ключом жизнью, силой, что когда-то журчала и погибла в скале…
— Будешь со мной? Скажи, что будешь, — смотрит он на моем лице на все одновременно.
И ищет — прямо душой из серого шторма вокруг мглистых зрачков — ищет где же точно я, где же поймать и схватить ему меня раз и навсегда.
— Я здесь, — шепчу ему в губы, упираясь лбом в хмурую складку между бровями. — Я здесь, с тобой. Я буду, Каин.
И не выпускаю его голову из плена собственных ладоней, когда он медленно опускает меня бесконечную длину древесного стола.
Разделяем вдохи и выдохи, один из одним, как он медленно проникает в меня. Хочу знать, кто нанес раны, превратившиеся в шрамы. Хочу знать, почему в глазах его столько тумана. Видит ли он меня?
— Каин, — тянется мой голос рассеянно. — Альфа.
Глухой рык пробирается наружу прямо из его горла. Когда он выдыхает его в меня, то твердая плоть, раскаляющаяся уже внутри моего тела, достигает предела и в протесте будто бы начинает разбухать еще больше.
Не сразу осознаю, что теперь сдавливаю его нависающую голову еще сильнее.
Пружиной свободы спазм пробирается по моему телу к верху, и я срываюсь стоном — словно с разбегу прыгнула в теплые бурлящие воды, спасаясь от холода.
Кожа переживает шок, как и ее изнанка, а Каин цепляет мою губу зубами, а потом и вовсе проникает в мой рот.
Он заходится беспорядочными рывками, намереваясь самого себя обогнать, а я вся собралась напряжением вокруг его ласкового, но настойчивого языка.
От переизбытка волнующей слюны и давления изнутри, я закрываю глаза…
… а узел враз расталкивает стенки моего влагалища для своего господства и взрывается.
Экстаз накатывает мелкими волнами прибоя.
Я ошеломленно впиваюсь ладонями в напрягшиеся руки Альфы, нависающим надо мной.
Узел изливается, мгновение за мгновением ударяя семенем, я чувствую… чувствую крошечное изменение даже в объеме. Потому что каждый выброс порождает волну удовольствия, и