Та, поправив платок, неслышно вышла из-за занавески и быстро вернулась с миской и ложкой. Наклонившись к Ленке, она улыбнулась и ласково что-то проговорила; ее обращение началось со слова «мэза».
— Они не хотят развязывать нам руки, поэтому она сама будет нас кормить, — шепнула я.
— Думаешь, это можно есть? — так же, шепотом, спросила Лена.
— Не можно, а нужно. После того как мы отмерзли в лесу, самое время поесть чего-нибудь горяченького.
Женщина непонимающе нахмурилась, переводя взгляд с моего лица на Ленкино. Затем зачерпнула содержимое миски ложкой и поднесла ко рту девушки. Лена вздохнула, посмотрела на ложку с таким видом, словно в ней болотная жижа, и, решившись, открыла рот.
Судя по тому, как она прожевала и проглотила еду, на вкус сие блюдо явно лучше болотной жижи.
— Ну как? — спросила я.
— Вкусно. Это толченая картошка с грибами, луком и еще чем-то.
— Картошечка… — проговорила я, ощущая, как выделяется слюна. — Ты не торопись, ешь спокойно, потом поговорим.
Накормив первую похищенную, то есть Ленку, женщина принялась кормить вторую похищенную, меня; перед этим она наведалась к котелку и зачерпнула новую порцию еды. Картошка и впрямь оказалась горячей, сытной и вкусной, так что я получила от еды удовольствие и по-детски жадно торопилась наесться. Ничто не может испортить мой аппетит…
Глядя на меня, незнакомка умилялась и то и дело почтительно произносила «мэза». Закончив меня кормить, она убрала миску и вернулась уже со стаканом, после чего поочередно нас напоила из него. Это оказался теплый напиток, в котором чувствовался мед, какие-то травы и что-то хвойное. Вкус был непривычный, но довольно приятный.
Подкрепившись, я начала проваливаться в сон. В куртке стало жарковато, но я не могла ее снять. Женщина, убрав стакан, из которого нас поила, указала нам жестами, что надо как-нибудь улечься и постараться отдохнуть, и даже сходила за шкурой; скатав ее валиком, она подложила ее нам под головы.
Борясь с одолевающей дремой, я спросила у «хозяйки»:
— Мэза?
— Ни, — покачав головой, ответила она, и указала на нас с Леной: — Ит мэзы. И, — теперь она указала на себя, — общерь сберег, декоративка.
— Декоративка?
— Та.
Предположив, что «та» означает «да», а «ит» — «ты», я спросила:
— Ит декоративка?
Она кивнула, а мы с Леной переглянулись. Вспомнив, как нас пытался расспросить Зен, я произнесла, надеясь, что все правильно запомнила:
— Каи зовешься?
— Крета, — с готовностью ответила женщина.
— Ирина, — представилась и я.
— Елена, — последовала моему примеру Ленка.
— И-ри-на — по словам произнесла Крета. — Е-ле-на. Ви здраво, мэзы.
— Эти слова Зен сказал хозяину дома, — сказала я Лене. — Наверное, приветствие.
— Скорее всего… Ира…
— А?
— Что происходит?
— Если бы я знала… Нам бы до рюкзаков добраться, там телефоны. Они их почему-то не выключили.
— У меня такое ощущение, что телефоны нам точно не помогут… Этот дом, их одежда… это все не вписывается в наше время.
— Думаешь, мы в прошлое попали? — фыркнула я тихо. Паранормальное развитие событий я упрямо отрицала, хотя факты вели к тому.
— Не знаю, куда и как именно, но мы однозначно попали, — произнесла Лена и посмотрела на Крету, замершую перед нами с услужливой улыбкой на лице. — Ов-вен, Крета?
— Двенатри, мэза.
Ленка улыбнулась, благодаря за ответ, и снова на меня посмотрела.
— Они у нас спрашивали про ов-вен, так? Это означает что-то важное для них, возможно город или земли. А «мэза», скорее всего, обращение к женщине.
— Знаешь, чего я не понимаю? Она очень уважительно с нами говорит, хотя мы всего лишь две грязные уставшие девчонки, связанные к тому же.
— Не знаю, почему она так с нами мила, но она здесь явно не на хозяйском положении… Худющая, вся в синяках… И она назвала себя «декоративкой». Что это может значить?
— На ум сразу приходит, что это производное от слова «декоративный».
