− Да, не так бы я хотел проводить ночи с женой, − с грустным вздохом заметил он, зарываясь сзади в мои волосы.
− Ты же держишь меня в объятиях, − возразила я мужу.
− Одетую, если так можно выразиться, − возразил он мне в ответ. − В доме моей матери, где я ничего не могу себе позволить кроме этих невинных объятий. И, вместо того, чтобы покрывать поцелуями твое тело, пытаясь заставить тебя первой нарушить уговор, мы говорим о делах. − Он замолчал ненадолго, а затем продолжил. − Ты говорила кому-то еще о сегодняшнем открытии?
− Нет. Я собиралась рассказать доктору Руссо, но не успела этого сделать. А потом твоя мама строго наказала никому ничего не говорить, даже ей. И обязательно рассказать все тебе. Думаешь, она подозревает его в чем-то?
− Утром я расскажу тебе все, − Дэсмонд обнял меня еще крепче. − А теперь спи, любимая моя. И пусть все твои сны будут обо мне.
Уже погружаясь в сон, я улыбнулась, ведь это было впервые, когда герой моих ночных грез разделял со мной ночь наяву.
16
Он смотрел, как она спит в его объятиях, такая нежная и беззащитная. Так безусловно поверившая ему. И безоглядно доверившая себя. Как бы он ни старался оградить ее от опасности, та как будто специально находила ее. И с каждым новым открытием ситуация становилась все опаснее. Как будто что-то или кто-то специально вовлекал их в смертельную игру. Ловушку, из которой могло не оказаться выхода.
− Доброе утро, − я сонно пошевелилась в объятиях Дэсмонда.
− Самое доброе, − он улыбнулся мне, нежно погладив по щеке.
− А поцелуй? − притворно возмутилась я. И задохнулась, когда он без промедления поцеловал меня. А потом, как и вчера, резко отстранился, желая сдержать себя. Кончиками пальцев он очертил контур моих губ, смотря в мои глаза. Он улыбался, но в его улыбке таилась какая-то грусть.
− Что тебя печалит? − спросила я, заключая в ладони его лицо. В ответ он потерся колючей щекой о мою руку.
− То, что я больше не могу удерживать тебя вдали от войны, пусть и необъявленной, но разгорающейся все больше. Держать тебя в неведении − значит подвергать еще большей опасности. А я не могу тебя потерять. Не теперь, когда только отыскал среди тысяч незнакомцев.
− Ты и не потеряешь. Никогда. − Я подалась вперед, дотрагиваясь своими губами до его губ. А затем углубляя поцелуй. Впервые делая это сама.
− Хочешь отвлечь меня? − через некоторое время с притворной строгостью посмотрел на меня Дэсмонд.
− Не хочу вставать. Не хочу, чтобы это все заканчивалось, − кивнула я, не выпуская его из объятий. − Но за окном уже вовсю расцветает новый день, − я посмотрела в окно, в которое проникали первые лучи рассветного солнца, − и это значит, что скоро нужно будет спускаться к завтраку.
− Но перед этим я хочу тебя кое с кем познакомить. − Дэсмонд дотянулся до оставленного вчера на кресле халата и подал его мне. − Здесь совсем рядом, этого тебе будет достаточно.
Я была удивлена, но не стала задавать вопросов, когда, выйдя из комнаты, Дэсмонд взял меня за руку и повел вдоль длинного коридора, остановившись у двери в самом его конце. Открыв ее, Дэсмонд пропустил меня внутрь, а потом зашел сам, закрывая дверь изнутри. Не успела я подумать, зачем мы пришли в эту самую обычную на первый взгляд комнату, как Дэсмонд подошел к книжным стеллажам, стоящим у противоположной стены, и нажал на какой-то рычаг, открывая в стене проход.
Скрытая по ту сторону стены комната была озарена неярким светом магических ламп. В ее центре стояла функциональная кровать, которую было привычно видеть в больничной палате, а не в герцогском особняке. На ней, подключенный к системе магического жизнеобеспечения, лежал мужчина.
− Я бы хотел, чтобы ваше знакомство произошло иначе, но, к сожалению, это не в моих силах, − сказал Дэсмонд, вставая за моей спиной. − Элена, я бы хотел представить тебе моего отца, предыдущего герцога Ривельского.
− Но как? − только и сумела произнести я, не веря тому, что видела перед собой.
− Как семейная магия приняла меня в качестве нового герцога, если мой отец все еще жив? Это очень хороший вопрос, Элена. Я сам неоднократно задавался и продолжаю задаваться им. Полагаю, что там, где сейчас пребывает мой отец, на границе мира живых и мертвых, магия подчиняется иным законам, чем в нашем мире. А потому для семейной магии он невидим.
− На краю вечности, − тихо проговорила я. − Там, где можно быть живым и неживым одновременно. Все думали, что это невозможно, а на самом деле… − Я развернулась в объятиях Дэсмонда и, подняв голову, посмотрела в его лицо. − Ты знаешь, около двадцати лет назад профессор Сплендери предположил, что существует некая грань пространства, где магическая энергия преломляется, и потому там действуют законы, отличные от законов нашего мира. Там привычные нам вещи могут приобретать другое состояние. Так, в нашем мире мы можем воспринимать живое существо только в двух отдельных состояниях − как живое и как неживое. А там они возможны оба одновременно. Возникает дуализм, определяемый иными свойствами пространства и циркулирующей в нем магии.
− Откуда ты все это знаешь, моя умная жена? − удивленно спросил Дэсмонд.
− Какое-то время профессор Франческо Сплендери часто бывал у нас дома в гостях, и они с дедушкой много обсуждали эту его теорию. Но научное сообщество не приняло ее, посчитав бездоказательной. Профессор подтвердил свои предположения математическими расчетами, но его коллегам требовались экспериментальные доказательства. Поэтому теория «края вечности» не получила широкой огласки.
− Что стало потом с этим профессором?
− Когда его теорию не признали, он решил полностью посвятить себя науке, прекратив контакты с остальными учеными. Не уверена, но возможно, что наша семья была единственной, с кем он общался. А потом… Я даже не знаю. Он просто перестал приезжать к нам. Но вскоре не стало дедушки, и исчезновение профессора из нашей жизни отошло на дальний план.
− Теперь, возможно, к его теории отнеслись бы иначе, − глухо произнес Дэсмонд, глядя на своего отца.
− Как вам удается поддерживать его в этом состоянии?
− Магические накопители. Сапфировые и рубиновые звезды.
− Но как вы смогли объединить их в единый магический контур? − Я вгляделась в лежащего герцога и окружающие его и проходящие через него потоки магии. − Накопители работают вместе, как единый организм, при этом усиливая друг друга. Это же невозможно, то есть, считается таковым!
− Все эти камни раньше составляли браслет, который отец подарил маме на свадьбу. Она не раз говорила мне, что, застегивая браслет на ее запястье, отец сказал, что в нем скрыта великая сила, и что он сможет защитить ее от смерти. Мама носила его не снимая, и впервые расстегнула в тот день, когда с отцом это произошло. Уже после, чтобы достать камни из оправы и поместить их в магический контур. Но, даже разделенный на камни, браслет продолжает хранить ее от смерти. Сохраняя жизнь отцу, он сохраняет жизнь и маме.
Я понимала, что хочет сказать этим Дэсмонд. Не станет его отца, и его мама перешагнет порог вечности вслед за ним, не вынеся разлуки с любимым. Я сделала шаг вперед, и посмотрела на лежащего недвижимо герцога. Дэсмонд был очень похож на него. И я отчаянно надеялась, что мне никогда не придется видеть его таким же безучастным и далеким.
− Расскажешь мне? − я взяла мужа за руку, заглянув ему в глаза.
− Не здесь, − кивнул он, уводя меня из этого печального места.
Мы спустились в гостиную, где нас уже ждал накрытый завтрак, и только после этого Дэсмонд начал рассказ.
− Все началось чуть больше года назад, точнее, в это время я заметил, что с отцом что-то происходит. Это было заметно только тем, кто его очень хорошо его знал, но я видел, что его что-то гнетет. На мой вопрос он ответил только, что не хочет вовлекать меня в то, что происходит. Что ни единой тени подозрений не должно упасть на меня как на наследника герцогского титула. И, чтобы еще больше обезопасить меня, он отправил меня в дальнюю поездку за пределы Аворы.
