— Еще, — сказала она, уже требуя.
Он намотал ее длинные шелковистые волосы на кулак и запрокинул ей голову. Их поцелуй стал глубже. Как хорошо.
Однажды она рассказала ему, что люди умирали, когда вампиры пытались их обратить. Она также упоминала о смерти вампиров, пытавшихся обращать людей. Тогда он не понимал почему.
Теперь понимал — но чего это ему стоило.
Когда она забрала остатки крови Эйдена и влила в его рот свою кровь, они не просто обменялись ДНК и выторговали души на ее монстра. Это был полный обмен.
Воспоминания, симпатии, антипатии, возможности и желания от него к ней, от нее к нему до тех пор, пока он перестал их различать.
Неужели его когда-то пороли хлыстом? Или он осушил человека до смерти? Или он когда-то столкнулся с больным медведем, представителем клана оборотней, и научил их исцеляться?
Приглушенный рык — зевок? — в глубине души требовал его внимания. Монстр или скорее демон, самое подходящее название для Чомперса. Эйден чувствовал себя полностью одержимым им. То состояние, к которому он должен был уже привыкнуть. Но Чомперс — не дýши: не такой приветливый как Джулиан, распущенный как Калеб или заботливый как Элайджа. Чомперс думал только о крови и боли. Как получить кровь и причинить боль.
С появлением зверя Эйден стал больше походить на хищника, чем на человека. Он ненавидел себя так же сильно, как ненавидел Викторию. Что было на грани сюра. Чомперс обожал Эйдена. Действительно, обожал. Ему нравилось быть частью сознания Эйдена, и не хотелось сбежать, как это было всегда с Викторией. Тем не менее, жесткий характер Чомперса склонял к насилию.
Иногда все становилось как прежде, души возвращались к Эйдену, а Чомперс к Виктории. И по новой.
Снова и снова. Шаг за шагом приближая их к безумию. Слишком много воспоминаний сплелось воедино, слишком много противоречащих друг другу потребностей. В один прекрасный день они могут сорваться в эту пропасть.
— Эйден, — сказала Виктория прерывисто. — Я должна… обязана…
Эйден знал, что за этим последует.
Она запрокинула ему голову, как Эйден ранее, и прервала их поцелуй. Ему не понравилось это. Ее клыки впились в яремную вену. И снова ему это не понравилось. Эйден вздохнул. Когда-то ее укус доставлял удовольствие. Но теряя контроль от голода, она не была столь изящна, ее клыки рвали ему сухожилие. Но он не пытался ее остановить.
Она жаждала крови также сильно, как он.
Шаги эхом отдавались в их пещере, резонируя как сирена.
Эйден не паниковал. Виктория могла телепортироваться в любое место, где была раньше. В ночь покушения она перенесла их сюда. Ему не было известно их точное местоположение или, когда она появлялась там ранее. Одно он знал точно: туристы иногда забредали сюда, но никто не продвигался вглубь, и он сомневался, что это изменится.
Они с Викторией могли бы перебраться куда-нибудь еще, в более отдаленное место. Возможно, вдали от цивилизации им было бы безопаснее. В конце концов, Эйден под прицелом. Отец Виктории вернулся с того света, чтобы вернуть свой трон. Точнее, Влад Цепеш пытался вернуть себе трон.
Эйден мог быть человеком — акцент на слове быть — но сейчас он — король вампиров. Он убивал за право главенствовать. Так что, он вернет трон. Осталось преодолеть зависимость от крови Виктории.
Он все чаще задавался вопросом, чьи это мысли: его или монстра?
Эйден принял решение, что это его мысли. Должны быть его. Желание править также естественно, как прием пищи.
Раньше не хотел. На самом деле, он искал себе замену.
«То было раньше. Кроме того, на пороге смерти я имел планы на своих людей». Его людей?
«Это было на адреналине».
Да? А это я говорю — заткнись.
Шаги раздавались все ближе и ближе…
Виктория оторвалась от его шеи и зашипела у единственного входа в пещеру. Будучи в нормальном состоянии, она бы просто заставила их уйти, не доходя до пещеры. У Виктории сильный голос, любой из людей выполнил бы ее команды. Кроме Эйдена.
