А потом, когда Юрка с грохотом и визгливыми матами скатился вниз по лестнице, обернулся ко мне.
— Ирри, — сказал он.
Ирри — так он звал меня раньше. Странное глуховато-раскатистое «р» ударило меня. Лишило дыхания. Я так давно его не слышала. Так давно, что почти позабыла.
Протянутая, чтобы помочь мне встать, рука расплылась перед глазами. Лёжа навзничь, я глотала слёзы. Это было как сказка, как наваждение. Линден не мог стоять передо мной как ни в чём не бывало — такой высокий, красивый, повзрослевший. Мой малыш Линден, задиристый, как петух.
— Это правда ты? — спросила я, приподнявшись на локте.
Тогда он не размышляя опустился на колени и обнял меня. Так сильно и крепко, что мне показалось, вот-вот захрустят кости. Но я только обрадовалась. Это ощущение словно доказывало, что мне не чудится, что он действительно человек из плоти и крови, а не моё глупое воображение.
— Я соскучился, — сказал Лин с мягким акцентом.
Я обняла его одной рукой.
Боже, как он вырос. Стал настоящим мужчиной, пахнущим дублёной кожей и уличной свежестью. Сильным широкоплечим мужчиной.
Это бросилось мне в глаза ещё сильнее, когда мы оба наконец поднялись. Я едва доставала ему до плеча, а ведь когда-то была сантиметров на пять выше. Но смутило меня не только это. Сам его взгляд сверху вниз, внимательный, неотрывный, взбаламутил что-то в глубине моей души.
Мне вдруг стало стыдно, что Лин видел меня такой: грязной, в старом пуховике, уставшей после смены. Не говоря о том, что вообще-то только что он видел, как Юра стаскивал с меня брюки!
Запоздалый румянец согрел щёки.
ГЛАВА 2.
Линден, не ведающий моих мыслей, оглянулся.
— Здесь холодно. Что случилось?
— Ох.
Я тоже оглянулась по сторонам, заново оценивая ситуацию. Схватилась за плечи – от пережитого всё тело сотрясала дрожь. Хотелось помыться, за невозможностью сделать это – собрать с пола мокрое и хлюпающее под ногами бельё и обтереться, лишь бы избавиться от следа чужих прикосновений.
Что именно случилось, было яснее ясного: в квартире прорвало трубу, вода протекла к соседям. Юрка — один или с товарищами, уж не знаю — поднялся сюда. Сначала, наверное, трезвонили и пинали дверь, потом разошлись и вовсе сорвали её с петель.
Судя по тому, что больше ниоткуда не течёт, потом они додумались перекрыть стояк в подвале.
Чтобы проверить это, я открыла кран на кухне. Оттуда вытекла жалкая струйка, а потом послышалось кряхтенье, как бывает, когда напора в трубах не хватает, чтобы вытолкнуть оставшуюся воду.
Перекрыли, спасибо и на этом. Покидали покрывала и вообще всё, что попалось им на глаза, чтобы хоть как-то собрать воду. Естественно, никто не позаботился о том, чтобы взять в туалете тряпку. Да и разве хватило бы тряпки на это море! Даже сейчас половину квартиры заливали лужи.
Первым делом я вызвала аварийку. Приехать обещали минут через тридцать, а пока я походила по нашим двум комнатам, собирая грязное бельё и сбрасывая его в ванну. Отожму потом. И постираю.
Дело помогало забыть о случившемся, о том, что если бы Линден хоть на пять минут опоздал, Юрка добился бы своего. Стоило хоть на миг остановиться, как перед глазами всплывало его лицо, возбуждённое дыхание и холодная мерзкая ладонь, ползающая у меня в брюках.
Боже, как же это было противно. И ведь он не уймётся.
Срочно надо приводить в порядок квартиру, менять её на что-нибудь поменьше и съезжать. Вот только долги, оставшиеся после смерти ба…
Линден сначала молча следил за мной, потом начал помогать. Вместе дело спорилось веселее, и я даже начала забывать о Юрке. Но по мере того, как уходил адреналин, в душу закрадывалось отчаяние.
Ну почему всё случается так некстати?
И так денег нет, на какие шиши убирать последствия всего этого?
Руки заледенели от холода, по квартире гулял сквозняк. Я потёрла тыльной стороной ладони лоб.
Господи, когда приедет эта аварийка? Спать хотелось просто неимоверно.
И тут я поняла одну вещь. Ещё одну проблему, о которой сразу не подумала.
