брата, пропавшего без вести полтора года назад.
Нам сказали, что Тобиас погиб – в одно ужасное утро в дом явились трое господ из Госдепартамента с траурными лицами. Принесли бумагу с гербом Аранты, в написанное в которой я отказывалась верить до сих пор.
И пусть прошло уже полтора года с исчезновения Тобиаса, а брат так и не появился, но я все еще не верила!..
Тобиас называл своего филина Беляшом, и Бельгашу это категорически не нравилось. Я же стала звать того Белышом, и это тоже не пришлось магической птице по душе.
Во всем остальном жизнь его вполне устраивала – можно было дремать на рогах весь день, а вечером, когда спадала летняя жара, отправляться через распахнутое окно на прогулку.
Обязанностей у него почти не было, потому что писали нам мало и крайне редко. Вот, за лето пришло всего одно письмо из столицы, так что Бельгаш не перетруждался.
Но я всегда считала, что мы держим его не только из-за доставки писем и любви к дикой природе. Он должен был ловить мышей, чем… не занимался!
– Вот, смотри! – в сердцах заявила я филину, подняв повыше испорченный саквояж. – Видишь, сколько дыр?! Надеюсь, тебе стыдно! Ну уж нет, не отворачивайся и глаза не закрывай, гляди на результаты своей лени!
Продолжая его распекать, я принялась залеплять дыры в саквояже магией. А вот с ручкой пришлось повозиться довольно долго – она отвалилась сразу же, еще в кладовой.
Бытовой Магии на факультете Боевой уделяли не слишком много внимания, поэтому я испытывала определенные… гм… трудности с тем, чтобы приладить ее на место. Зато с тем, чтобы сжечь и развеять – с таким у меня никогда не было проблем!
Но я все же не сожгла. Приладила, подергала – держится!
Наконец, закончив с саквояжем, я быстро сложила в него одежду, после чего покидала в найденную на кухне корзину письменные принадлежности и книги. Все книги не влезли, а искать еще одну корзину у меня не было времени, потому что – о Боги Аренты! – до телепорта оставалось чуть больше полчаса.
Пришлось выложить три из них, по Огненной Магии, хотя сердце обливалось кровью.
– Быстро в клетку! – заявила я Бельгашу, когда сборы закончились, и я переоделась в темное дорожное платье с узкими рукавами, стоячим воротничком и скромным вырезом на груди. – И не вздумай ничего учудить, иначе впредь я буду звать тебя Беляшом.
Филин ухнул неодобрительно, но так и не покинул облюбованные им рога.
– Живо! – повторила я. Затем сменила тактику: – Отцу до тебя нет дела, мама серьезно больна, а новая сиделка замахала на меня руками, когда я намекнула, что ей придется кормить еще и магическое существо. Учитывая, что ловлей мышей ты брезгуешь, то можешь прикинуть свои варианты. По моим расчетам они выходят так себе.
На самом деле, сиделке ни о чем таком я не говорила, давно решив, что возьму Бельгаша с собой. Но знать филину об этом не стоило – птица у нас была с характером, да еще с каким!
Я тоже не отличалась покладистым нравом, но сейчас мне было не до споров.
– Живо! – приказала я в третий раз, выразительно покосившись на распахнутую дверцу. – Иначе тебя ждет голодная смерть.
Но филин не шелохнулся – вот же пернатая зараза!.. Еще и глаза закрыл, притворившись, что заснул.
И я сдалась – но исключительно потому, что у меня не было времени с ним возиться, а Бельгаш был мне нужен.
– Так и быть, я не стану напоминать, что по твоей вине мыши погрызли саквояж… Ах, тебе и этого мало?! Хорошо, тогда в столице я стану звать тебя по имени. Будешь у меня Бельгашом, и я ни разу не назову тебя ни Беляшом, ни Белышом.
Беляш, то есть, Бельгаш тотчас же расправил крылья. Затем спикировал в распахнутую дверцу, устроился на жердочке и уставился на меня выжидательно.
Я закрыла дверцу.
– Вот и отлично! – сказала ему. – Посиди-ка пару минут спокойно, я сейчас вернусь.
Отправившись в соседнюю спальню, еще раз попрощалась с мамой – поцеловала ее в бледную сонную щеку, прошептав, что я обязательно приеду домой на каникулах. Но мама так и не проснулась, еще утром приняв сильнодействующее снадобье.
Я же поправила ее одеяло, подумав, что, может, оно и к лучшему. Меня ждали два года учебы в столице, и весть о моем отъезде могла спровоцировать очередной приступ. А так…
Вполне возможно, мама даже не заметит, что меня нет дома.
Дремлющая в кресле-качалке сиделка на мой вопрос заявила, что беспокоиться мне не стоит. Она обо всем позаботится, и миссис Саммерс в надежных руках.
Попрощавшись и с ней, едва сдерживая слезы, я сбежала по ступеням в подвал, где папа оборудовал себе лабораторию.
Еще на лестнице я ощутила сильнейшие магические колебания. Тонкие – вернее, тончайшие! – Высшие потоки закручивались в невидимые обычному глазу узоры. И пусть я была в состоянии их почувствовать, но не представляла, над каким из новых заклинаний сейчас работал отец.
То, что он делал, лежало за гранью моего понимания, а папа давно уже перестал посвящать меня в детали своих исследований.
Раньше мне нравилось угадывать; я пыталась разобраться сама, разыскивая по книгам в нашей библиотеке подходящие заклинания, но сейчас мне было не до магических головоломок. Застыв на пороге лаборатории, я смотрела на всклокоченные на затылке седые волосы отца, склонившегося над рабочей тетрадью, обложившись свитками, камнями и артефактами, над которыми танцевали алые завитки Огня.
Глядела на него и думала о том, что понятия не имею, в чем я его разочаровала, и почему он утратил ко мне интерес. До тех самых трагических событий все было совсем по-другому.
– Пап, прости, что я тебя беспокою, но у меня телепорт через полчаса, – сказала я равнодушной спине и затылку. – Я уезжаю в столицу. Ты же знаешь, что я буду учиться в Академии Магии Хальстатта.
Голова качнулась – отец безразлично пожал плечами.
– Езжай! – произнес он, даже не повернувшись в мою сторону.
Еще немного постояв – совершенно напрасная трата времени, – я тоже пожала плечами, хотя мне было больно.
Очень больно, что уж тот скрывать!
В детстве, когда я подавала какие-то там надежды, папа проводил со мной много времени. Обучал заклинаниям – как классическим, так и тем, которые придумывал в стенах своей лаборатории, после чего старательно записывал в рабочие тетради, стопки которых хранились в его книжном шкафу.
И да, мне разрешалось брать те самые заветные тетради – отец всячески
