пробиться сквозь нее, кроме нас. Но внутри нее у нас был свой собственный круг безопасности, комфорта, свободы. Это было крошечное пространство, созданное только для нас, но пока оно существовало, я мог противостоять всему остальному. Я мог быть монстром, который был нужен миру, безжалостным существом, которого почитали, которому аплодировали и в которого все верили.
Я рявкнул на прощание своей стае, свернул с тропы и скрылся в подлеске под заунывный вой, покинув их и направившись к трем фейри, с которыми мне нужно было быть сегодня вечером.
Эта неделя была волнующей, но и изнурительной, и мне нужно было сбросить боевой облик этим вечером и просто быть собой.
Вскоре я добрался до Королевской Лощины, нашего маленького убежища в Стенающем Лесу, которое мы выбрали для себя в первый же день нашего прибытия сюда. Со времен наших родителей в академии было не так много фейри, достаточно сильных, чтобы раскрыть ее секрет, так что это место практически звало нас, чтобы использовать для нашего собственного тайного рая.
Я вернулся в форму фейри и прижал руку к стволу, и дерево впустило меня внутрь, когда магия омыла меня. Это дерево предназначалось только для самых могущественных фейри, но с тех пор, как мы присвоили его себе, мы усилили защиту вокруг него, чтобы только мы могли получить доступ. Хотя иногда профессор Орион появлялся здесь, чтобы пообщаться с Дариусом, но тут же исчезал, как только появлялся я или кто-нибудь из Наследников. Я знал, что Дариус дружил с ним много лет, но у этого чувака были проблемы, а поскольку на днях во время урока секс-просвещения он засунул мне в рот персик и я чуть не подавился им за то, что слишком громко говорил о своем сексуальном опыте, я не могу сказать, что сильно его люблю.
Я распахнул дверь на лестнице, практически задыхаясь от того, как я был рад всех видеть, и когда я заметил Кэла на диване, я бросился к нему, нырнул на него и облизал его лицо.
— Клянусь солнцем, убери свой гребаный член, — потребовал он, но при этом рассмеялся, когда я продолжал лизать его шершавую щеку и ласкать его.
Я обернулся на скрип половицы позади меня, обнаружив, что Дариус пытается на цыпочках уйти от меня, и я прыгнул на него следом, обхватив его руками и ногами, пока он ругался, а я завывал от радости.
— Одежда, — твердо сказал Макс, оттаскивая меня от Дариуса и впихивая мне в руку пару тренировочных штанов, и от него в меня хлынула волна потребности.
Я натянул их и набросился на Макса, убедившись, что он тоже получил большой лизок. Им нравились мои лизания. Даже когда они гримасничали и отталкивали меня, они никогда не пытались остановить меня. Я полагаю, что я просто неотразимо очарователен или что-то в этом роде. Магнетический, называет меня мама.
— Что мы будем делать сегодня вечером? — спросил я, отпустив его, и бросился на диван, когда Калеб щелкнул пальцем и запустил лозу, чтобы достать пиво и вложить его мне в руку. Я открыл бутылку зубами и сделал длинный глоток, чтобы утолить жажду после пробежки, которую я совершил со своей стаей. — Может, посмотрим еще немного Пегасского порно, которое мы нашли в Интернете? Два рога, одна чашка.
— Не, я хочу веселиться, — Калеб пригубил пиво, и я наблюдал, как работает его горло, проглатывая каждую каплю.
— Я хочу позже повозиться с другими новенькими, — мрачно сказал Дариус, ухмылка скривила его губы, когда между ними просочился легкий дымок. Он был диким ублюдком, и от него во мне всегда разгорался порочный огонь. Я был уверен, что мы плохо влияем друг на друга, но сейчас даже звезды не смогли бы нас разлучить, если бы захотели. Мы были братьями, закаленными и созданными, и в Солярии не было силы, способной разрушить фундамент, который мы построили для себя. Наши пути были определены. Солярианский трон был нашей судьбой, и на нашем пути не было никаких препятствий, чтобы помешать нам занять его.
— У тебя есть кто-то конкретный на примете? — спросил Макс, от него в комнату просочилось волнение, отчего мое собственное волнение усилилось.
— Пара чокнутых роялистов изучала пророчества в библиотеке, пытаясь найти подсказки к нашему падению и возвышению старых родословных, — сказал Дариус, и мы все захихикали над этим.
Да, вероятность того, что Веги восстанут из мертвых и вернутся на свой трон, была столь же вероятна, как и то, что знак мира возобновит свое существование.
— Грас вовлечена? — спросил Макс, его голос немного углубился.
— Она всегда вовлечена в это дерьмо, — сказал Калеб. — Я думаю, она не в себе.
Дариус пожал плечами. — Мне вообще плевать на их безумные начинания, но одна птичка напела мне, что у них сегодня вечеринка, и угадайте, как они ее назвали?
— Как? — я взволнованно подпрыгнул вверх-вниз.
— Анти-Наследники, — отшутился Дариус. — И согласно моему источнику, они планируют какой-то большой, уморительный трюк, чтобы попытаться унизить нас.
Палец Калеба запутался в моей рубашке, и он притянул меня ближе, заставив меня посмотреть на него и понять, что его клыки выдвинулись. Он был чертовски голоден, и это заставило меня тоже проголодаться.
— Расскажи мне больше, — потребовал он от Дариуса, и я был уверен, что он даже не понял, что держит меня в руках. Злобный маленький Вампир. Мне нравилось, когда он становился убийцей. Мне хотелось завыть на чертову луну.
— Ладно, садись, — Дариус отошел, схватив еще одно пиво и пустив по стеклу липкую изморозь.
Я перетащил Калеба обратно на диван, а Макс ухмыльнулся, когда он опустился на свое любимое место.
Сегодня от Дариуса исходила такая опасность, что у меня аж кожа затрепетала. Я всегда чувствовал настроение своих друзей, хотели ли они прижаться ко мне, нуждались ли в моих объятиях или просто сейчас не время для объятий. Но больше всего меня всегда выводило из себя именно это настроение: звери в нас смотрели из наших глаз, а атмосфера трещала от напряжения. Звезды поворачивались в нашу сторону, забавляясь тем, какой хаос мы собираемся устроить сегодня ночью, и мы никогда их не разочаровывали.
Дариус опустился на спинку кресла у камина, и пламя взвилось у него за спиной, его Элемент взял на себя управление им и послал тепло, пылающее в пространстве. Он остался в тени, в силуэте пламени у него за спиной, и на секунду он стал похож на своего отца: глаза сузились, а рот исказился от жестокости. Из моего горла вырвалось хныканье, и я прижался
