Меня узнавали. Работу в школе я оставила — деньги решают многое, если не все. И нравилось мне, что не только мои ученики влюбляются в скучные в общем-то для неувлеченных науки, которые скопом впихнули в один школьный предмет: социологию, философию, антропологию… Возрастной ценз передачи «6+», и дети смотрят, тоже смотрят…
Нет. Я утешала себя, все вранье, преподавать мне нравилось больше. Я с трудом отработала десять лет по диплому — юристом в городской консультации — и сбежала на профпереподготовку, а после в среднюю школу, от людей неискренних, капризных, застрявших в детстве сильнее, чем пятиклассники. Их алчность и лживость превращали меня в лютого зверя. А дети давали желание жить и ради них сворачивать горы.
И имя-отчество осталось для них, для детей… Как самое светлое. Но теперь я могла делать для них почти невозможное.
Грохнуло прямо над головой, и я вздрогнула. Я не успела толком пообщаться с родными и знакомыми, пришлось удирать на следующую локацию. Они говорили — я изменилась, стала жестче, да ерунда, люди в сорок девять уже не меняются, они не боятся быть собой. Поэтому да — новому интерактивному классу, и нет — невнятной помощи «людям в трудной жизненной ситуации». Дойти до ближайшего магазина и спросить, не требуются ли сотрудники, можно, если до этого неделю не пить. Да — оплате операции и реабилитации мальчишке-спортсмену, потому что за деньги это элементарно быстрее, и нет — ремонту старого здания дома культуры, потому что его сносить надо, а не ремонтировать, оно опасно.
Мне не нужно столько денег — мать умерла, когда я училась на первом курсе, отец — несколько лет назад, родственники проявили себя не настолько, чтобы я могла ради них чем-то жертвовать, своих детей у меня нет… Но есть другие, кому я могу помочь.
Я все-таки задремала. Несмотря на шум за окном, на грохот, который был все ближе и все сильнее. Я устала — четыреста километров по горным дорогам, по адской погоде, организм брал свое.
Я очнулась, когда поняла, что дом трясет.
Здесь не могло быть землетрясения — они бывали, но очень слабые. Эти горы устойчивы, бояться нечего. Тогда почему снизу крики? Обвал? Сель?..
Этот засранец Андрей Игоревич еще вечером обо всем догадался?.. И молчал, надеялся, что сель пройдет мимо?
Рухнуло все внезапно и сразу. Грязная ледяная вода способна убить моментально — температурный шок, камни и острые обломки, но я, как ни странно, не умерла. Я кружилась в водовороте, зажмурив глаза, сохраняя остатки воздуха в легких, не понимая, куда меня тащит, и что мне делать, чтобы выбраться. Спастись от селя нереально — можно его избежать. Мне рассматривать варианты «что было бы если» уже не годилось.
Что-то сильно толкнуло меня в грудь, и я вдохнула. Больно и блаженно одновременно — освобождение от всего, пусть ни испугаться, ни отчаяться я не успела. Не дышать в эти несколько бесконечных секунд в воде было сложнее всего, и удивительно, но воздуха я глотнула. Меня в самый нужный момент выкинуло из потока?..
Похоже, да — или нет. Поток выплюнул меня и ушел. Я лежала ничком на чем-то до боли жестком, шум исчез, не было ни воды, ни холода, ни ветра. Меня даже не трясло после того, как я столько времени — сколько? — провела в селе, было несколько…
Необычно. Необычно, вот да. Я так просыпалась в незнакомых местах и не могла понять, где я, что я.
Я подняла голову и кашлянула. Ничего не болело — я не обольщалась, зная, как действует шок, и медленно села, ощупывая себя. Темно, я в каком-то здании, уцелевшем; как я сюда попала? Это уже неважно, и понятно, почему я не пострадала: плед, я запуталась в грубом гостиничном пледе. Ноги почему-то были босыми, хотя я точно ложилась в носках; я попыталась подняться и глупо отметила, что пора записаться на педикюр. Вокруг куча обломков и трухи, а мне даже не режет ступни.
Через щели впереди пробивался свет — уже утро? Я прищурилась, осторожно пошевелила руками, ногами, проверила еще раз возможные травмы. Ничего. Я счастливица, если такое пережила.
