на плечо.
– Этого следовало ожидать, – сказал старший Вернон. – Сам доигрался.
Дознаватель протянул мне несколько листков.
– Ознакомьтесь с этими документами и распишитесь.
Обрадовавшись, что появилась причина не разговаривать с баронами, я взяла бумаги. И чем дольше вчитывалась, тем сложнее было сохранять спокойствие. Я хихикнула. Еще и еще раз.
– Лианор, вам плохо? – поинтересовался дознаватель.
– Мне просто замечательно, – выдохнула я, давясь смехом. – Так старался, обгадился в прямом смысле – и все зря!
Бенедикт вскочил, но старший сжал его плечо.
– Всего доброго, господин Ашер. Прощайте, Лианор. Не могу сказать, будто рад знакомству.
Он выволок сына за дверь. Я хихикнула в последний раз и обнаружила, что ненависть моя исчезла. Ненавидеть можно равного или того, кто сильнее, но это ничтожество можно только презирать. А вот с мозгом этой затеи я бы поговорила… Но это тоже потом, когда я смогу мыслить здраво.
В кабинете появился молодой человек в форме стражи с моей сумкой в руках.
– Проверьте, все ли на месте, и распишитесь, – сказал он.
Заглядывать внутрь я не стала – все равно по-настоящему ценной для меня была сумка, а не собранная из лоскутов запасная рубаха и теплые носки. Я усмехнулась, вспомнив о них – дорога ложка к обеду, еще полчаса назад они бы здорово мне помогли, а сейчас…
Неважно. Ничего неважно, главное сейчас – убраться отсюда и забыть об этом месте как о кошмарном сне.
Но все же я внимательно прочитала листок, который мне дали на подпись. Опись вещей – принятых и возвращенных. Взгляд выхватил фразу: «Претензий не имею».
Претензий у меня было много, но толку от них? Поэтому я молча нацарапала подпись и прижала к груди сумку.
Все? Мне можно идти? Каждый миг промедления казался невыносимым.
– Вестовой проводит вас, – сказал господин Ашер.
Я не стала дожидаться, когда молодой стражник откроет передо мной дверь. Вылетела в коридор и тут же оказалась в объятьях Родерика. Выдохнула.
– Забери меня отсюда.
– Следуйте за мной, – напомнил о себе вестовой.
– Незачем, – огрызнулся Родерик.
Сверкнул портал и прежде, чем я успела пикнуть, мы оказались в просторной комнате.
Можно было расслабиться, радоваться чудесному спасению, но меня заколотило, и перестало хватать дыхания.
– Все хорошо, – Рик погладил меня по голове. – Все правда хорошо.
Я кивнула. Молча – голос не слушался.
– Все кончилось. – Он взял мое лицо в ладони, поцеловал в лоб, щеки. Легко, точно крылышко бабочки, коснулся губ. Повторил: – Все кончилось. Больше тебя никто не обидит.
Я снова кивнула и все-таки расплакалась.
Родерик не стал ни успокаивать меня, ни повторять, что все кончилось – и я была благодарна ему. Сейчас любые слова утешения лишь усилили бы поток слез, и Рик словно почувствовал это. Просто молча обнимал, давая мне выплакаться, пока слезы не растопили ледяной обруч, сдавливавший грудь, пока пережитые страх и отчаяние не вылились из меня.
Всхлипнув в последний раз, я отстранилась. Подняла голову, чтобы заглянуть в глаза, но тут же вспомнила, как я выгляжу, спрятала лицо у него на груди.
Родерик погладил меня по спине.
– Глупая, – хмыкнул он совсем не обидно. – Для меня ты всегда красавица.
– Правда?
– Правда. – Он приподнял мой подбородок, целуя, и я забыла обо всем на свете. Но все хорошее заканчивается, закончился и поцелуй – слишком быстро.
Родерик разжал объятья.
– Ты, наверняка устала. Пойдем, я покажу тебе ванную, а потом поспи.
Я обнаружила что и в самом деле без сил. Сколько же времени прошло?
– Какое сегодня число?
– Тебя арестовали сегодня утром.
Даже день не закончился? Тогда почему же мне так плохо?
Родерик положил ладони мне на виски, как это сделал бы целитель, замер с отстраненным выражением лица. Поток магии заскользил по телу.
– Телесно ты здорова. Душевно… тебе лучше знать. Но если… – Он осекся, потом снова заговорил, осторожно подбирая слова: – Я боюсь, что, если начну расспрашивать, тебе будет больно, почти так же больно, как было там. Но зло не должно оставаться безнаказанным и, если тебя обесчестили…
– Нет!
Он мягко привлек меня к себе.
– Нори, что бы ни случилось там, я останусь с тобой. Просто убью того, кто тебя обидел. И мне ничего за это не будет, правда.
Против воли мне вспомнилось, как подобострастно обращались с нами стражники. Извинения министра. Конечно, все это могло быть результатом вмешательства Оливии, все же министр – ее отец. Но…
– Кто ты, Рик? – спросила я, заглядывая в теплые карие глаза.
– Тот, кто любит тебя.
Еще один поцелуй стер из моей головы все мысли и все вопросы. Остались лишь теплые губы, ласкающие мои, руки, что обнимали меня, дыхание, перемешивающееся с моим.
– Я люблю тебя, Рик, – прошептала я. – Ты ведь знаешь это, правда?
– Знаю, – улыбнулся он, отводя прядь волос с моего лба. – Знаю, котенок. Граф Сандью сказал, что начальник тюрьмы вылетит со своей должности, как и те надзиратели, что отправили тебя в карцер, не разобравшись.
Я неуверенно улыбнулась.
– Спасибо…
Не так уж часто за меня вступались.
– Ему скажешь спасибо и Оливии, мне – не за что.
– Есть за что.
Он качнул головой.
– И если кто-то посмел… – В его голосе прорезалось рычание, так что и у меня самой мороз пробежал по коже. – Я разнесу эту тюрьму по камешку.
Почему-то я была уверена, что он не шутит. И что такое ему под силу.
– Меня не тронули. Пара синяков не в счет.
– Бойцовый котенок… – улыбнулся Родерик. – Ты знаешь, что любая на твоем месте уже рассказывала, какой ужас пережила?
– Я не любая, – неловко пошутила я.
– Да, ты не любая, – серьезно кивнул он, вгоняя меня в краску. Он в самом деле так думает? Он сказал, что любит меня…
На глаза навернулись слезы и, чтобы не разреветься снова, я продолжила:
– Да и ни к чему уже ныть. Все кончилось, благодаря тебе…
– И Оливии.
– И Оливии, – кивнула я. – И с вами я никогда не смогу…
Он накрыл пальцами мои губы.
– Не говори глупостей, Нори.
– Не буду, – согласилась я. Запоздало спохватилась. – Где мы?
– В моей городской квартире.
Я огляделась. Просторная гостиная с камином, пара кресел, массивный стол. Все выглядело скромным… Точнее, безуспешно пыталось казаться скромным. Темное полированное дерево стола, ковер, в ворсе его можно было бы утонуть, артефакты тут и там, которые выдавал полупрозрачный ореол магии.
Все в этой комнате шептало о богатстве, том богатстве, которое, переходя из поколения в поколение, воспринимается как нечто собой разумеющееся. Том, которым не хвастают, как купцы наживой – просто не
