самого детства. Как себя дозволено вести внутри стаи, вне стаи и с другими расами.
О чем же сейчас говорят альфа Райдзен и повитуха Марта? Какой закон собирается преступить наш вожак? И чем это грозит всем нам?
Они еще долго смотрят друг другу в глаза, но затем старуха опускает голову, оголяя в беззащитном жесте шею, тем самым отдавая себя на поруки альфе. Он в ответ довольно щерится, а затем разворачивается и уходит по уже знакомой тропинке. Марта сразу же поднимает голову и еще долго смотрит ему вслед. А я… Я гляжу на нее и ее печальное лицо. Никогда не видела ее такой, обычно она черствая, язвительная и холодная. А сейчас, наблюдая со стороны, мне кажется, что возле дома повитухи стоит всеми забытая, покинутая и глубоко несчастная дочь стаи волколаков. У которой груз неподъемной вины на плечах, он тяготит ее, словно заноза в лапе зверя, делая его диким и неуправляемым.
У меня потеют ладошки и заходится ходуном сердце. Внутри все замирает, а я всё продолжаю в ступоре наблюдать за несчастной Мартой. Как вдруг она резко вскидывает голову и словно смотрит в глубину моего нутра сквозь плотные кроны.
— Выходи, Нереа, — глубокий старческий голос звучит устало и обреченно.
Ее лицо выглядит осунувшимся, а поза скорбящей. Я же остаюсь стоять на месте, страшась будущего: того, что последует наказанием за то, что посмела подслушивать чужие разговоры. Боюсь представить, что со мной сотворит бета Свайн, ведь это не просто любой оборотень, я наблюдала за вожаком, а это куда более ужасное преступление в нашей стае. Оттого и не спешу выходить, стою в надежде, что она зовет меня наугад, как это обычно бывает.
— Ты разве не чувствуешь, как сменилось направление ветра? — холодный голос вновь собранной повитухи.
Я облизываю указательный палец, ставлю по ветру и испуганно ахаю. Предательский ветер дует на Марту, привнося мои ароматы ей под самый нос. Не иначе, как сильфиды ветра осерчали на меня. Понуро опускаю голову и выхожу из-под защиты леса. Это единственное место, где мне было комфортно. Иной раз удавалось спрятаться так, что меня не могли найти сутками. Вот только за подобные прятки мне и попадало часто и розгами, и чужими пудовыми кулачищами.
— Сегодня боги природы к тебе не благосклонны. Чем разгневала их? Участвовала с нашими волчатами в кострах? — бурчит повитуха, но не злобно, а таким тоном, словно чисто для порядка, чтобы я не расслаблялась.
Волчатами у нас называли всю молодежь — от совсем крошечных зубастиков до матерых волков, еще не вступивших в военную стезю бойцов.
— Нет, Марта, вы же знаете, что я не… — краснею под ее красноречивым взглядом и снова опускаю глаза под ноги.
Это было жестоко с ее стороны. Она ведь знает, что я — изгой в стае. А костры — это развлечение в конце каждой седмицы для особых, избранных членов стаи. Да и все знают, как мне это претит. Разве можно так уничтожать лес, который дает нам дары свыше?
— Я устала, иди давай, присмотри за пленни… за раненым, я пойду в поселение к старейшинам, сама разберешься, не впервой, — как-то устало вздыхает старуха, кивает мне на избушку и уходит. — Отрабатывай проживание, негодная.
Смотрю удивленно ей вслед. Неужели все настолько плохо? Обычно она дает мне еще и затрещину, а так ее слова прозвучали до того обыденно, что даже не обидно. Отрабатывай проживание… К этому я уже привыкла.
Захожу внутрь, качая головой, и прикрываю открытую дверь. Без повитухи оставаться без защиты страшно. Пусть она меня не любит, но в ее присутствии просто так ко мне не лезли. Не думаю, что хлипкая дверь удержит озлобленных, но создаст впечатление, что в доме я не одна. Надеюсь…
— Ммм, — стон со стороны комнаты, в которой поселили незнакомца.
Вздрагиваю и, стараясь не скрипеть подгнивающими половицами, на цыпочках крадусь в ту сторону. Отчего-то тревожно, а вдруг он проснется до прихода повитухи? Я ведь не полноценный лекарь, помочь не смогу.
Захожу внутрь, мой взгляд сразу же падает на мужчину. Вот только на этот раз он лежит на спине. Глаза невольно скользят по мускулам пресса, широким загорелым плечам и крепкой шее. Ниже бедер он прикрыт серым покрывалом, но ткань все так четко обрисовывает, что я моментально краснею.
— Нр-р-равится, ми-и-илая? — хриплый мужской голос врывается в сознание.
Задерживаю дыхание и поднимаю взгляд выше, встречаясь с чужими глазами цвета зелени.
— Я… я… — облизываю нервно губы, отступаю назад.
— Подойди, кр-р-расивая, — не слова, приказ.
И я, ведомая инстинктом подчинения сильнейшему, делаю шаг вперед, затем еще и еще. Пока не оказываюсь прямо перед горячим незнакомцем. Его белые локоны спадают на плечи, а верхняя пухлая губа приподнята, демонстрируя острые резцы. Какой же волк огромный… Ноздри его трепещут, сам он подается вперед и обнюхивает меня, вдыхает шумно воздух, словно… Наслаждается?
Айвен
Пробуждение оказалось неожиданно приятным. Первое, что ударило в нос — это приятный аромат трав и сирени, приятно раздражающий носовые рецепторы. Волк вдруг взял над человеческой стороной верх, проявляясь даже внешне. Челюсть слегка сместилась, а зрение стало острее. Поднял нос по легкому дуновению ветра и вдохнул ненавязчивый успокаивающий запах, растекшийся по венам, словно афродизиак.
— Подойди, кр-р-расивая, — не могу контролировать своего зверя, который рычит, желая прижаться к шее желанной добычи.
Девчонка, не в силах сопротивляться моей альфа-силе, делает шаги в мою сторону. И когда она оказывается буквально в полуметре от меня, я тяну к ней руки, вот только…
— Что это?! — взбешенно смотрю на кандалы, которыми скованы запястья. Дергаю, звеня цепями. — Ты посмела меня пленить?!
Пелена ярости встает перед моими глазами, и зверь, желающий схватить девчонку и сжать ее изо всех сил, яростно рычит и скалится. Так что я снова дергаю цепями, но долгожданную свободу это мне не дарит. Присматриваюсь внимательнее. Чистое серебро без капли вкраплений иных металлов. Большая редкость в наши дни.
— Это не я, господин, — лепетание, которое патокой разливается по грудине.
Хрупкая, словно молодая осина, кожа у нее нежная, как самый качественный шелк, а густые волосы собраны в косу, спадающую на тонкую прямую спину. Желание новой волной растекается по венам, даря временное успокоение. Я замираю на месте, не сводя взгляда с этой красоты, которая по законам