Я замерла по двум причинам. Первая — я услышала голоса, вторая — я провела рукой по бедру и запоздало не поверила собственным ощущениям. Да, мне могло повезти как никому в жизни, я могла пережить сель, но почему я…
— Сюда, давай сюда, — раздался быстрый громкий шепот. — Залезай, здесь никого нет. Лили, давай… скорее, скорее!
— Здесь тепло, — услышала я ответ девочки лет десяти-двенадцати, не старше.
…Почему я одета не в спортивный костюм? Почему я совершенно сухая?
— Только ти-хо! Марибель, ты как? Лили, пролезешь? Эрме?..
Я повернулась на голоса. Где-то открылась дверь или лазейка, потянуло воздухом и свежим дождем, какой редко можно почуять, разве лишь так далеко от цивилизации, куда редко кто заберется…
— Зажечь свечу?
— Осторожно! Чтобы нас не увидели! — Голос мужской, обеспокоенный и злой. Что происходит?
— Я помню! — упрямо отозвалась девочка, несколько раз что-то ударило, будто камень о камень, вспыхнула свеча, и мы с девочкой вскрикнули одновременно. Мы оказались лицом к лицу — этого просто не может быть, я и ребенок одного роста? Во мне метр семьдесят два! — Эрме!..
Девочка дернулась, споткнулась, выронила свечу. Гореть, кажется, нечему — один камень, и я наплевала на риск возгорания, подхватила девочку, чтобы она не упала, но она ловко вывернулась и отскочила.
— Что ты натворила? — услышала я злой мужской шепот, меня схватили за руку и больно заломили ее назад, и еще — вцепились в волосы. Волосы?.. У меня «пикси», за что там хватать? — Молчи, или я убью тебя, поняла?
Я сглотнула. Кто бы это ни был, я против них бессильна и оказать сопротивление не могу. Только попробовать убедить их, что я не опасна.
— Д-да, — всхлипнула я весьма натурально. — Отпусти… те. Мне больно.
— Будешь орать?
Я помотала головой, и хватка ослабла, но не пропала. Свечу подобрали, зажгли снова, и я увидела троих незваных гостей: две девочки — лет десяти и пятнадцати-шестнадцати, и парень лет восемнадцати: он стоял, прикрывая собой девчонок, второй… а второй все еще торчал за моей спиной. Одеты они были как привычные ролевики, изможденные — подростки и молодежь, бывает, чудят с питанием, но пугающей была не худоба. На них надеты ошейники — настоящие, и даже в свете слабенького огня я различила, что это не грим. Или рубцы выглядят так естественно, что тому, кто их нанес, стоит немедленно выслать портфолио в Голливуд.
Так не бывает.
— Кто ты такая? — спросил парень за моей спиной.
Кто я? Ну, я человек. Что я скажу? У меня в спортивном костюме — каком костюме, где мой костюм? — пустые карманы, он из стирки, а если эти четверо обо мне что-то слышали и чем-то обозлены, то могут убить потому, что я ничего не смогу им дать.
Меня, впрочем, опередили.
— Какая разница, кто она, важно, кто мы! Если мы оставим ее в живых, она нас выдаст!
И я обреченно увидела в руках стоящего передо мной парня сверкнувший нож.
Глава 2
— Стой, Жано!
Старшая девочка испуганно вскинула худые руки в цыпках, а я побоялась надеяться. Я только что один раз умерла, ведь иначе не объяснить, как я совершенно сухая, одетая черт знает во что, лежала на полу в странном доме — странном, потому что здесь должны быть следы селя, но их нет.
И эти четверо слегка вымокли, но не так, как должны бы под ливнем. Дождь прошел, да, но несильный.
Не отбирайте у меня эту новую жизнь, что вам стоит?
— Она же ничего не расскажет? — сдавленно продолжала девочка, убеждая то ли себя, то ли своих товарищей.
Я помотала головой. Неприятное ощущение, и ничего не поделать. Их четверо — ладно, двое, но двое парней намного сильнее и крепче меня, и драпать мне некуда. Когда мы уезжали на съемки, нам повторяли: будет опасность — любая, где угодно, какая угодно, уходите, не ввязывайтесь. Правда, бывало, что туристы и походники натыкались на беглых заключенных, и тогда…
Это преступники? Боже, они же дети.
