— Хочешь знать, почему мы поругались?
— Если ты готов об этом рассказать…
— Она высказалась против нашей дружбы. Против тебя. Никто не смеет так говорить о тебе! Я послал ее, а она послала меня. Завтра заберу свои вещи и перееду на свою квартиру.
Я немного опешила от его реакции, но всё же решилась сказать:
— Ну, Глеб, её можно понять. Она твоя девушка, ей неприятно, что ты дружишь с другими…. Она просто ревнует тебя, ведь ты замечательный и очень симпатичный, — улыбнулась я.
— Ты считаешь меня симпатичным? — томно и с интересом посмотрел он.
— Да, считаю… — сказала я, стараясь не показывать смущение от его вопроса.
Он снова толкнул меня к стене, удерживая мои запястья. Он приблизился почти вплотную и, вдохнув аромат моих волос, едва коснулся губами шеи.
Моё тело ответило предательской дрожью. Я понимала, что начинаю испытывать к нему что-то большее, чем просто дружеские чувства.
Пульс участился, дыхание стало рваным и поверхностным, а по телу прошла волна жара. Грудь вздымалась, сердце беспорядочно колотилось, а губы хотели лишь одного — прикоснуться к его приоткрытым губам. Он посмотрел в глаза и отчаянно примкнул к моим губам. Поцелуй был глубоким и обжигающим. Глеб впечатал меня в стену, всё ближе и ближе прижимаясь своим телом. Наш поцелуй был словно ураган, сметающий всё на своём пути.
Если бы не плачь, проснувшейся в этот момент Киры, всё могло бы закончиться очень даже серьёзно. Я вырвалась из жарких объятий и пошла, успокаивать дочь.
Уложив Киру, я обнаружила Глеба спящим на диване в гостиной. Накрыв его клетчатым пледом, я отправилась спать в свою комнату.
Утром я сделала вид, что всё как обычно. Но не могла не думать о том, что между нами произошло ночью. Будто у обоих резко случилось помутнение рассудка.… Глеб тоже вел себя, как ни в чем не бывало, может специально, а может он просто не помнил о том, что между нами было.
Вскоре с работы пришёл отец и столкнулся на лестничной площадке с Глебом. Он не стал задавать лишних вопросов. И я этому была рада, потому что и сама не знала, как это объяснить.
Каждый вечер, ложась в постель, я прокручивала тот момент с Глебом. И все больше ловила себя на мысли, что он мне очень нравится. Если бы Кира нас тогда бы не прервала, мы бы точно переспали. Это одновременно пугало и вызывало интерес.
Было сложно определить, взаимны ли мои чувства, возможно он просто под влиянием алкоголя взялся за старое, а единственная девушка поблизости была я. Я не питала каких-то иллюзий по этому поводу. Глеб всегда относился ко мне хорошо, как к младшей сестре, но не более. С другими девушками он становился другим человеком — пошлым, ненасытным и несерьезным.
«Возможно, я вообще не в его вкусе» — думала я. Среди его девиц были такие красотки, что глядя на них, можно пустить слюнки. Они охотно «велись» на его подкаты, природное обаяние и харизму. И пусть он ничего никому не обещал, они были рады хорошо провести с ним время.
Однажды я спросила его, почему он не хочет серьезных отношений, на что он мне ответил, что его родители друг друга никогда по-настоящему не любили. А только портили жизнь себе и маленькому Глебу, постоянно изменяя друг другу и устраивая скандалы. Поначалу они очень хорошо притворялись идеальной семьей. Но позже, всё тайное стало явным. Поэтому Глеб просто не верил, что можно кого-то искренне любить. Он считал, что проще ни к кому не привязываться, ведь так не сможешь сделать больно ни себе, ни второй половинке.
Я была с ним не согласна. Я всегда верила в настоящую любовь, такую, которая была у моих родителей. Даже смерть не смогла их разлучить и разрушить их глубокие чувства. Папа ни на день не забывал о маме, иногда даже писал ей письма, которые потом сжигал.
Я верила, что когда придет настоящая любовь, ты не сможешь ей противиться. Все маски слетят, а убеждения и принципы полетят к чертовой бабушке. Человек против нее бессилен. И только, по-настоящему полюбив, ты становишься тем, кем должен быть.
