в стеклянные банки. В последние дни здесь мало что хотело расти. Лишь один маленький кусочек красоты поблескивал в задней части, за дверью, ведущей на поля. Когда-то, когда я была совсем маленькой, эти поля были полны урожая. Теперь же только на одном клочке земли цвел куст роз с черными цветами, растущими на изумрудных листьях, каждый лепесток которых был очерчен красным цветом.
Я аккуратно срезала один цветок, с особой тщательностью уложила его в сумку, затем вышла во двор.
Мина сидела под солнцем. Было тепло, но она все равно держала одеяло на коленях. Она повернулась ко мне и прищурилась из-за уходящего солнца, глядя на мою сумку.
— Куда идешь?
— По делам, — сказала я.
Она нахмурилась. Она видела ложь насквозь.
Я остановилась рядом с ней на мгновение, наблюдая за темнотой под ее тонкими ногтями, за тяжестью ее дыхания. Но больше всего я обратила внимание на тонкий слой пыли телесного цвета, осевший на стуле и ее одеяле. Сама кожа будто покидала ее, когда смерть подкрадывалась все ближе.
Я положила руку на плечо сестры и на мгновение задумалась о том, чтобы сказать ей, что люблю ее.
Конечно, я не сказала этого.
Если бы я это сделала, она бы знала, куда я иду, и попыталась бы меня остановить. Кроме того, слова были бесполезны по сравнению с тем, что я собиралась сделать. Я могла показать свою любовь в медицине, математике и науке. Я не могла показать это в объятиях, да и что хорошего в этом было бы?
Кроме того, если бы я обняла ее, возможно, я не смогла бы ее отпустить.
— Лилит… — начала она.
— Я скоро вернусь, — сказала я.
К ТОМУ ВРЕМЕНИ, как я подошла к дверям, я запыхалась и вспотела. Я остановилась на пороге, чтобы собраться с мыслями. Я не хотела, чтобы тот, кто встретит меня, увидел меня похожей на собаку. Оглянувшись через плечо, я спустилась по десяткам мраморных ступеней, которые только что преодолела, и посмотрела в лес. Отсюда не было видно моего города. Это была долгая, долгая прогулка.
В следующий раз нужно брать лошадь.
Я повернула шею к стоящему передо мной дому. Это была странная коллекция архитектурных элементов — летящие контрфорсы, арочные окна и мраморные колонны, все это было смешано в особняке, который должен был выглядеть нелепо, но вместо этого стоял с упрямым и пугающим безразличием.
Я глубоко вдохнула и выдохнула.
Затем я постучала и стала ждать.
И ждала.
Ничего.
Через несколько минут я постучала снова, но громче.
Подождала.
Ничего.
Я постучала в третий раз, в четвертый. А потом, наконец, я подумала про себя: «Что ж, это самая глупая вещь, которую я когда — либо делала», и попробовала открыть дверь.
Дверь, к моему счастью или несчастью, оказалась незапертой. Петли заскрипели так, словно эту дверь не открывали очень, очень долгое время. Мне пришлось прислониться к красному дереву, чтобы заставить дверь сдвинуться с места.
Внутри было тихо. Пыльно. Интерьер дома был столь же странно противоречивым по стилю, как и экстерьер, хотя моим глазам потребовалось несколько минут, чтобы привыкнуть и увидеть это. Внутри было темно, единственным источником света был лунный свет, льющийся из-за моей спины. Серебро очерчивало силуэты бесчисленных предметов — скульптур, картин, артефактов и многого другого, что я даже не могла охватить взглядом. Боги, это было завораживающе.
— Привет? — позвала я.
Но не было ни звука. Никакого движения, кроме слабого шелеста проеденных молью марлевых занавесок.
Может быть, он был мертв. Никто не видел его несколько десятилетий. Я буду разочарована, если я проделала весь этот путь только для того, чтобы обнаружить гниющий труп. Его род сгнил? Или они просто…
— Похоже, — произнес глубокий голос, — маленькая мышка пробралась в мой дом.
Глава
3
Бояться нечего, говорила я себе, но это нисколько не мешало волоскам подниматься на затылке.
Я обернулась.
И хотя я ожидала этого, но его вид, стоящего на лестничной площадке, и окутанного тенью, все равно заставил меня подпрыгнуть так, как прыгают, когда змея шевелится в зарослях под ногами.
Глазам потребовалось мгновение, чтобы привыкнуть к глубокой темноте лестничного пролета. Он стоял на самом верху лестницы, глядя на меня снизу вверх со смутным любопытством ястреба. У него были длинные, слегка волнистые темно-каштановые волосы, и аккуратная борода. Он был одет в простую белую рубашку и черные брюки, ничем не примечательные, хотя и немного устаревшие. Он был крупным, но не чудовищно большим. Я не увидела ни рогов, ни крыльев, как бы я ни щурилась в темноту.
Я была немного разочарована тем, как… нормально он выглядел.
И все же то, как он двигался, выдавало его бесчеловечность, а вернее, то, как он не двигался. Он был неподвижен, как неподвижен камень, ни малейшего движения мышц, ни подъема, ни опускания плеч, ни моргания, ни колебания его взгляда, впивающегося в меня. Ты не понимаешь, насколько сильно замечаешь эти вещи в человеке, до того момента, пока каждый инстинкт внутри тебя не начнет кричать: «Это неправильно!»
Он спускался по лестнице, лунный свет освещал яркие янтарные глаза и медленную улыбку. Улыбку, обнажившую два острых клыка.
Мой озноб был кратковременным и утонул в волне любопытства.
Клыки. Настоящие клыки, как и говорилось в сказках. Мне стало интересно, как это работает? Его слюна содержит антикоагулянт или…
— Не хочешь ли ты рассказать мне, что ты делаешь в моем доме?
У него был акцент, резкая интонация, с которой он произносил «т» и «д», а долгие «а» и «о» произносились с мелодичным звоном.
Интересно. Я никогда раньше не слышала обитрэйского акцента. С другой стороны, большинство людей в человеческих землях никогда не встречали никого из Обитрэйса, потому что вампиры не часто покидают свою родину, а если и покидают, то их лучше избегать.
— Я искала тебя, — сказала я ему.
— Значит, ты пришла в мой дом без приглашения?
— Было бы проще, если бы ты подошел к двери.
Он остановился у подножия лестницы. Снова эта вампирская неподвижность, а единственное движение — одно медленное моргание.
— Ты понимаешь, где ты находишься? — спросил он.
Это был глупый вопрос.
Может быть, он привык, что перед ним трусят. Я не трусила. Да и зачем? Я уже трижды встречалась со смертью. Пока что четвертая встреча несколько разочаровала.
— Я принесла для тебя подарок, — сказала я.
Его брови слегка опустились.
— Подарок, — повторил он.
— Подарок.
Он наклонил голову и медленно
