не той же самой собой — не как бессмертная нимфа, ждущая своего возлюбленного. Нет, Катрина — мисс Катрина Бартон — не являлась Иоландой, и даже кровь в ней текла иная. Однако, она смутно помнила о какой-то женщине, далекой, затерявшейся в прошлом… отчаянной и величественной. Которая пообещала ждать своего возлюбленного вечно, находить его в каждой жизни… И любить.
Иногда Катрине казалось, что таким образом она уговаривает себя. Ей не нравился ни один мужчина, которых она во множестве встречала на балах — а матушка желала выдать дочь замуж с поистине завидным энтузиазмом. Иногда, задумавшись над книгой, когда отблеск заката в окне окрашивал страницу в оранжевый, Катрине казалось, что ее странные ощущения — правда. Не сон, не шутка растревоженного духовидческими повестями воображения… Но она никогда не была уверена до конца.
Ей уже исполнилось двадцать четыре — по тем временам, приличный возраст — когда Катрина, наконец, нашла ответ на этот загадочный вопрос.
Матушка год от года становилась все печальней и все больше волновалась — дочь рисковала остаться старой девой. Конечно, было бы неплохо иметь на старости лет помощницу, но миссис Бартон скорее согласилась бы принять к себе бедную дальнюю родственницу, чем оставить в доме дочь. Речь не шла о милосердии и сочувствии — Бартоны не бедствовали, однако замужество Катрины, даже не блестящее, существенно поправило бы дела семьи. И, что еще важней, при разумном выборе жениха — упрочило репутацию.
В тот — судьбоносный — вечер миссис Бартон, в красном атласе и перьях, водила дочь по бальному залу, словно представляла породистую кобылу на ярмарке. Из одного угла в другой, то тут, то там останавливаясь возле знакомых.
Катрине быстро стало неловко. Она всегда с томительным стыдом ощущала преострейше, как назойлива ее мать в обществе потенциальных женихов. Но на том приеме миссис Бартон просто превзошла сама себя! Катрина, обычно не позволявшая себе не держать подобающую осанку, в тот вечер не могла поднять глаз от пола.
— Нам нужно завести знакомство с мистером Хэнзардом, пока его не перехватила девица поудачливей. Или помоложе. Или посимпатичней. Смотри в оба, Катрина, этот жених — лучшее, на что ты можешь рассчитывать… И, воистину, лучшее, о чем можно мечтать. Выглядит, как Амур, а его имение, говорят, еще краше. А, вот кто нам поможет, — миссис Бартон дважды сжала руку дочери, словно подавала ей тайный знак. Какой? Она не потрудилась объяснить. Катрине не оставалось ничего, кроме как покорно последовать за матерью через зал.
О, они были смешны и неуклюжи, два стремительных, упорных зверька, идущих по следу недурного поместья. И они были навязчивы.
Катрина опустила голову еще ниже, не зная, как скрыть румянец невыносимой неловкости.
Если бы мать не стиснула в очередной раз ее пальцы, Катрина наткнулась бы прямо на джентльмена, которому миссис Бартон готовилась ее представить.
— Выпрями спину, дорогая, — шепнула мать, и дочь послушно подняла голову, чтобы взглянуть на собеседника…
О, незабываемый миг!
У Катрины захватило дух.
Это был он.
Ее рыцарь из прошлого. Ее вечная любовь.
— О, мистер Бэррон! Это моя дочь, Катрина…
Им обоим следовало сказать «очень приятно» или «добрый вечер», но ни он, ни она не могли и слова произнести. Мистер Бэррон смотрел на Катрину так, словно тоже увидел в ней леди из прошлого. А она сама потеряла дар речи.
— Может быть, представите нас мистеру Хэнзарду? — Матушка не была уверена, что не нарушила этикет, однако ее просто распирало желание познакомить дочь и молодого кудрявого хозяина поместья с… каким-то там значимым доходом.
— Да, конечно, — едва слыша, что ему говорят, ответил мистер Бэррон. Он не мог оторвать глаз от Катрины, а она — от него.
— Ну же. В конце концов, Ваш-то сын еще слишком молод, чтобы быть подходящим женихом нашей Катрине!
Мистер Бэррон вздохнул и дернулся, словно незаметно — однако ж, пребольно — ударился чем-то.
— Да. Сын…
— Он остался дома, с миссис Бэррон?
— Да…
И мистер Бэррон представил Катрину Хэнзарду. Она не хотела разговаривать с новым знакомым — хотя он был молод, привлекателен, а кудряшки у него действительно оказались на удивление очаровательны, да и доход, как оказалось, тоже присутствовал ровно в том размере, на который рассчитывала миссис Бартон. Но Катрина, как ни боролась с собой, не могла не искать взглядом по зале мистера Бэррона. Однако, она больше его не увидела.
Никогда в жизни.
В этой жизни.
Он увидел ее сразу же, как только открыл глаза.
Лежал, соображая, где он и что происходит. Воспоминания приходили медленно, накатывая, как волны. Лицо девушки рядом обретало четкость — так же неспешно, словно выплывало из тумана. Она не была прекрасна, во всяком случае, не в тот день. Грязные всклокоченные волосы, кое-как завязанные на затылке обрывком бечевки, круги под глазами. И все равно Джед захотел пошутить, не видит ли перед собой ангела…
Но сдержался.
Ангелом она, конечно, не была — даже в переносном смысле. Едкая, грубая, но деловитая. Медсестра, вот уже месяц исполнявшая обязанности врача. Имя у нее было и говорящее, и, в то же время, полностью противоречащее ее характеру — Джой.
— Вот уж не думал, что найду радость в лазарете. Да еще с развороченной-то рукой.
Он сказал это много после, когда уже полностью пришел в себя. И смог сесть. И узнал, как ее зовут. Другая медсестра принесла ему похлебку.
Джой слабо улыбнулась и отправилась к другому пациенту. Работа горела.
Джед так и не узнал, Джой — это была ее фамилия или все-таки имя.
У Джеда, как оказалось, повреждена была не только рука, но и нога — одна медсестричка сказала, что его выковыривали из танка, как из консервной банки. Часто приходила его проведать и Джой, осмотреть раны, и вскоре даже принесла костыль, чтобы солдат мог передвигаться по лазарету и прилегающей территории. Они были далеко от фронта — не настолько, чтобы не слышать взрывов, но достаточно, чтобы иногда, в тихиие минуты передышки между боями воображать, что наступил мир. Откуда взялся костыль, Джед не спрашивал. Вдруг… и это было вполне вероятно — прежний хозяин почтил в бозе? Не самая редкая причина на войне. Слышать о смертях лишний раз не хотелось.
Джой приходила все чаще, хотя Джеду становилось только лучше, день ото дня. Он не понимал, чем привлек столь пристальное внимание медсестры… Однако она смотрела на него так, словно знала его всю жизнь. Он не чувствовал того же, однако
