Пока я осознавала, что у волка есть ошейник, он ушел. Счел нас недостойными стать его ужином? Но почему? Заметив нас, одиночное дикое животное напало бы или тихонько исчезло, чтобы избежать встречи. Этот же волк заметил нас, посмотрел вблизи, и только тогда ушел. Что это значит? Это нормальное поведение для волка? Или это не волк, а собака, очень-очень похожая на волка? Но и для собаки это не нормальное поведение…
Мы с Ленкой сидели, не смея пошевелиться, в одинаковой мере озадаченные и испуганные.
— Боже… — выдохнула я, разлепив губы. — Это точно волк был, мне не показалось?
— Не показалось, — сдавленно ответила Лена. — Ир, почему он отошел?
— Понятия не имею. У тебя перцовый баллончик с собой?
— Точно, баллончик! — воодушевилась Ленка, и полезла в рюкзак. Достав оттуда спасительный перцовый баллончик, который мы купили, опасаясь гипотетической встречи с диким животным (гипотетической, как же!), она приподнялась и осторожно выглянула из нашего импровизированного укрытия.
— Видишь его? — свистящим шепотом спросила я.
— Нет. Может, распылить баллончик здесь и уйти, чтобы у него нюх отбило?
— А если он нападет, как только мы выйдем?
— Тогда точно придется использовать баллончик, — протянула Лена, выглядывая зверя. — Мамочки!
— Что?
— Там… впереди… их много!
— Волков?
— Бежим, Ирка, бежим!
Подгонять меня не надо было; панический шепот Ленки итак отлично мобилизовал. Она махнула мне рукой, мол, закрой лицо, и направила струю из баллончика в направлении «их». Я вскочила с места, подняла ворот свитера, закрывая нос, и побежала как можно дальше от места распыления; Ленка побежала за мной, забыв со страху о том, что повредила ногу.
Паника и страх мешали думать; я боялась, что содержимое баллончика подействует на меня, боялась споткнуться, боялась обступающей темноты. Я ощущала себя не человеком, а обезумевшим комочком страха, несущимся неведомо куда.
Вдруг нечто сбило меня с ног и придавило; Ленка заорала, крик быстро прервался. От удара у меня перехватило дыхание, так что я не смогла закричать, только шумно вздохнуть. Локтем при падении я ударилась о камень, и правая рука онемела.
Но все это мелочи по сравнению с тем, что на меня навалился волк!
Я начала шарить левой, не онемевшей рукой, ища какой-то камень, сучок, что угодно, годящееся в качестве оружия, но под руками были только грязь да колкая хвоя.
Тогда я попыталась столкнуть зверя. Удивительно, но подействовало, и он приподнялся, так что тяжесть его тела перестала на меня давить. Я поняла, что волк ухватил меня за капюшон; его жаркое «ароматное» дыхание шевелило волосы, обдавало лицо.
Издалека послышались несколько голосов (неужели появились люди?); угадывались отдельные Ленкины слова. Слова эти не обнадеживали: «Не трогай», «Отойди»… Лежа под волком, я опасалась поднять голову и хоть как-то осмотреться.
Вскоре мои сомнения были разрешены: к нам с волком, застигнутым в недвусмысленной позе охотник-жертва, подошли несколько человек.
— Слава Богу! Уберите его! — дрожащим голосом попросила я.
Подошедшие заинтересованно склонились ко мне, потрогали зачем-то мои волосы, убранные в хвост, начали о чем-то быстро, непонятно говорить, а потом радостно рассмеялись; кто-то даже заулюлюкал. Я не поняла сказанного, но этот смех и эта радость меня насторожили.
Смех стих, как только один из мужчин резко произнес очередное незнакомое слово.
Волк разжал челюсти и слез с меня. В ту же секунду меня рывком подняли.
Первое, что я увидела, это глаза — такие же желтые, как у волка. Все остальное было вполне человеческим, хотя и плохо различимым в темноте. Человек взялся за мой капюшон; я машинально попыталась отцепить его руку в черной кожаной перчатке.
— Мэза, — хрипло произнес этот тип, и остальные типы плотно обступили меня.
Мой взгляд панически забегал по недружественным мордам, но не выцепил ничего информативного из-за темноты. К тому же «морды» скрывали низко надвинутые капюшоны.
Я дернулась, но этим только причинила себе боль; желтоглазый держал крепко.
