В отличие от мифов, где кровопийцы были мертвыми, она была рождена, а не создана. Она дышала и жила, и была куда живее, чем все, кого он встречал. Пока он нечаянно не убил ее, конечно.
«Не убью».
«Но ты можешь».
«Всего глоточек…»
Его рот наполнился слюной. Он вдохнул…и почувствовал, как будто дышит впервые. Все было таким новым, волнующим… он задержал дыхание… задержал… уже практически чувствовал сладость ее крови… медленно выдохнул. Облегчения не последовало, только голод стал еще сильнее. Он провел языком по зубам, ноющим деснам. У него не было клыков, но, да, он хотел укусить ее.
Хотел пить из нее. Смаковать и снова пить. Пить, пить и пить.
Даже без клыков, он мог укусить ее. Если бы она была человеком, он мог бы осушить ее досуха. Но она была вампиром, ее кожа была твердой и гладкой, как отполированная слоновая кость. Добраться зубами до вены было невозможно.
Ему нужен был je la nune, единственное вещество, способное прожечь ее кожу. Проблема в том, что оно закончилось. Теперь, был только один способ получить желаемое.
— Виктория, — рыкнул он.
Наверное, она еще не отошла после предыдущего раунда, потому что не подавала признаков, что слышит его. Ощущение вины пронзило его голод.
Он должен встать, отойти от нее. Позволить ей отдохнуть, восстановится. Она отдала ему так много крови за последние дни — недели? года? — у нее могло не остаться достаточно крови.
— Виктория. — Имя сорвалось с его языка, без его желания. Голод… он никогда по-настоящему не покидал его. Только рос, окутывая, подавляя душу. Еще. Он возьмет только каплю, глоток, который он пообещал себе, и тогда наконец он оставит ее в покое. Она сможет спать дальше.
До тех пор, пока ему не понадобится еще.
«Ты больше ничего не возьмешь, помнишь? Это точно последний раз».
— Проснись ради меня, дорогая. — Он прижался к ней губами сильнее, чем собирался. Поцелуй для его спящей красавицы.
Как девочка из сказки, Виктория медленно открыла глаза и закрыла, ресницы сомкнулись и снова распахнулись. Он вглядывался в бездонные кристально ясные глаза, потускневшие от собственного голода.
— Эйден? — Она потянулась, как котенок, ее руки поднялись над головой, спина плавно выгнулась. Урчание раздалось из ее горла. — Опять плохо?
Мантия слегка спустилась с ее груди, но этого хватило, чтобы он мельком увидел татуировку над сердцем. Выцветшая, она скоро исчезнет совсем, как и другие, закручивающиеся кругами в одно целое. Не просто красивое украшение, заклятие, нанесенное на ее кожу, чтобы защитить от смерти, единственная вещь, которая не позволила ей умереть, когда она вылила большую часть ее крови ему в горло впервые.
Он хотел бы знать, как давно это было, но для него время перестало существовать. Был только данный момент и она. Всегда она. И всегда голод и жажда, сливающиеся в дикое, всепоглощающие желание.
Ее колено надавило в его нижнюю часть тела, и он теснее прижался к ней. Такая интимная поза, но у них не было времени наслаждаться ею. У них была минута или две, прежде чем голоса разрушат ее концентрацию, а рев его зверя снова вернется.
Минута, прежде чем они оба станут темными, как того требовала их природа.
— Пожалуйста. — Все, что он смог сказать. Черные паутинки застилали его взор, утолщались, приближались, пока ее шея не была всем, что он мог видеть.
Боль в деснах была невыносимой, рот наполнился слюной.
— Да, — в голосе ни капли сомнения. Она обвила его руками и притянула к себе для поцелуя, ее ногти впивались в его кожу.
Их языки встретились, переплелись. И на мгновение его захлестнула волна сладкой страсти. Богатый вкус шоколада плавно переходящий в жгучую перчинку, нежные сливки с ноткой пряностей.
Если бы он был обычным парнем, а она обычной девушкой — они бы поцеловались, и он бы отважился на большее. Она могла бы отказать ему или умолять о продолжении. В любом случае, они бы заботились только друг о друге. Сейчас они сами не были на первом месте. Кровь — вот что имело смысл.
— Готов? — выдохнула она.
