— Не сейчас, Жень. Давай вечером встретимся и поговорим, хорошо? Я же запретила тебе приезжать.
Вот так тепленький прием: подруга вошла в образ Эвереста и начала атаку без предупреждения. Я так растерялась, что не сразу нашлась с ответом.
— Во-первых, насколько я помню, ты не мой начальник, чтобы запрещать мне появляться в офисе, — сухо поясняю, чувствуя, как раздражение вновь дает о себе знать. — Во-вторых, я ещё не уволена, не так ли? Кстати, он на месте? — киваю на стену, за которой скрывается кабинет Игоря Петровича. — Будь добра, сообщи, что я приехала, как мы и договаривались.
— У него совещание, я не стану мешать.
Таким голосом Наташка обычно отшивает назойливых сотрудников, которые бегают к начальству по любому чиху. Но я-то не из-за ерунды здесь. И не по собственной прихоти.
— Ещё как станешь, если не хочешь, чтобы я помешала ему совещаться, просто ворвавшись в кабинет, — поднимаюсь с места, намереваясь дать понять, что я не шучу. — Какая муха тебя укусила? Это ведь не тебя собираются турнуть ни за что, не так ли? Да какого черта, Наташа! Я прервала свой отпуск, половину которого просидела в отеле и исправляла косяки сама знаешь кого, а вы в последний момент все переиграли? Продолжим спорить или ты сделаешь свою работу?
На секунду в мыслях проскальзывает сожаление. Может, и не стоило так уж резко?
— Так, все, брейк. Успокоились обе, пока не наговорили друг другу того, о чем потом пожалеем, — Наташка идет на попятный. Она знает, что завожусь я с пол-оборота, слишком импульсивная и эмоциональная. Обычно ещё себя сдерживаю, но не сейчас, когда уставшая и злая. Отпуск испорчен, премии лишилась, а сейчас могу и работу потерять с тем же успехом. Дома парень болеет, тут мне лапши на уши навесили. — Пошли кофе попьем, поговорим. У Игоря Петровича действительно совещание, может, к тому времени закончат.
В опровержение слов Натальи из-за стены разносится громкий мужской смех.
— Весело у них там.
— Не то слово, — соглашается подруга, и я невольно смеюсь, глядя на её кислую физиономию. — Идем?
Мы почти уходим, как дверь кабинета начальства распахивается, выпуская веселье в приемную.
— Наталья, душенька, организуйте нам кофейку, — в дверном проеме стоит Игорь Петрович. Довольный, веселый. Я бы даже сказала, неприлично счастливый. Улыбка такая, какой не было, даже когда стал главой компании. И я не знаю, что меня больше поражает: его благодушие или Антон на заднем фоне, что сидит на кожаном диване в кабинете начальства и воркует с Алиной, словно влюбленный голубь. — О, Евгения Олеговна, и вы тут?
Я с усилием отрываю взгляд от парочки, чувствуя, как промеж лопаток ложится чья-то ладонь. Наташка. Этот нехитрый жест помогает вернуть самообладание. Пожалуй, начать выяснять отношения прямо сейчас — не лучшая идея, в кабинете есть посторонние.
— Да. Вы хотели меня видеть, как только я приеду.
Голос ровный, я бы даже сказала, механический. И это хорошо. Возможно, мне лишь показалось, что одна рука Антона обнимает девушку за плечи, а вторая сжимает её ладони. И сидят они слишком близко — тоже показалось. Или это совсем не то, что видится на первый взгляд.
— Это было две недели назад, Орлова, когда «Октава» собрались разорвать все договоренности, — мужчина выставляет ладонь вперед, намекая, что и слушать ничего не желает. — Я помню, у вас там в поездке что-то с документами произошло, и вы не могли вернуться раньше, — отмахивается начальство, — но это ничего не меняет. Давайте о работе поговорим в понедельник, там и решим, что делать с вашей ошибкой. К счастью, Алина Игоревна уже урегулировала возникший конфликт к «Октавой», поэтому дела подождут.
Я едва не скрипнула зубами от досады. Значит, Алина Игоревна урегулировала? Вот как. Видимо, я перегрелась и получила солнечный удар, когда решила, что это я две недели пахала, заново составляя документы и ведя переписку с представителями «Октавы» прямо из отеля. Консультировала и направляла Алину, чтобы она в очередной раз не напортачила.