— Мэза… — повторил он, изучая меня столь же пристально, как недавно изучал нас с Ленкой волк. Неожиданно мягкий, обволакивающий голос желтоглазого почему-то испугал меня еще больше, чем вся ситуация, чем волчище, и из меня вырвались те же слова, что недавно кричала Лена:
— Не трогай! Отпусти!
Мужчина усмехнулся. Я дернулась еще раз, резче, во всю силу, и пнула его. Он удара вовсе не заметил, и, приблизив меня к себе, сказал, глядя в глаза:
— Кои ов-вен?
Судя по интонации, это был вопрос.
— Отпусти! — взвизгнула я панически, и на этот раз на мой крик отозвалась Ленка. Увы, тоже криком. Увы, тоже паническим.
— Ов-вен? — настойчиво повторили вопрос.
— Какой еще ов-вен? Кто вы все? Отпустите нас! Мы заблудились!
Желтоглазый посмотрел на меня еще немного, затем кивнул своим спутникам. Те стали быстро меня ощупывать; кто-то стянул рюкзак. Я рванулась раз-другой, но, быстро осознав тщетность попыток сопротивления, замерла и ослабла, до того страшно мне стало. Мужские руки бесцеремонно стащили с меня ветровку, задрали свитер, завозились с резинкой теплых джоггеров…
«Изнасилуют», — подумала я обреченно
Ленку подвели к нам, тоже влезли под ее одежду… Нагло тиская и щупая нас, эти подонки возбужденно переговаривались. Что за странная языковая смесь? Не настолько чужеродная, чтобы ничего нельзя было понять, и в то же время достаточно отличающаяся от русского языка.
Кто-то сжал мою грудь до боли, и тупо, как подросток, хихикнул. Меня передернуло от омерзения, и я вздрогнула всем телом.
— Кова, мэза. Кова, — ответил желтоглазый, крепко меня удерживая. Он единственный не радовался неожиданной добыче, держался более-менее спокойно, но от этого его волчьи глаза мерцали не менее опасно.
— На русском говори, — напыщенно бросила я, стараясь абстрагироваться от того кошмара, который происходит и будет происходить дальше.
— Они не понимают, — ответила мне Лена, в голосе ее звучали слезы.
Ситуация была не только страшная, но и странная. Очень странная. Я заметила, что хоть меня прощупали жадно, залезли руками повсюду, но никто еще не приступил к активным действиям, никто не сорвал одежду, и на землю валить не собирались. Они будто бы не развлечься хотели, а искали что-то на моем теле.
Один из тех, кто меня щупал (или обыскивал?), вдруг прижался ко мне всем телом и, глядя в лицо желтоглазого, о чем-то попросил. Да, именно попросил, если полагаться на интонацию.
— Ни! — рявкнул желтоглазый.
— Зен… — теперь интонация была молящей. — Мэза т-а-а лоит. Ми можети разок…
— Ни.
Я жадно ловила слова. «Ми», «можети», «разок», «ни»… Вот это последнее «ни» означает «нет». Что же означает слово «мэза»?
— Зен, — произнес тип, занимающийся «обыском» Лены. — Ов-вен ни драта.
Тот, к кому обращались «Зен», подумав, произнес какую-то длинную фразу и посмотрел на меня. Посмотрел безразлично и жадно в то же время, и меня снова начал душить страх, и снова захотелось бессмысленно бороться.
Чтобы заглушить его, я сказала по возможности спокойно (безнадежно — голос срывался и дрожал):
— Мы заблудились. Пожалуйста, выведите нас из леса к Телецкому озеру. Вы сразу заметите палаточный лагерь, там много людей. Нас, наверное, уже ищут.
Зен выслушал меня очень внимательно, словно все понимал, после чего склонился к самому моему лицу и вкрадчиво спросил:
— Каи зовешься?
Вполне понятный вопрос. Я ответила:
— Ирина.
— Ирина… Ми мэнчи ов Хаун, двенатри ов-вен, — сказал Зен и поочередно обвел нас с Леной властным взглядом. Затем рявкнул: — Ин, мэзы, сберег ов Хаун!
— Сберег ов Хаун! — подхватили мужчины, и подняли вверх руки со сжатыми кулаками.
Зен подтолкнул меня к ним и дал короткий приказ. Пока я недоуменно озиралась, мой свитер опустили, штаны заботливо подтянули, а руки завели за спину и связали веревкой в запястьях.