Она была его дилером, поставщиком и наркотиком, все в одной соблазнительной обертке. Он хотел возненавидеть ее за это.
Часть его — новая, зловещая часть — ненавидела ее. Остальная любила ее безмерно.
К сожалению, он опасался, что в один прекрасный день эти части вступят на тропу войны.
Кто-то всегда погибает в войне.
— Готов? — снова спросила она.
— Сделай это, — раздалось хриплым рыком.
Он больше походил на зверя, чем на человека.
А был ли он человеком? Всю свою жизнь он притягивал сверхъестественное. Возможно, он никогда и не был человеком. Не то, чтобы это волновало его прямо сейчас. Кровь…
Под накалом страстей их поцелуй становился жестче. Не отрываясь Виктория прошлась языком по клыкам и срезала ткань прямо по центру. Побежал нектар богов, вкус шоколада и пряностей мгновенно заполнился шампанским и медом. Это пьянило его. Голова кружилась, а тело бросало в жар.
Он быстро высасывал кровь, пока ранка не затянулась. Он вбирал в себя каждую каплю, приходя в экстаз от каждого глотка.
Температура тела подскочила на один градус, еще чуть-чуть и огонь вырвется наружу, сжигая его дотла.
Ему было знакомо это ощущение. Не так давно его сознание слилось с сознанием мужской особи вампиров. Жертва сгорала в погребальном костре.
Эйден как будто сам пылал в огне.
Вскоре после этого он перехватил мысли фейри с ножом в груди. Биение сердца уже не спасало, а разрушало его. Лезвие входило все глубже и глубже.
Оба случая были для него болезненным опытом. Но ничто не сравнится с ранением самого Эйдена, когда от удара ножа пострадало его тело. И если бы не девушка под ним, он бы умер.
Они с Викторией думали отпраздновать победу над ковеном ведьм и отрядом фей… вдвоем, наедине. Из тени выскочил демон в человеческой коже, его нож пронзил грудь Эйдена — да, прямо в сердце — не успел парень и глазом моргнуть.
Виктории следовало отпустить его. Одна из душ уже предсказывала удар ножом. Эйден ожидал этого. Возможно, он не был готов, но все должно было закончиться за той чертой.
Им с Викторией было бы лучше, если бы она отпустила его. Реальность такова, нельзя изменить судьбу без последствий. Он должен был умереть, а Виктория избавиться от этой ноши. Но паника поглотила ее. Он помнил, как она кричала, как дрожали ее руки, когда она трясла его, в то время, как жизнь покидала его. Хуже всего, он до сих ощущал на своем лицо ее обжигающие слезы.
Теперь она расплачивается за свои действия. И это может продолжаться до тех пор, пока Эйден не убьет ее, или она не убьет его по воле рока. Жизнь за жизнь.
Разве не так устроена Вселенная?
На этот раз, он ожидал умереть от того ада, который причиняла ему кровь Виктории. Но вместо этого он почувствовал… спокойствие. Даже скорее не спокойствие, а прилив сил. Энергия перетекла в конечности, отдавая в кости. Мышцы напряглись.
Такого раньше не случалось во время кормления. Не должно было случиться и сейчас. Они пили кровь, сражались, впадали в беспамятство. И он не заряжался, как батарейка.
Кровь на ее языке высохла слишком быстро, напоминая ему о постоянной жажде, и сейчас его не волновали последствия, не говоря уже о реакции на происходящее.
— Виктория, — прохрипел он.
— Еще? — спросила она с придыханием. Ее ногти оставляли следы на его затылке и плечах. Похоже, чувство голода настигло и ее.
Даже без своего монстра, по сути сосредоточия вампирской природы, и несмотря на движущую силу специального меню от Эйдена, она жаждала крови.
Может быть, это все, что она когда-либо знала, или она также зависима как он.
— Еще, — согласился он.
И снова она порезала язык клыком. Открылась новая ранка. Кровь заструилась, правда, не так сильно и не так быстро. Все равно, он высасывал каплю за каплей.
Мало, мало, бесконечно мало.
Через несколько секунд кровь перестала течь. Он не хотел ей навредить, не мог позволить себе причинить ей боль, но он не заметил, как уже впивается в язык, такой мягкий и податливый, в отличие от ее кожи. Она застонала, но не от боли. Он случайно порезал себе язык, и струйка крови попадала ей в рот.