– У тебя здесь целое состояние. Это платина. Продав их, ты сможешь обеспечить себя на всю жизнь. И купить все записи, которые хочешь.
– Я их продам, только если буду спать в картонной коробке.
Она заметила перемену во мне и обернулась, в ее глазах читалось беспокойство.
– Эй, я просто пошутила. – Ее рука нежно коснулась моего лица. – Все хорошо, все хорошо.
Все не хорошо. Мир стал неожиданно жестким и безнадежным, пустым после потери моей тети, моройской королевы, единственного родственника, который не осуждал меня. Я почувствовал ком в горле, и стены стали сужаться, перед глазами проплывали кровавые картинки убийства, поисков ее убийцы. Не имело значения, что убийца был пойман и готов к наказанию. Это не вернет тетю Татьяну назад. Она ушла в иной мир, а я был здесь один, разбитый и запутанный.
– Адриан!
Голос Сидни, спокойный, но твердый, медленно возвращал меня из отчаяния, которое давило на меня и погружало в темноту намного больше, чем дух. Это была плата за власть, и она усиливалась в последнее время. Я сосредоточился на ее глазах, и мир стал светлеть. Я все еще скучал по тете, но Сидни была здесь моей надеждой и опорой. Я не одинок. Я не потерян. Сглотнув, я кивнул ей и слегка улыбнулся, и дух отпустил меня. Пока что.
– Я в порядке. – Увидев сомнение на ее лице, я поцеловал ее в лоб.
– Правда. Тебе нужно идти, Сейдж. Ты удивишь Зою и опоздаешь в ковен.
Некоторое время она смотрела на меня с беспокойством, но вскоре немного расслабилась.
– Хорошо. Но если тебе что-нибудь понадобится…
– Знаю, знаю, позвоню на Телефон Любви.
Она улыбнулась в ответ. Мы недавно купили новые телефоны, которые алхимики не могли отследить. Не то что бы они постоянно следили на ней, но они могут начать, если заметят что-нибудь подозрительное.
– Я приду сегодня вечером, – добавил я.
Ее лицо стало серьезнее.
– Адриан, это слишком рискованно.
Еще одной способностью духа была возможность посещать сны других. Это был удобный способ поговорить, так как у нас не было времени поговорить в реальном мире, и мы не тратили наше время на разговоры, но как и любое использование духа, это также оставляло след на моем здравомыслии. Это сильно ее беспокоило, но для меня было мелочью, чтобы побыть с ней.
– Даже не обсуждается, – предупредил я. – Я хочу знать, как идут твои дела, и я знаю, ты хочешь знать, как мои дела, тоже.
– Адриан.
– Я не на долго, – пообещал я.
Она неохотно согласилась, но не выглядела счастливой, и я проводил ее к двери. Когда мы прошли гостиную, она остановилась около небольшого террариума у окна. Улыбаясь, она присела на колени и постучала по стеклу. Внутри сидел дракон.
Нет, правда. На самом деле он назывался Каллистана, но дома мы его так не называли. Мы обычно называли его Прыгун. Сидни вызвала его с помощью магии как своего рода помощника. Но он выручал нас только тем, что поедал всю нездоровую пищу в моем доме. Она и я были связаны с ним, и для его здоровья и благополучия мы должны были гулять с ним по очереди. После приезда Зои, моя квартира стала его основным местом жительства. Сидни подняла крышку аквариума, и маленькое золотистое существо прыгнуло ей в руку. Он смотрел на нее с обожанием, и я не мог винить его за это.
– Ты был таким уже долго, – сказала она. – Ты готов взять перерыв?
Прыгун мог принимать форму статуи, чтобы избежать вопросов людей. Однако, только она могла превратить его.
– Да. Он пытался съесть мои краски. И я не хочу, что бы он смотрел, как я целую тебя на прощание.
Она пощекотала его подбородок и прошептала слова, превратившие дракона в статую. Жить стало проще, но опять же, его здоровье требует, что бы он оживал на время. Этот парень вырос у меня.
