Она открыла глаза, когда белый силуэт был полностью охвачен голубой теплой энергией. Лицо мистера Осмонда теперь не выглядело таким болезненным, раны на нем зажили, а белая повязка на глазу перестала окрашиваться новой кровью. От увиденного Ева ощутила невероятный душевный подъем и с силой сжала в своей маленькой ручке кристалл, как бы выражая благодарность ему. Наверное, ей показалось, но амулет на секунду стал заметно теплее, как бы отвечая ей, а после вновь охладел.
— А теперь уходим. — тяжелая рука дьявола легла на плечо и уже через мгновение они стояли у черного выхода больницы.
Осмотревшись и удостоверившись, что никто не заметил их яркого появления, Райнхард кивнул сам себе.
— Если бы тут мимо проходила сейчас какая-нибудь медсестра и увидела нас, что бы ты сделал? — с отголоском подозрения в голосе спросила Ева.
— О, ну… — дьявол театрально протянул это «ну», с наигранным пафосом поправляя запонку на рукаве, — … мне бы пришлось ее убить, разумеется.
Ева успела побледнеть и измениться в лице, когда Райнхард ни с того ни с сего слегка щелкнул её по лбу указательным пальцем. Во взгляде его читалось откровенное: «да ты серьезно?», и этим жестом он, видимо, хотел вернуть девушку обратно на Землю, пока она не провалилась куда-нибудь в ад от ужаса.
— Разве я сказал не то, что ты хотела услышать? — он хмыкнул. — На деле же я просто стер бы ей память. За кого ты меня принимаешь?
— За дьявола?
— Не все дьяволы — убийцы, а ангелы — святоши. Запомни это как можно скорее.
Мужчина пошел вперед, и Еве пришлось догонять его, быстро передвигая ногами, дабы поспеть за размашистым солдатским шагом. Какое-то время они шли молча. Райнхарда словно оскорбил очередной стереотип смертных, прозвучавший из уст девушки.
— А почему мы просто не переместились домой? От больницы до нашего особняка идти довольно долго. — Ева не выдержала и нарушила неловкую тишину.
— Хочу прогуляться по вашему миру. — его голос был сух и бесцветен.
— Разве он тебе не противен? — девушка же, напротив, старалась вложить в свой тон отголосок некой детской подкупной наивности и заинтересованности.
— О, мне много что противно. Твой образ матери Терезы и стереотипное мышление о дьяволах, кстати, возглавляют этот список.
Ева вдруг затормозила на пятках и остановилась. От возмущения ноздри её надулись, а губы теперь были нервно поджаты. Она сжала покрепче кулак и, когда Райнхард всё-таки обернулся, опять смотря на неё с поднятой бровью, девушка недовольно выпалила:
— Ну, знаешь ли! Мне сегодня пришлось лечить кого-то по твоей вине! И вообще я очень добрый и скромный человек, иногда даже слишком, но когда ты открываешь рот, мне хочется… — она звучно выдохнула и вдолбила свои пятки посильнее в землю, — … хочется огреть тебя чем-нибудь тяжелым!
Подобные слова и поведение в целом были совершенно непривычны для Евы. Она всегда была довольно тихой и неконфликтной, во многом потому что боялась кого бы то ни было обидеть. Но этот экземпляр за два дня пробудил в ней какую-то незнакомую скрытую ярость. Хотелось не просто его «обидеть» и «чем-то огреть», но еще и закопать где-нибудь на заднем дворе. Может он начнет там прокапывать себе путь вниз, обратно домой?
В ответ на такое пылкое откровение наследницы Райнхард вдруг расплылся в какой-то очень уж противненькой улыбке. С секунду неотрывно смотря на девушку, он пожал плечами и ядовито усмехнулся вслух. Поворачиваясь к ней спиной и уже делая шаг вперед, он кинул в ответ лишь:
— Может, я просто тебе нравлюсь, глупенькая смертная?
— Чтооо? — протянула Ева вслед уходящему дьяволу. — Какой же ты… самодовольный болван! Это даже не смешно!