— Декос, — встряла Крета, внимательно нас слушавшая, и показала на свое лицо, на платок, на платье.
— Одежда? — нахмурилась я, не понимая этой пантомимы.
— Может, имеется в виду внешность?
— Может…
Из другой части дома до нас донесся взрыв смеха. Наши похитители в хорошем настроении… А как себя чувствуют наши парни?
Я пошевелилась, ища более удобное положение на кровати, и, сдавшись-таки дремоте, прилегла кое-как набок, чтобы и связанным рукам, и связанным ногам было удобно. Лена устроилась рядышком, тоже пытаясь разместиться по максимуму удобно. Крета заботливо поправила под нашими головами шкуру, свернутую в валик.
Лицо Лены оказалось прямо перед моим; так мы могли тихо шептаться.
— Я все вспоминаю тот гул… — проговорила она. — Все началось неожиданно: голова закружилась, возник гул, может, в голове моей, а не в лесу, ноги ослабели, и появилось ощущение, что меня куда-то затягивает… Неужели ты ничего такого не почувствовала?
— К чему ты клонишь? К тому, что мы попали во временную яму и провалились в прошлое?
— А что еще? Ир, подумай: какие охотники могут так выглядеть в наше время? Да и в лесной времянке сто процентов другая обстановка была бы. Были бы банки, посуда современная, фонари, в конце концов! А у этих свечи, очаг…
— Некоторые племена в Африке до сих пор живут как в каменном веке.
— В Африке да, но не в Алтайском крае же! Перед поездкой я в интернете много про Алтай читала. Пишут, что здесь много непонятного происходит. Замечают светящиеся сгустки, летательные аппараты, люди здесь исчезают…
— Лена, хватит! Это все сказки для впечатлительных личностей.
— Ладно, — обиделась она. — А ты какое объяснение дашь?
— Никакого, — со вздохом ответила я. — Не могу думать, устала очень, и глаза сами собой закрываются.
Она тоже вздохнула.
— Да, отдохнуть нам обязательно надо, и согреться. Это сейчас главное.
— Тогда спим, мэза? — слабо улыбнулась я.
— Знать бы еще, что же значит это «мэза»…
Я не заметила, как заснула, и не поняла, от чего проснулась. Пошевелившись, открыла глаза, и перед глазами расползлась непроглядная муть. Такое часто случается, когда засыпаешь в линзах. Хорошенько поморгав, чтобы картинка обрела былую четкость, я посмотрела на Ленку. Она сладко спала и негромко посапывала, хотя поза ее и выглядела неудобной. Стараясь ее не тревожить, я осторожно поднялась, неловко балансируя на связанных затекших ногах, и уперлась руками в ящик, стоящий впритык к кровати.
Крета прикорнула с другой стороны ящика, на шкуре. От мужчин нас скрывала плотная занавеска, но и отсюда я могла слышать их храп.
Очаг погасили, но света было достаточно, вероятно, свеча еще горела. С трудом приблизившись к занавеске и надеясь, что удержу равновесие, я выглянула из-за нее. Четверо наших похитителей разместились кто на лавках, кто на полу, на шкурах, которые стянули со стен. Ни волка, ни хозяина дома я не увидела, зато обнаружился Зен. Он сидел на свободной лавке лицом ко мне. Так вот почему свеча не затушена… Почувствовав мой взгляд, он посмотрел на меня.
Я замерла испуганно. Он усмехнулся и, поднявшись, пошел ко мне. Изрядно струхнув (не понравилась мне усмешка на его лице!), я попыталась вернуться на кровать и потеряла равновесие. Зен быстро одернул занавеску и поймал меня до того, как я упала бы и разбудила всех.
Секунду-другую мы смотрели друг на друга так же пристально, как и при первой встрече. Я еще раз отметила про себя, что глаза у мужчины яркие, янтарные в полумраке, а лицо узкое, с впалыми щеками, но точно не от недостатка массы. Хищная морда, как у того же волка, да и волосы тоже чем-то похожи цветом на серую волчью шкуру — то ли темные, то ли светлые.
Поудобнее перехватив, Зен отнес меня к столу и усадил на лавку. Я уселась так, чтобы не терять равновесия, но все равно было неудобно: ныли мышцы, болели запястья, перетянутые туже, чем следовало бы, да и, в общем, болело все тело. Выражение моего лица, наверное, стало совсем несчастным, и Зен меня пожалел, произнес ласково:
