с горы им ничто не мешало, даже проклятый шиповник, ежевика, малина и заросли хмеля. Они молча бежали на горящие внизу огни и, чем ближе подбирались, тем сильней в нос било палёным. И свежей кровью, как без неё.
С ветром им повезло, чужая стая не могла их учуять, а увидеть приближение мешали деревья, густой кустарник и то, что, загнав жертву, охотники себя жертвой не чувствуют и редко оглядываются по сторонам.
До места стычки оставалось около трети пути, когда внизу завыл альфа — громко и мощно. Ему дружно ответили, но Хольгера удивило другое: выл не Маркус. Уж голос Маркуса он бы узнал.
На призыв альфы ответил медведь, перекрыв мощнейшим рыком и злобное волчье рычание, и затихающие крики мучительной боли.
Далеко. Хольгер пытался хоть что-то разглядеть сквозь частокол деревьев, но увидел лишь огни и движение неясных теней.
Новый призыв вожака словно за поводок потянул: быстрей! И Хольгер постарался быстрей, ещё быстрей, так быстро, как только возможно.
Прыгая через поваленное дерево, он нашёл медведя взглядом — тот стоял на задних ногах, драл глотку рыком. Выстроившиеся полукругом волки вторили ему. Перед ними лежала перевёрнутая карета, вокруг неё горели огни.
Сколько их там? Хольгер никак не мог сосчитать, деревья мешали. Медведь-то точно один, а бродящих кругом кареты волков — неизвестно. Но что противников в разы больше — так точно.
С таким раскладом не победить, и Хольгер должен был бежать не сюда, а отсюда, но ноги будто сами несли и его, и всю его стаю с горящими от возбуждения глазами и шерстью, поднятой на загривках.
На что они надеялись? Отсидеться в кустах и всё разузнать — точно нет. Все они, даже Изи — безумцы, любящие хорошие битвы. Берсерки по духу, как и он, Хольгер-берсерк, альфа-властитель Соколиных утёсов.
Медведь мощно зарычал, предупреждая, что готов убивать. Его рык становился всё громче. Бьёрн-людоед надрывал горло так, будто шёл против равного или целой стаи. Он, несомненно, боялся. Но кого мог испугаться чудовищно сильный огромный медведь?
До дороги оставалось всего ничего — преодолеть с десяток деревьев по склону, когда рык медведя оборвался изумлённым, испуганным визгом, а огромная тёмная фигура запылала огнём. Волки отпрянули врассыпную, и Хольгер выбрал минуту чужого смятения, чтобы остановиться, поднять голову и завыть — яростно, дико, как всегда в битвах, возвещая, что на поле боя выходит берсерк.
Одного его страшного воя хватило, чтобы ряды противника смешались, а самые трусливые поджали хвосты. Несколько серых теней бросилось под прикрытие кустов на той стороне дороге, остальные сбились в кучу, не зная, что делать, и мешая друг другу. Медведь рычал и катался по снегу, безуспешно пытаясь сбить пламя, рассыпая вокруг себя яркие искры, крохотными язычками остающимися гореть на снегу.
И в эту смятенную толпу ворвался скалящий острые клыки Хольгер и его беты. А уж они точно знали, что делать там, где каждый, кроме них — враг.
Под рёв медведя, визг и клацанье челюстей Хольгер провёл свою самую быструю победоносную битву. Ему хватило нескольких минут и десятка людей, чтобы обратить в бегство стаю втрое-вчетверо больше.
Он рычал, рвал зубами, сбивал с ног всех, кто не свой, и вскоре на дороге, кроме катающегося по снегу, пылающего, словно хорошо промасленный факел, медведя и перевёрнутой кареты, в тени которой прятался кто-то в белых мехах, никого не осталось.
Хольгер обежал поле боя по кругу, но никого не нашёл, кроме трупов. Из четвёрки павших лошадей на одну даже ему было страшно смотреть — видно, бедняга пришлась медведю по вкусу.
Из двух мёртвых людей только один был человеком — тот, чьё тело оказалось в сугробе, оставив снаружи лишь сапоги. Вторым мертвецом оказался обгорелый волк в человеческой форме. Его Хольгер сразу узнал, и, пусть и воняло ужасно, не отказал себе в удовольствии помочиться.
Крысе — крысиная смерть. И даже приятно, что не нужно мараться о такое ничтожество.
Хольгер вернулся к своим, поглядывая то на катающегося по снегу медведя, то на прячущегося под прикрытием кареты человека. Внутри неё тоже кто-то был, но угрозы собой не представлял. А вот снаружи находилась женщина, судя по запаху — молодая, испуганная, вкусная, а если вспомнить о незавидной судьбе Маркуса — крайне опасная.
Тут и гадать нечего, кто она — ведьма. Об их племени Хольгер всё знал, потому и собирался держаться подальше.
«Ей достаточно в глаза заглянуть, чтобы волк лишился души и стал привязчивым, будто собака, — вспомнился бабушкин голос, треск огня и завывания зимнего ветра в камине. — Если встретится тебе такая на жизненном пути, Хогги, беги от неё, чтобы аж пятки сверкали. Обещай, что исполнишь».
Маленький Хогги, разумеется, дал слово избегать коварных обольстительных ведьм, взрослый Хольгер собирался последовать совету бабушки в точности — убежать и поскорей, тем более дела не ждали.
Хольгер помог ведьме, чем мог и хотел, и она ему помогла, так что они были квиты. А лезть к ведьмам — себе дороже, да и опасно. Все они такие или только одна, но пахла молодая ведьма прекрасно, даже вонь горящей плоти и шерсти не могла перебить чарующий аромат.
Медведь всё ещё катался по снегу, но волшебное пламя не гасло, разгоралось сильней, оставляло на белом пылающие капли и лужи. Изи подобралась к ближайшему огоньку, потянулась к нему любопытным носом. Хольгер зарычал, впервые за день всерьёз осаживая сестру — испугался.
«Мы уходим», — рыкнул он, созывая своих, исследующих всё вокруг и отдыхающих.
Изи попятилась и села на снег, наклонила голову на бок. Ей не потребовалось обращаться и говорить человеческим языком, он и так её понял: «Как уходить, когда здесь столько нового и интересного? Разве мы со спасёнными людьми даже не познакомимся?»
«Нет», — ответил Хольгер и вновь рыкнул, созывая других любопытных и своевольных.
Двух из десяти бет не хватило — видимо, всё ещё рыскали по кустам и не слышали зова. Хольгер поднял голову и громко завыл.
Вой резко оборвался, когда пришла острая боль — ударила в левый бок, обожгла всё нутро, сбила с ног. Перед глазами вдруг стало темно, и он лишь успел удивиться. Как же так? Его победили?
Глава 15. Агнешка. Спасители
Нападавшие скрылись в лесу, прогнавшие их волки близко к карете не подходили, и Агнешка со слезами на глазах принялась за молитву. Её всё ещё трясло из-за пережитого ужаса, но милостью Творца она была спасена. Обе они спасены: с другой стороны днища кареты доносилось бормотание Фицы. Та молилась