– Я заберу его на время, – сказала она, кладя его в свой кошелек. Даже если он был не живой, он все равно выигрывал, находясь рядом с ней.
Освободившись от его взгляда, я наградил ее долгим прощальным поцелуем. Я взял ее лицо в свои руки.
– План побега номер семнадцать, – сказал я ей. – Убежать и выпить сока в Фресно.
– Почему Фресно?
– Звучит как место, где люди могут выпить сок.
Она усмехнулась и снова поцеловала меня. «План побега» был нашей шуткой, придуманной и пронумерованной в произвольном порядке. Обычно я придумывал их на ходу. Это грустно, однако это лучшие планы из всех, которые у нас были. Нам было больно осознавать, что мы жили сейчас, и не имели ни малейшего представления о будущем.
Разорвать поцелуй было трудно, но ей это удалось, и я смотрел на нее, уходящую из отеля. Моя квартира замирала в ее отсутствии.
Я вернулся к своим сокровищам. Большинство альбомов были из шестидесятых и семидесятых годов, с небольшой примесью восьмидесятых. Они не были разложены по порядку, но я и не старался упорядочить их. Сидни пустила бы мне пыль в глаза и в конечном итоге рассортировала бы их по исполнителю, жанру или цвету. Сейчас я включил проигрыватель и достал запись «Machine Head» Deep Purple.
У меня еще оставалось время до ужина, и я сел перед мольбертом, уставившись в чистый холст, и пытаясь решить, как нарисовать маслом автопортрет. Он не должен быть копией. Он может быть абстрактным. Он может быть любым, только бы представлял меня. И я зашел в тупик. Я могу нарисовать кого угодно. Может быть, я не могу нарисовать точную копию Сидни, но я могу создать портрет из цветов ее ауры и цвета глаз. Я могу нарисовать задумчивое лицо Джилл Мастрано-Драгомир, моройской принцессы. Я могу нарисовать красивое лицо моей бывшей девушки Розы, из-за которой мое сердце разрывается на части, но все же мне удается восхищаться ей.
Но себя? Я не знаю, что делать со мной. Может быть, это просто творческий кризис. Может быть, я просто не знаю себя. Когда я смотрю на холст, мое разочарование возрастает, я должен бороться с желанием пойти выпить ликера. Алкоголь не помогает в искусстве, но обычно дарит вдохновение. Я почти чувствую вкус ликера. Я могу смешать его с апельсиновым соком и делать вид, что со мной все в порядке. Мои пальцы дернулись, и ноги почти понесли меня на кухню, но я сопротивлялся. Искренность в глазах Сидни запечатлена в моей голове, и я сосредоточился обратно на холсте. Я могу сделать это и трезвым. Я обещал ей, что буду пить только один раз в день, и я честно отношусь к этому. И до поры до времени, один напиток был необходим мне в конце дня, когда я был готов ко сну. Я плохо спал. Я не был хозяином своей жизни, так что я должен был использовать любую помощь, которую я смогу получить.
Мое решение оставаться трезвым не добавило вдохновения, но когда я пришел в себя в пять часов, холст по-прежнему был пуст. Я встал и размялся, помогая вернуться себе из темноты. Это было чем-то большим, чем обычная грусть, вдобавок с разочарованием, но я не был в силах сделать это. Мои учителя искусства утверждали, что я талантлив, но в такие моменты я чувствовал себя бездельником, что большинство людей считают меня неудачником. Это особенно огорчало, когда я думал о Сидни, которая знала абсолютно все и могла преуспеть в любой карьере, которую только пожелает. В том, что я вампир, была большая проблема, и я задаюсь вопросом, что я могу ей предложить. Я не могу даже выговорить половину вещей, которые ее интересуют, не говоря уже о том, чтобы обсуждать их. Если бы нам и удалось прожить жизнь вместе, то она бы оплачивала счета, а я сидел дома и занимался хозяйством. И я действительно могу быть не плохим в чем-либо. Если бы она просто приходила ко мне на ночь, с горящими глазами-конфетками и красивыми волосами, я бы старался делать все достаточно хорошо.
