и страха, чтобы заставить себя думать. Я придумываю несколько разных вариантов, как освободиться — например, попробовать убрать камни один за другим. Но я не могу перевернуться на спину или сесть, и мое тело не способно извернуться в нужное положение.
Я реально оказалась в ловушке.
Я продолжаю пытаться. Я не знаю, как долго занимаюсь этим, но я изгибаюсь, борюсь и тянусь, но в итоге я слишком устаю и замерзаю, чтобы двигаться.
Потом я просто лежу.
Кэл меня найдет.
Само собой, он пойдет искать, когда я не вернусь.
Но я так разозлилась на него. Может, он решит, что я убежала намеренно.
Он не дал мне убежать два с половиной года назад, после смерти Дерека, и он не позволит мне сделать это сейчас. Он определенно будет искать. Но может, он не сумеет меня найти. Мне лишь время от времени удавалось пробить снег и оставить след. И я сошла с гравийной дорожки, где меня легко было бы заметить.
Я дрожу, стучу зубами и пытаюсь шевелить ладонями, но вскоре почти не чувствую их.
Типичная я, правда. Я пережила апокалипсис, но в итоге замерзну насмерть, спасая неблагодарного кардинала в разгар ссоры с раздражающим засранцем.
Вскоре я погружаюсь в онемелый, расплывчатый транс. Я немножко молюсь, хотя я не уверена, что на свете остался бог, способный меня услышать.
Такое чувство, будто я засыпаю, но это не так. Это странное состояние застывшей бессознательности. Я не имею ни малейшего понятия, сколько времени прошло, но тут крохотная часть моего разума узнает слабый голос.
Голос. Кэла. Вдалеке.
— Рэйчел! — пауза. Затем: — Рэйчел! Бл*дь, где ты?
Он правда пришел за мной. Я знала, что он придет. Но он до сих пор слишком далеко, чтобы помочь.
— Рэйчел! — теперь он кажется чуть ближе.
Та же часть моего разума (маленькая, отрешенная, которая откуда-то знает, что я могу думать, говорить и делать вещи) начинает кричать на меня. Кричит, и кричит, и кричит, пока мне не удается заставить горло работать.
— Я здесь, — слова звучат хрипло и надломленно. Слишком слабо, чтобы кто-то расслышал.
— Рэйчел! — он еще ближе. Может, он идет по гравийной дорожке. Он не может быть сильно далеко. Я сделала всего несколько шагов к этому проклятому костровищу.
— Кэл! — удается выдавить мне. Негромко, но лучше, чем в первый раз. — Кэл! Я здесь!
— Рэйчел? — его не видно, но он как будто меня услышал. Через несколько секунд он добавляет: — Подай голос еще раз. Я не могу тебя найти, — его голос срывается на последних двух словах.
Я собираю всю энергию, что во мне осталась, и стараюсь направить ее в голос.
— Я здесь! Здесь!
Я надеюсь, что этого достаточно, потому что я сомневаюсь, что мое горло снова что-то выдавит. Такое чувство, будто слезы застывают прямо на моем лице.
Без предупреждения большое тело Кэла вырывается из-за деревьев, устремляясь ко мне. Он создает много шума. Такое чувство, будто от его присутствия сам воздух болезненно вибрирует.
Я давлюсь от облегченных рыданий, когда он опускается на колени рядом со мной.
— Ох бл*дь, малышка. Что ты наделала? — он кажется настоящим. Полным эмоций. Таким же сломленным, как и я.
— Я не… — я давлюсь и пытаюсь снова пошевелиться, но просто не могу подняться. — Я не хотела.
Он продолжает бормотать «Ох бл*дь», пока быстро убирает с меня камни, а затем берет меня на руки, будто баюкая, и выносит из леса обратно на гравийную дорожку.
Я все еще в том странном размытом трансе, но я осознаю достаточно, чтобы отчаянно цепляться за него. Почти все мое тело болит, а то, что не болит, пугающе онемело. Мои зубы стучат так сильно, что ноют челюсти.
Как только мы возвращаемся в хижину, теплый воздух словно атакует меня. Я хнычу, ахаю и ерзаю в его хватке.
Кэл не отпускает меня. Он кладет меня на свою кровать, расположенную как и моя прямо возле дровяной печки, снимает мои перчатки, шапку, шарф и пальто, затем начинает массировать мои ладони и предплечья.
Я ничего в них не чувствую. Даже его прикосновения.
Я дрожу и шмыгаю носом. Я слишком сонная, чтобы рыдать, хотя мне очень хочется этого. Я продолжаю попытки отстраниться от Кэла, но даже не знаю, почему.
Я пытаюсь что-то сказать, но не могу. Я ничего не могу сделать. Я сейчас должна что-то чувствовать, но не чувствую.
Так что я закрываю глаза и перестаю сопротивляться. Я даже больше не дрожу.
— Нет, нет, нет, нет, нет, малышка, — хрипло бормочет Кэл. — Не смей так делать, — он сдвигает руки, чтобы растирать мое лицо и шею. — Не смей засыпать.
Поэтому я все же бодрствую. Пытаюсь, во всяком случае. Хотя бы потому, что Кэл кажется абсолютно отчаявшимся, и мне не нравится, когда он так расстроен.
Спустя минуту он перестает растирать меня, так что я открываю глаза, чтобы посмотреть, что он делает. Он встал и снимает куртку, шапку и обувь. Затем забирается в постель вместе со мной и обнимает сзади, окружая меня своим большим и теплым телом.
Он тянется через меня и продолжает растирать мои ладони.
Через несколько минут я опять начинаю дрожать.
— Вот так, — бормочет он прямо над моим ухом. — С тобой все будет хорошо. Ты должна быть в порядке.
— Моя лодыжка очень болит, — выдавливаю я. Теперь я снова чувствую ее, и она разъяренно пульсирует.
— Знаю. Я скоро ей займусь, но мне нужно сначала тебя согреть.
Мои зубы опять начали стучать, и я это ненавижу. Я все ненавижу. Из моего горла вырывается несколько всхлипов.
— Даже не думай засыпать, малышка. Это все моя вина. Я это знаю. Можешь ненавидеть меня за это, но я не позволю тебе бросить меня.
Я начинаю плакать по-настоящему.
Ну теперь он хотя бы разговаривает со мной. Хотя бы кажется, что он правда хочет видеть меня рядом.
— Все хорошо. Все будет хорошо. С тобой все будет хорошо.
— Теперь все болит, — и это правда. Такое чувство, будто кто-то тычет иголками в мои ладони, стопы и щеки.
— Знаю. Это кровь снова начинает циркулировать. Я понимаю, что больно, но это хорошо.
— Не тебе же больно.
— Знаю, что не мне. Хотелось бы мне забрать ее. На твоем месте должен был быть я.
Это заставляет меня плакать еще сильнее. Я нахожу в себе силы развернуться в его объятиях, чтобы рыдать в его грудь. Он крепко обнимает меня обеими руками и также окружает согнутыми ногами.
Даже когда я