Нам не на чем спать.
То есть кровать есть, есть и узкий односпальный диван, я могла бы постелить себе на нём, а кровать уступить Линдену. Но все одеяла, пледы и подушки – всё без исключения мокрое и грязное. Юра с товарищами не оставил ничего, даже полотенца, даже чистые простыни были сгребены с полок и безжалостно брошены на пол.
А холод в квартире стоял промозглый. Не только из-за выключенного отопления, но и из-за снесённой с петель двери. Даже если трубы починят и пустят горячую воду, всё тепло будет утекать в подъезд. А ночью обещали до минус двадцати.
Господи, мы вообще переживём эту ночь?
Я выпрямилась и застыла, не обращая внимания на удивлённый взгляд Линдена. Пыталась сообразить, откуда можно достать ещё тёплых вещей. Что-то было на антресолях, наверное, дотуда эти не добрались. Ещё есть мой пуховик, кожаная и плотная, но довольно короткая куртка Линдена. Мой осенний плащ с тонкой синтепоновой подкладкой. И бабушкино пальто, старое, побитое молью — я так и не смогла его выбросить. Вот и хорошо, пригодится.
— Ирри, — окликнул меня Лин, о присутствии которого я на миг совсем забыла. Он держал в руках сложенный вчетверо мокрый плед и заглядывал в маленькую комнату. — А где баба?
Баба, с ударением на вторую «а». Его всегдашняя манера говорить. Вдруг воскресшее прошлое дыхнуло мне в лицо: каких-то пять лет назад, бабушка ещё была здорова, работала бухгалтером, мы копили на моё обучение...
Слёзы снова подкатили к горлу. Я отвернулась и с трудом протолкнула сквозь глотку слова:
— Она умерла. Давно, уже полгода прошло.
Хотела было добавить, что в этом есть и его вина — но вовремя остановилась. Ни в чём он был не виноват. Да, его внезапное исчезновение нас не то что огорошило — мы с ума сходили. Но её болезнь, обнаружившаяся спустя три года, была ни при чём. Ба первая бы выругала меня, вздумай я обвинять Линдена в её смерти. Или даже себя.
Но я всё равно обвиняла. Это сидело где-то глубоко, надрывно болело: если бы... если бы я была поумнее. Умнее, удачливее, смелее. Изворотливее. Наглее.
— Ирри… — Линден смотрел на меня так, словно хотел обнять. На миг я пожелала, чтобы он так и сделал – но сразу прогнала наваждение.
Каким бы взрослым он ни выглядел, он всё равно младше меня. Я должна быть ему примером. Нельзя расклеиваться и хлюпать носом.
— Всё хорошо, — я даже улыбнулась. – Я давно отгоревала. Она бы хотела тебя увидеть. Жаль, что…
Господи, ну вот опять подкатывает к горлу этот комок.
А Линден всё же, как будто прочёл мои мысли, сделал шаг вперёд и заключил меня в объятия.
— Всё будет хорошо, — сказал над ухом его глуховатый голос. — Теперь всё будет хорошо.
Я кивнула и зарылась лицом в его кожаную куртку. В квартире было слишком холодно, чтобы снимать верхнюю одежду.
Так странно.
Линден утешает меня. А ведь когда-то я считала себя его приёмной матерью. Ба твердила, что мне просто хочется семейного тепла, а мне на самом деле нравилось представлять, что он мой сын.
Но сейчас у меня, кажется, будут с этим проблемы… Молодого мужчину, по-свойски обнимавшего меня, очень сложно было воспринимать как сына.
— Спасибо, — я шмыгнула носом. – Это насморк, я не плачу, не думай.
Линден отстранился. В его синих глазах промелькнуло что-то похожее на насмешку. Но он не сказал ни слова, лишь молча кивнул.
И пошёл в прихожую.
— Ирри, — спустя минуту оттуда послышался его голос. — Надо... вернуть.
Вернуть? Я рысцой, с грязной мокрой тряпкой в руках, поспешила к нему.
Линден рассматривал голый косяк, то место, куда крепились петли.
— Надо вернуть это... на место, — сказал он, покрутив запястьем, как и раньше часто делал, когда не мог вспомнить слово. – Где инструменты?
— Привесить дверь? Ты сможешь? — совсем позабыв о том, что держу в руках тряпку, я прижала её к груди. Это было как божественное явление. Как будто вокруг Линдена воссиял свет и запели ангелы. Он привесит обратно дверь! Мы не будем обогревать лестничную клетку!