Должно быть, он выработал иммунитет к этому голосу. Ее магия больше не действовала на него. Здесь в пещере, она предпринимала попытки в моменты безумия: запрокинь голову, подставь шею… Но он не поддавался.
— Если человек приблизится, я съем его печень и вырву ему сердце, — прорычала она.
Угроза, которую, как полагал Эйден, она вряд ли исполнит. Эти последние несколько дней — лет? — она жаждала крови только Эйдена, а он — ее.
Он всегда мог учуять запах путешественников в тот момент, когда они входили в извилистый лабиринт пещер, точно также, как и Виктория. От самой мысли, выпить кровь одного из них, даже ради спасения жизни, сводило желудок. И в тоже время они та причина, по которой он прятался здесь. Если ему или Виктории понадобится чья-либо кровь, невзирая на желания, они ее получат.
Незнакомец шел быстрым, уверенным шагом.
— Есть там кто-нибудь? — послышался легкий акцент, возможно, испанский.
— Я не причиню вам вреда. Я слышал голоса. Подумал, вам нужна помощь.
Виктория соскочила с помоста, а тонкая футболка, которую она использовала как подушку, хлестнула Эйдена по лицу. Высокий, долговязый мужчина, лет сорока, с темными волосами и кожей проник в их святилище. Виктория вцепилась в рубашку человека так быстро, что Эйден успел разглядеть лишь одно пятно. Рюкзак парня стукнулся о флягу с водой. Вы бы видели, легким движением руки она забросила его в глубь пещеры.
Он приземлился с глухим стуком. Его отбрасывало назад, пока не последовало удара о стену.
Инстинктивно он сгруппировался. Смятение и страх боролись за пальму первенства.
— Что…
Он выставил руки в защитном жесте.
Еще одно едва уловимое движение, и Виктория присела перед ним, схватив за подбородок. Кровь Эйдена стекала с уголков ее рта.
Черные как смоль волосы спутались у нее на голове, обнаженные клыки впивались в нижнюю губу. Она была невероятно красивой, столь же зловещей, как ангельски прекрасной.
Бисеринки пота выступили на лбу мужчины. Его глаза округлились и остекленели от ужаса. Грудь вздымалась и опускалась, воздух со свистом выходил из ноздрей.
— Мне… мне очень жаль. Я не хотел… я уйду… никогда не расскажу… клянусь… просто дайте уйти… пожалуйста, пожалуйста.
Виктория продолжала изучать его, как крысу в колесе.
— Скажи, чтобы уходил, — скомандовал Эйден. — Скажи, чтобы забыл.
Она будет ненавидеть себя, если причинит боль невиновному человеку. Однажды, не сегодня и не завтра, а в один прекрасный день к ним вернется разум.
Если вернется.
Молчание. Ее пальцы еще сильнее сжали челюсть. Гримаса боли исказила лицо мужчины, а вдоль челюсти пошли синяки.
Эйден раскрыл было рот, чтобы отдать команду, но в глубине души услышал гул. На этот раз сильнее зевка.
Каждая мышца в его теле напряглась.
Чомперс проснулся.
Нужно было срочно что-то предпринять.
— Виктория. Сейчас же! Или клянусь, я никогда больше тебя не покормлю.
И снова молчание.
— Ты уйдешь, — сказала она, чувствуя отголоски подавленной силы в голосе.
Что ее сдерживает?
— Ты никого не видел, ни с кем не говорил.
Пару секунд спустя, что достаточно медленно для Виктории, человек откликнулся на команду. В конце концов, взгляд его карих глаз затуманился, а зрачки сузились.
— Нет проблем, — сказал он монотонно. — Уйти. Ни с кем.
— Хорошо, — сказала она, теперь ее переполнял гнев. Виктория отпустила руку.
— Уходи. Пока не поздно.
Он встал и направился к выходу, не оборачиваясь. Он никогда не узнает, что находился на волосок от смерти.
Гул в голове снова усилился. В любой момент он может перерасти…
В рев.
Такой громкий, всепоглощающий рев. Эйден прикрыл уши в надежде заглушить звук, хоть и знал насколько это неэффективно. Рев становился все громче и громче, переходя в истошный крик. Он, как бритва, врезался в сознание Эйдена, пока его мыслями не завладели два слова.
Кормить.
