«Зато с ним в моей жизни остается смысл, — подумала она, глядя на сильную спину Томми, едва различимую сквозь дым. — У меня есть близкие, есть друзья, ради которых стоит жить, за которых не жаль умереть. И в этом — благословение, подаренное нам Богиней... или проклятие... То, что заставляет нас идти вперед... и мечтать все бросить и сдаться».
Аманда смертельно устала. Она уже и не помнила, когда ей в последний раз удалось выспаться всласть; казалось, всю свою жизнь она только и делает, что от кого-нибудь убегает или с кем-то сражается.
«Причем первое случается гораздо чаще... А может, просто взять да остановиться? И пусть меня догонит пожар - или Майкл Деверо, если он где-то здесь. Насколько это было бы проще!»
Но странное дело: как бы сильно ей этого ни хотелось, что-то мешало ей опустить руки. В глубине ее существа горела слабая искорка — то ли совесть, то ли какая-то неведомая, ведьмовская часть ее души.
«Я — Дева Лилии, — сказала она себе — Пусть могущество Каоров перешло большей частью к Холли, толика его досталась и мне. И хотя моя фамилия Андерсон, в моих жилах течет кровь ведьм из рода Каор. Мы с Николь - такие же их потомки, как Холли. И если с Холли что-то случится, а Николь... если Николь погибла, то остаюсь только я — последняя из трех сестер...»
Аманда подавила всхлип и яростно замотала головой. Слишком много всего навалилось: сначала смерть матери, а теперь... О судьбе остальных родных и близких не хотелось и думать.
«И ведь только мы с Николь помирились. Она не может умереть! Хотя бы потому, что еще одной смерти я просто не вынесу!»
Ветки тянулись из темноты, будто костлявые руки, норовя вцепиться в волосы, выдрать клок одежды; кровь заливала глаза, превращая весь мир в дрожащее красное марево. И все же Аманда бежала, поспевая за Томми. На то, что Филипп их догонит, она уже почти не надеялась.
И тут за спиной раздался оглушительный взрыв. Аманда рискнула обернуться: земля разверзлась, будто от чудовищного землетрясения. Ближайшая купа деревьев мгновенно вспыхнула, осыпав беглецов дождем горящих сучков и шишек.
А следом накатила магическая волна. Аманду швырнуло оземь с такой силой, что ее ребра переломились, одно за другим, будто кто-то отдирал их от позвоночника.
Где-то рядом кричал от боли Томми.
Взрывы гремели непрерывно; пылало все, даже земля. Внезапно высоко в небе вспыхнула стая птиц, искорками осыпалась в море огня, разлившееся там, где когда-то был лес. В отчаянии Аманда набрала полные горсти земли и закричала:
— Богиня! На помощь!
И вдруг, среди бушующего вокруг ада, на Аманду снизошло странное спокойствие. Будто чья-то рука придержала ее сердце, и оно забилось ровно и сильно; страх схлынул, оставив после себя ужасающую своей внезапностью пустоту. Уже проваливаясь в истому, Аманда испуганно дернулась: а вдруг на них опять нападут?
— Ш-ш-ш... — раздался женский голос. — Успокойся. Я тебя не оставлю.
— Богиня... — выдохнула она.
— Я тебя не оставлю.
Аманда смежила тяжелые веки.
«Может быть, — подумала она. — Но захочешь ли ты помочь мне? Сможешь ли меня спасти?»
Аманда перестала сопротивляться, и тьма окутала ее сознание. Последняя мысль Аманды была о любимом.
«Если можешь, спаси хотя бы Томми. Он моя жизнь! Прошу, Богиня, не дай ему погибнуть. Ради него я готова на все... На все, что угодно...»
«Ш-ш-ш...» — повторила Богиня.
И Аманда послушалась.
Лондон, Верховный ковен
Сэр Уильям Мур, потомок Ричарда Мура, знаменитого тем, что, будучи генерал-губернатором Австралии, привнес в арсенал своего клана время сновидений, сидел на троне из черепов и довольно посмеивался. Глава Верховного ковена, повелитель и слуга Зла, он каждой клеточкой своего тела чувствовал боль и отчаяние ведьм, умиравших на другом конце земли, и это ощущение наполняло его душу острой радостью. Майкл Деверо выполнил свою миссию.
Но не до конца. Да, силам света нанесен сокрушительный удар, однако оставалась еще ненавистная троица: Холли Катере и сестры-близняшки Аманда и Николь Андерсон.
«Ну да ничего. Скоро мы это исправим. Очень скоро».
Преисполненный мрачной решимости, сэр Уильям поднялся, взмахнув полой церемониального облачения цвета ночи. Его не удивляло, что Майкл тянет с убийством сестер: глупец по-прежнему верил, будто союз с кланом Каор даст его роду достаточно могущества, чтобы претендовать на трон из черепов. Сэр Уильям снова зашелся тихим смехом. Похоже, Майкл Деверо вот-вот исчерпает свою полезность.
«Он и жив-то, как говорится, только моей милостью. Интересно, знает ли он, что нити его судьбы все это время находились в моих руках... а мой а там способен оборвать жизнь человека в мгновение ока».
Сэр Уильям вошел в тесную комнатку, все убранство которой состояло из каменной ванны и стула с простой белой робой, и, сбросив одежду, шагнул в теплую воду. Колдовство, требующее ритуального очищения, — дело ответственное, и даже владыке Верховного ковена лучше не пренебрегать правилами. Воду для ванны натаскала служанка — невинная девушка, ничего не ведающая о темных замыслах своего хозяина, — а рубаху доставил мальчишка-рассыльный, которому было велено собственноручно отнести ее в комнату.
После выполнения этих заданий верный Аластер перерезал горло и той, и другому. Трупы унесли в подземелье: пригодятся. Для заклинаний из Книги теней Верховного ковена порой требуются весьма любопытные атрибуты... да и в троне сэра Уильяма всегда найдется место для пары черепов...
В комнатке царила девственная чистота: посторонние сюда не допускались, и даже о существовании этого помещения знати лишь единицы.
Что ж настало время очиститься и ее хозяину. Отбросив все эмоции, все желания и представления о мире, он зачерпнул воды, повернулся липом к востоку и вылил ее себе на темя — будто священник, совершающий обряд крещения над самим собой. Затем сэр Уильям расслабил каждый мускул, вдохнул, будто перед прыжком в воду, и смиренно раскрылся навстречу своему властелину и покровителю, Богу тьмы.
Оставалось впустить в себя темные силы и дождаться, пока те отделят очередную частичку души сэра Уильяма. В тот миг, когда это произошло, в груди больно кольнуло, а затем все кончилось. «Ну вот, дело сделано».
От души сэра Уильяма уже мало что осталось; впрочем, и сожалений по этому поводу он почти не испытывал. Общение с теми, кому не посчастливилось быть детьми Рогатого Бога, убедительнейшим образом доказывало: душа — штука неудобная. Ни радости от нее, ни пользы. Одна сплошная морока.
