Не гневи провиденье, брат, пишет Рок, природа не на твоей стороне. Пока.
Он не особо хочет войны, поэтому боится пропустить, когда она начнется.
Он примет сторону победителя, но хотел, чтобы победителем был я.
Учитывая сколько времени он тратит на уговоры все отложить, без упоминания этого прямо, он явно считает, что шансов у меня мало.
Их и впрямь стало меньше, когда оказалось, что скала мертва.
Аслан слишко легко попрощался с «Ново-Я». Я предполагал, что это всего лишь ловушка, но скала попросту сдохла.
Я бы предпочел ловушку.
… Яна бодрее принимается за утреннюю трапезу, когда начинает говорить. Удивительная способность, интенсивно жевать и пулять словами.
У нее сотни идиотских вопросов, на которые она сама и отвечает, и сама себе она проворно дирижирует вилкой…
… и, может быть, она слишком молода…
… или я слишком стар…
… но я не хочу идти сегодня куда-то. Не хочу и из столовой выходить.
Она находит ехидное замечание по поводу спальни. Но под ним спрятано что-то еще.
Мысли каруселью мчат, пытаюсь уловить. Альфа внутри протестует. Не любитель альтернатив. У него все бинарно просто. Наша Омега должна быть всегда рядом, то есть, под тотальным контролем.
— Ты можешь занять вторую комнату, она уже приготовлена, — осторожно говорю. — Но ночью это исключено. Ночью все должно быть, как надо.
Обычно ни о какой второй комнате речи идти и не может, но с мисс Независимость нужно держать уши остро. Обычно Омеги маниакально вьют гнездышко с Альфой, но от юной изобретательницы можно ожидать лишь план энергетической подводки к гнезду и пару пожаров в процессе.
Я всего лишь пытаюсь смягчить то, что последует чуть позже.
Перед кукольном личиком будто диаграмы невидимые всплывают и она не может решиться, с какой стороны начинать считать.
Она всегда все так тщательно обдумывает. Проблемно, что она делает это так быстро.
— Вторую? — медленно повторяет она.
Ее реакция непонятна. Попробую разнюхать позже, когда буду показывать ей комнату.
Остаток завтрака Яна сидит с выпрямленной спиной. Много болтает, все по-прежнему. Она живет работой. На самом деле… это чертовски увлекательно. Она постоянно что-то придумывает, потом раздумывает, будто это в голове у нее мастерская.
— Я опоздаю! — восклицает она.
Мне кажется, котокрыс, скучающий на тумбе за ее спиной, закатывает глаза. Мерзкое создание приютили бы только живодеры, чтобы на следующее утро освежевать гадость. Ну и моя Омега еще.
— Яна, — киваю ей, и она неуверенно останавливается. — Присядь. Обратно.
Есть что-то ужасающее в испытуемом восторге от того, что она покорно возвращается, хоть и не сразу.
— В «Ново-Я» все будет в штатном режиме, но так как мы теперь связанные, я не потерплю нарушение субординации. Все вокруг будут знать, что ты — моя Омега, слава Млидонье, неплохо бы получилось, если и ты об этом помнила.
— Субординация — это на коленях ползать усердно? — насмешливо уточняет она и я даю Альфе слишком много воли. Посматривая на нее. Отчего она мгновенно и вздрагивает.
Хорошо.
Это так и должно работать.
И ее возбуждение сейчас… это естественно. И прекрасно.
Слова сразу же кажутся лишними, но преодолеваю себя и объясняю.
— Во-первых, вот эти остроумные мелочи оставить дома. Я не собираюсь пристраиваться к тебе и задирать юбку каждый час, потому что я оставлю это дома.
— Дома? — медленно повторяет она.
Избегает взгляда, и, Млидонье, она самая невыносимая девчонка на свете. Еще минута и мы не пойдем никуда. Хочу румянец вернуть бледному лицу.
— Здесь, Яна. Дома. Где мы с тобой теперь живем.
Она нервно смеется, и это не нравится Альфе внутри. Как же это не нравится Альфе.
Тянет разрушить многоэтажку и построить новую. Яне не по душе эти помещения? Мы найдем новые. Но обеспечение охраной займет время.
— Мы… не живем здесь… пока, — приглаживает она волосы, что не может не быть забавным.
— Мы живем. С этой минуты. Заберем твои вещи вечером.
