были изгоями при живых влиятельных отцах.
— Новая женушка отца, — усмехается он, встряхивая белыми волосами, переводит травяной взгляд на пару.
— Она несчастлива, — чувствую исходящее страдание от дома альфы всегда, когда мне доводится проходить мимо.
Парень пропускает мое замечание мимо ушей, старается избегать темы, касающиеся отца.
— Тени говорят, что намечается переворот в Совете, в стае Райдзена оставаться небезопасно, — напряженным тоном шепчет мне в ухо Керук.
Тени — элитные бойцы, присланные археем Титусом, моим отцом, для охраны южных и восточных границ, где и нашли мужчину, которого обхаживает Марта. На востоке живет несколько стай волков и лис, а вот на юге — пустыня, где обитают змеелюды, но довольствоваться приходится лишь информацией из подслушанных разговоров Теней, так что утверждать точно я не могу. Сердце каждый раз замирает в предвкушении, когда я слышу что-то о других кланах и странах. К моему разочарованию, бойцы редко позволяют себе трепаться попусту, так что удовольствия в моей жизни бывает мало.
— Если Тени правы, то везде сейчас небезопасно, — мягко говорю Керуку.
Его тело напряжено, руки стиснуты в кулаки. Грудная клетка часто приподнимается, демонстрируя злость и нетерпение юного волка.
— Через три седмицы мне исполняется шестнадцать, — произносит спустя некоторое время, как и я, не сводя взгляда с Айлин, которая нервно мнет ткань платья. — Райдзен ближайшее время будет занят волнениями на юге, так что мы сможем сбежать. Лучшего времени не будет, Нереа.
Его взгляд вдруг обращается в мою сторону, чувствую боковым зрением, как он буравит и прожигает меня. В это время альфа целует жену в макушку и подталкивает ее в дом, а сам, осмотрев настороженно окрестности, быстрым шагом удаляется к самой дальней тропинке, ведущей к избушке Марты.
Керук, сколько я себя помню, никогда не называл альфу отцом — ни наедине с ним, ни в разговорах со мной. С одной стороны, я понимала его, ведь ему не было позволено даже жить с альфой в одном доме. Его местом была хибара нашего кузнеца, пожилого волка с мудрыми глазами и тяжелым характером. Неплохой мужчина, но строгий. С другой стороны, я сама никогда не могла позволить себе так грубо общаться с собственным отцом, как Керук. Когда-то я пыталась дерзко отвечать ему в его редкие приезды по делам, вот только за этим неизбежно следовало наказание. И к восемнадцати годам я, наконец, научилась вести себя правильно и благоразумно, но всегда… Всегда находилась причина, чтобы кто-то был мною недоволен.
— Я сбегу на девятые лунные сутки. Подумай, — уговаривает меня младший друг, не понимая, что мне некуда идти. Девушка без защиты — лакомый кусочек разбойников, а у меня ни когтей, ни клыков, чтобы защитить себя.
Керук исчезает так же бесшумно, как и появился. А я все продолжаю смотреть на дом альфы. Спустя время оттуда снова выходит Айлин, невидящим взором глядя перед собой. В это время слева ей наперерез по дорожке идет Марилья, первая жена альфы Райдзена, альфа-самка стаи, главная среди всех волчиц. Ветер доносит до меня ее аромат. Морщусь и отступаю вглубь леса, под защиту раскидистых крон.
От первой, старшей жены альфы Райдзена снова пахнет им. Он продолжает уделять ей свое внимание, несмотря на то, что нашел истинную пару Айлин. И мне понятна боль молодой девушки, явно мечтавшей когда-то о большой и чистой любви. Но ей еще только предстоит узнать, что эта стая — особенная. И в ней не бывает счастливых историй даже у истинных пар. Об этом я знаю не понаслышке…
Подхожу к старому, с покосившейся крышей домишку Марты, наблюдаю за колышущимся пологом у входа. Но ни слова не слышу, будто внутри помещения стоит гробовая тишина. Вот только, когда двое выскакивают из избушки, я делаю шаг назад, упираясь чувствительной кожей спины о жесткую кору клена. Старые дощатые доски от их веса натужно скрипят, порывистый ветер колышет старенькое поношенное платье Марты, и на ее фоне контрастом смотрится одетый с иголочки мужчина. Новые кожаные сапоги, богато украшенная бляшка ремня, чистая рубаха — и не холщовая, а шелковая, словно в насмешку над бедной женщиной.
— Ты будешь молчать, старая! — шипит альфа Райдзен, нависая над невысокой полноватой повитухой, которая мнет свой неопрятный ситец на голове.
— Но, альфа, это же… — воровато оглядывается она по сторонам, понижает тембр голоса.
Весь воздух вокруг них пропитан женским страхом. Густым. Липким. Неприятным.
— Если ты не раскроешь свой рот, никто не узнает, — лицо мужчины наливается кровью, кулаки стискиваются до побелевших костяшек, выдавая не то гнев, не то животных страх.
— Но наш гость… — все пытается что-то сказать Марта, переминается с ноги на ногу.
— Умрет, — жестко произносит, резко осаживая ее речь. — На девятые лунные сутки мы принесем его в жертву Полярному Волку.
— Старейшины не согласятся, вожак, они чтят традиции предков и ни за что не подвергнут опасности верховного. Вы же сами видели его татуировки, — с огненным запалом вещает повитуха.
И в этот момент я испытываю к ней невольное уважение, ведь не каждый готов пойти наперекор альфе. Девятые лунные сутки, где-то я уже слышала это. Пытаюсь вспомнить, какой праздник намечается, а затем застываю. Ежегодная кровавая жертва Полярному Волку, брату богини Селены, жестокому божеству, который дает воинам свирепость в битвах и войнах, прославлявших когда-то наших праотцов в легендах. Но войн не было так давно, что даже пепел осел, растекаясь дымом по нашей плодородной земле, не тревожа своих потомков.
— Эти санитары леса вскоре и сами станут предками, забытой гнусной частью истории, так что забудь об уложении, скоро настанет новая эра, Марта, — улыбается Райдзен холодной и жалящей улыбкой, растягивая губы и демонстрируя зарвавшейся женщине острые опасные клыки, которые не раз вспарывали зазевавшуюся дичь на дикой охоте.
Неужели Керук прав, и намечается кровопролитие и свержение многовековых устоев? От этих крамольных мыслей у меня кровь стынет в жилах, не могу от страха и ужаса сдвинуться с места.
В каждом клане волколаков, вербэров (медведей-оборотней) и кицунэ (лисиц) есть свой совет старейшин, которые четко и внимательно следят за тем, чтобы члены стаи не нарушали уложение права, дозволяющее нам вести себя тем или иным образом. Уложение — единственный непреложный закон, который соблюдается еще со времен первых оборотней. В эту минуту я стискиваю челюсти и впервые жалею, что невнимательно слушала старейшину Айко, которая учила всех волчат с