В один из тёплых осенних дней мы с Кирой отправились в детскую поликлинику, чтобы пройти плановый медосмотр. Как раз туда, где проходил практику Глеб. Пока мы ждали своей очереди в кабинет, из-за угла вынырнул Глеб и, облокотившись о стену, спросил:
— Вы чего здесь? Заболели? — на его лице читалось лёгкое беспокойство — Принцесса, ну же иди к папочке на ручки — он потянулся к Кире и забрал ее у меня.
— Она ведь может привыкнуть, — улыбнулась я
— К рукам? Что за вздор? — удивился он.
Я сделала вид, что не обратила внимания на то, что Глеб назвал себя папочкой. Хотя внутри всё перевернулось, хотела бы я, чтобы это действительно было так. «Он бы стал хорошим и любящим отцом. Но не для Киры. Кому нужен чужой ребенок…» с горечью отметила я.
— Мы на медосмотр пришли. А ты как? — поинтересовалась я, немного смущаясь.
— Отлично! Как только снова стал холостым, жизнь наладилась и заиграла яркими красками, — улыбнулся он.
— Я рада за тебя, — с теплотой посмотрела я.
— Зайду вечером? — спросил Глеб, передавая мне дочь.
Я кивнула, одновременно радуясь и пугаясь.
Рядом стоящая мамочка с ребёнком, покосилась на нас, но он сделал невозмутимый вид и продолжил:
— Ладно, я побежал, а то опять орать будут, куда я опять пропал, — ухмыльнулся он.
Наконец, очередь дошла и до нас, и мы вошли в кабинет.
Пройдя ещё нескольких врачей, мы вернулись домой. Я была сильно обеспокоена. На приёме у невролога выяснилось, что Кира отстаёт в развитии. А именно, она почти не говорит в свои два года, не смотрит в глаза и не реагирует на имя. У меня было предчувствие, что что-то не так, но я старалась отгонять от себя плохие мысли, думала, может мозг еще не достаточно созрел, и она специально не реагирует на имя. Бывает же, что ребёнок заигрался и ничего не слышит. Тем более, тетя мне говорила, что у какого-то нашего родственника речь появилась только после трех лет, зато потом рот не закрывался.
В больнице мы проверили слух, и с этим у Киры проблем не было. Врач сказала, что это, скорее всего, последствия тяжёлых родов, мозг малышки какое-то время не получал кислород и его клетки стремительно погибали. Ещё она сказала, что, возможно, со временем всё восстановится, рекомендовала больше с ней заниматься и назначила лечение.
Вечером пришёл Глеб, как и обещал. К моему удивлению, он пришёл не с пустыми руками — а с настольной игрой, рассчитанной на троих человек. Я уложила Киру и мы с папой и Глебом сели играть и приятно проводить вечер.
О том, что между нами произошло ранее, мы не говорили, будто этого и не было. Глеб хороший друг, и мне бы не хотелось его терять из-за внезапно нахлынувших чувств. Думаю, он молчит по той же причине, хотя, возможно, правда ничего не помнит. В любом случае — это к лучшему.
Следующий день был на удивление солнечным и тёплым. Будто это не начало октября, а лишь середина сентября. Я собрала дочь, и мы отправились на прогулку.
Неподалёку от нашего дома была новенькая детская площадка, выполненная из прочного пластика в современном стиле. Чтобы до неё добраться, нужно было лишь пройти небольшой сквер, усыпанный желто-красной листвой. Было красиво, и легко дышалось свежим, но тёплым осенним воздухом.
Мы без труда добрались до площадки. Она оказалась совершенно пустой, что было удивительно, учитывая погоду. Кира в первую очередь побежала к разноцветной карусели, и после пары кругов на ней, потеряла интерес и двинулась к горке. На горке она тоже предпочла не задерживаться и, схватив меня за руку, потянула к качелям. Я усадила её и стала несильно раскачивать. В тот момент к качелям подбежала девчонка в джинсовой курточке и ярко розовой лёгкой шапочке. На вид ей было лет пять, не больше. Она с интересом посмотрела на Киру, присаживаясь на соседние качели. К ней медленно приближалась молодая женщина, судя по всему её мама. Подойдя к качелям, она остановилась, уставившись в телефон, и периодически раскачивая качели.