В ее молчании клубится неожиданная грусть. Мой позвоночник подбирается сталью, словно он больше не способен не быть прямым.
— О чем ты думаешь? — невольно спрашиваю, не успеваю даже осудить себя.
— Я всегда хотела семью, — отвечает она не сразу, и уклончиво. Смотрит в окно. — Связанные или несвязанные. Истинные или неистинные. Семья… это хорошо. Но так быстро связанные, или такой быстрый брак, это заслуживает детального обсуждения.
— Все связанные оказываются таковыми быстро. Это инстинкт, льяна. И о браке речь не идет, я никогда не собирался ничего регистрировать.
Ее нахмуренность ускоряет мой пульс, и теперь у меня будто их несколько, в разных частях тела остроконечными лопастями бьются.
Когда она поднимается, я мгновенно поднимаюсь следом. Даже быстрее, чем Омега.
Яна пространно улыбается, и смотрит куда-то в сторону. Быстрым взглядом проверяю: в кусок стены она глядит.
— Значит, у меня с кем-то другим семья будет. Семьи… разными бывают.
Я никогда не слыхал более отборной чуши, поэтому ей удается подойти к коридору, пока отхожу от потрясения.
Она еще и мерзкого котокрыса в коробку забирает.
— С кем-то другим? — от гнева иссыхаюсь внутри, подготавливаюсь к взрыву. Контролируемому. Какой бы невыносимой она не была, Яна — моя Омега, стоит фильтровать, что я вокруг творю.
Она будто вещи собирает на выход. Плиты под ногами чудятся жидкой лавой.
— Неважно, — опять насмешливо вздыхает. — Ты знаешь, ты реально удивительный. Я-я… мы с Фредерико лучше…
До меня доходит, и до меня еще никогда и ничто так медленно не доходило.
Все дело в регистрации. Поворот случился, когда я ответил по поводу брака.
Впору рассмеяться. Да, я не собираюсь ничего фиксировать для государства. Это не мое государство. И ничего, что касается моей Омеги и семьи, не посмею вовлекать в цепкие реалии государственных дел.
— Распечатка документов ничто по сравнению со связкой, Яна, — еле слышно произношу, но она точно каждое слово вбирает, хоть и спиной стоит.
И обувь натягивает.
— Ничто, да, но все так… делают.
— С каких это пор ты делаешь что-то как все?
Наконец-то смотрит прямо, и ее тянет ко мне, а меня тянет к ней. И я выстою, а не побегу скулить к ней, как щенок какой-то. Яна настолько от реальности оторвана — от реальности того, что здесь происходит — что придется серпом рубить капризы.
— Я объяснила тебе, — ее голос тихий, но старается казаться уверенным. — Про мое желание. И касательно детального обсуждения.
— Ты всегда бежишь, да? Чуть что, ты делаешь ноги? У тебя красивая спина, но не настолько. Чтобы я пощадил ее.
— Ты угрожаешь мне, — улыбается она и коробку к себе притягивает.
— А ты сообразительная. И что дальше? Ты выйдешь вниз к тридцати двум Альфам. Они не тронут тебя, но шестеро за тобой пойдут. Окружат твой дом. Через пару часов, я либо туда подъеду, либо в офис. На твой запах. Потому что мы связанные. Я наполню тебя, где бы ты не была. Поверь, я сделаю это без бумаги о регистрации брака.
— Так и будет, наверно, — продолжает улыбаться она, будто в призрак превратилась. — Только… твои слова с действиями часто не совпадают. Ты… себя убедить пытаешься? — наклоняет Яна голову вправо, и я как магнит, чуть не поворачиваю голову следом, и в последний момент себя останавливаю.
Но не останавливаю себя, когда она дверь открывает и вместе с коробкой нелепо проталкивается вперед, чуть набок не заваливаясь. Беру железо от машины и следом иду. Яна старательно непоколебимость изображает спиной. Правда, это впечатляет.
Готов к вздору и спору, но она покорно в машину залазит.
Перебарщиваю с выгибанием ручников. Город не спешит просыпаться, пригруженный индустриальным туманом.
— Ты мерзость свою забыла покормить и теперь он пищит, — не выдерживаю и яростно начинаю.
— Он вредничает, — оправдывающимся тоном воспаляется она. — Он вчера и так много съел. Потерпит до дома.