Что ж, ну теперь мне хотя бы понятно, откуда ноги растут у этой мутной истории. А то две недели думала-гадала, что за ерунда с договором, и почему «Октава» чуть не послали нашу компанию к едрене фене. Возникло подозрение, что при трудоустройстве в «Октаву» сотрудники не только подписывают трудовой договор, но и дают обет молчания. А в дополнение ко всему проходят курсы увиливания от прямых вопросов. Я так и не поняла, что конкретно произошло с нашей последней встречи. А Алина ни бе, ни ме, ни ку-ка-ре-ку о причинах конфликта.
Вот только недолго этой стрекозе плясать осталось — подниму переписку за несколько месяцев, выцеплю из неё все документы, и чья-то песенка будет спета. Какое счастье, что я работаю на своём ноутбуке, а не на корпоративном. Как бы Алина не льстила мне эти месяцы, не восхищалась моим умом и работоспособностью, не строила из себя невинную овечку, но я так и не забыла её обещание двухгодичной давности — вернуться и уничтожить мою карьеру. Так что я была начеку с той самой фразы: «Это Алина Игоревна, прошу любить и жаловать!»
Предупрежден, значит, вооружен. Что ж, посмотрим, кто кого. Я не собиралась складывать лапки и подставлять филейную часть для пинка. Обойдется.
— Конечно. Увидимся в понедельник, Игорь Петрович.
— Стойте, душенька, ну что ж вы так спешите, — фамильярность Игоря Петровича бесила просто невообразимо, но человек неисправим. Я пыталась в первые месяцы совместной работы указать ему на личные границы, но проще уговорить тигра не нападать. Вечно себе на уме. — У нашей компании отличный повод для праздника, и раз уж вы тут, то просто обязаны разделить эту радость с нами. Вы ведь старожил офиса, не так ли? Работаете тут шесть или семь лет, если не ошибаюсь?
— Шесть с половиной.
— Почти с самого основания. Значит, имеете полное право узнать о грядущих изменениях одной из первых. Наташенька, так что там с кофе?
— Один момент, Игорь Петрович, — Наташа спокойнее, чем ледники Антарктиды, в то время, когда я не знала, куда себя деть. Было огромное желание разобраться в происходящем, но сделать ноги и унести отсюда задницу подобру-поздорову хотелось сильнее. Предчувствие жирной подставы никак не покидало. — Жень, будь добра, помоги мне. Иначе я одна провожусь до вечера.
— Да, вдвоем вы быстрее справитесь. Ну все, бегите.
Мы с Натальей покидаем приемную с идеально ровными спинами, как ни в чем не бывало. Я следую за ней словно на веревочке до самой кухни, подстраиваясь под равномерный стук высоченных шпилек. Едва подруга закрывает за нашими спинами дверь в крошечное помещение, как мое терпение лопается, и я, наконец, задаю главный вопрос этого вечера.
— Какого черта тут происходит? — что-то я стала много ругаться в последнее время. Впрочем, Наташа вообще никак не реагирует.
Мне приходится ждать, пока она заправляет кофемашину. Чтобы не мяться на месте, достаю поднос, на который выставляю несколько идентичных кружек, чайных ложечек и пиалу с кубиками сахара. Пока кофемашина выполняет свою задачу, коллега из тумбочки вынимает полупустую бутылку коньяка. Аккуратно разливает спиртное по двум кружкам, буквально по чуть-чуть. Стало паршиво, когда я, наконец, заметила, что у Эвереста подрагивают руки, отчего горлышко бутылки то и дело тренькало о край кофейной кружки.
Заначка спрятана, а мне в руки всучили один из импровизированных бокалов.
— Пей за то, чтобы стояло только у верных!
Чудо, что после столь оригинального ответа на поставленный вопрос кружка не выскользнула из ослабевших рук.
— Я за рулем, — смотрю на подругу, пытаясь уловить признаки розыгрыша. — И ты же знаешь, что я не пью. Наташ, ты же пошутила сейчас, да?
Не хочу верить, что это правда. Он не мог. Только не Антон.
— Знаю, конечно, но попробовать стоило, — подруга смотрит на меня со смесью жалости и сочувствия, после чего возвращается к кофемашине. Тяжело вздыхает и продолжает: — Да какие там шутки, Жень. Ты даже не представляешь, насколько все дерьмово.