Она скрестила руки на груди и всё-таки проследовала следом за мужчиной, который более на неё не оборачивался, а просто тихо усмехался себе под нос. Он воспользовался очередной возможностью уязвить наследницу, и это отчего-то приносило ему невероятное удовольствие. В своей обычной жизни (насколько жизнь в аду можно таковой назвать) Райнхард не слыл пикатным шутником. На личном фронте он оставался солдатом — приходил, брал, уходил, не говоря лишних слов. Зачастую он попросту считал, что женщины не столь интересные создания, чтобы распыляться для них на шутки и кокетливые разговоры. Мог сыграть роль джентльмена, когда того требуют обстоятельства, но как только рубеж личного пространства был пройдет — девушку ожидал не жар страсти, а сдержанный высокомерный холодок. Случай с Евой же был какой-то особенный. Пожалуй, она была самым женственным существом, которое он встречал, просто благодаря её чистому сердцу, этой наивности и доброте. Кто бы ни были ее родители, они не зря окрестили её именем прародительницы. Впрочем, была еще причина, по которой дьявол не мог воспринимать юную Мерриман как просто красивую женщину, которой он может завладеть:
— Не волнуйся. — он сказал это так, как будто кидает в воздух какую-то ненужную фразу. — Как бы горячо ты ко мне не относилась…
— Желание огреть чем-нибудь — это не «горячее отношение». — несдержанно процедила Ева.
— Многие женщины, с которыми мне приходилось спать, с тобой бы поспорили. — театрально задумчиво ответил дьявол, а после стал неестественно спокоен, желая закончить свою прошлую мысль. — По закону мироздания между главными наследниками разных ветвей не может быть никаких связей. Это и обычным представителя наших рас запрещено, но часто закрывают глаза, а в нашем же случае — одного из нас или обоих просто лишат сил и любых почестей.
Лицо его было абсолютно бесцветным на эмоции. Повседневным движением он запустил пятерню в свои волосы, поправляя те. Плевать. Ему ведь до этого совсем нет дела, и он просто потешается над добренькой наивной смертной девочкой, вот и говорит об этом между делом. В трех мирах огромное количество горячих женщин, а он наследник Каина, которому простят даже межрасовый секс. Со всеми кроме неё. Да какого вообще черта? По писаниям религии здешних смертных это Ева должна тянуться к запретному плоду.
Однако пока в черной душе дьявола с болью и скрежетом вырывалось наружу странное зернышко сомнений, его юная спутница вдруг громко, искренне расхохоталась. В излюбленной эмоции скепсиса изогнув бровь вверх, Райнхард взглянул на хохочущую девчонку, которая впервые вот так раскатисто смеялась перед ним. Мужчина не сдержался и даже его уголки губ приподнялись, как бы дьявольскому сыну не хотелось сохранять полную отчужденность.
— Ну и чего смеешься?
— Я честно старалась расплакаться от новости, что мы никогда не будем вместе, но у меня не получилось. — она приложила ладошки к лицу и посмеивалась теперь в них, отчего выглядела по-детски чудесно, даже несмотря на всё ехидство ситуации.
Райнхард издал пару издевательских смешков ей в такт и покачал головой, как бы признавая, что девица не так проста, как кажется. Этот наплыв смеха разбавил шлейф негатива, тянущийся ранее за ними из самой больницы. Ева продолжала посмеиваться и старалась ловко беззлобно шутить на затронутую тему, но это явно была не её стезя. Впрочем, после очередной глупой шутки, когда девушка сама над собой же и рассмеялась, улыбаясь во всё лицо, Райнхард искоса как-то странно взглянул на неё. Еле заметный вдох и медленный выдох, в котором собралось всё мирское разочарование. Пусть вся бездна в один миг замерзнет или провалится еще глубже в недра Земли, однако, чёрт возьми, образ этой смертной находил в его черством сердце непонятный ему отклик. Всё внутри противно зудело от этого осознания, которому всё-таки дали пробиться наружу. Это шутка мироздания? Единственная женщина недоступная для его дьвольского влияния оказалась самым чудесным и женственным созданием во всех трех мирах. И какого вообще пекла ему так нравится некто столь светлый? Просто потому что она «запретна»? Или потому что он за свою жизнь насмотрелся на грязные души на всю оставшуюся вечность? Райнхарду не оставалось ничего кроме как, скрипя зубами, недовольно нахмуриться.
