ведь помню тебя еще мелкой пигалицей: бледненькая, обгоревшая, нахохлившаяся. Темноволосый птенец-голодранец. Из здешних лесов тебя команда Тивары Острой притащила. Она тогда ходила в команде с мужем, страшим сыном и его друзьями. Женщина серьезная, да только всё равно не уследила. Воды и кусок хлеба дурни ребенку дали, в куртку завернули, а сапоги-то были тряпочные — домашние тапочки. Как только ты, мелочь босая, ноги тогда не отморозила? — пан Лежич в порыве хлопает себя по коленям ладонями. — Но все обошлось, хоть ты и болела почти неделю.
Пенси размеренно кивает головой. На самом деле она смутно помнит, как ее нашли, но вежливость не позволяет ей прервать монолог пана Лежича. Приходится слушать. Наверное, поэтому охота на Людоедском перевале никогда не казалась Пенси приятной — из-за людей. Дивностей эти леса плодят множество, деньги за сезон она зарабатывает неплохие. Но здесь прошлое подстерегает на каждом шагу: в словах людей, в их взглядах, в ее кошмарах.
— Так я к чему веду речь, — пан встает за стойку как раз напротив Пенси и поднимает вверх указательный палец. — Девка ты очень хорошая и правильная, работящая и справная охотница. Но негоже девке совсем без дома… Своего, теплого, настоящего. Пацаны в твоем возрасте — дуралеи безголовые: или помрут, не рассчитав сил, или пропьют все деньги. А ты, я верю, все риски обдумаешь, дивность ту унесешь и на пользу гонорар применишь…
Пенси отставляет кружку, выпрямляется и всем своим видом стремится показать, что ей интересно. А ей действительно интересно. Если пан Лежич говорит, что она заработает, значит, так оно и есть. Не замечен хозяин самого приятного места на Людоедском перевале в голословности. Так что, возможно, не так и быстро дряхлеют в одиночестве дома, особенно те, которые сложены из гладких пахучих бревен, с высоким крыльцом и чистыми — медового цвета — полами и стенами.
От Ледяного края к Лорским болотам и от Мариусских непроходимых гор до теплого и благодатного Тихого моря распростерлись человеческие земли. Давно прибыли сюда люди на трех десятках больших скрипучих кораблей, да так и остались. Что гнало их, самых первых поселенцев, вдаль от собственного дома, уже никакие хроники и летописи не расскажут. Но с тех пор прошло более пяти столетий, если Пенси, конечно, не изменяет память. Немало времени. Достаточно, чтобы появились крупные города и мелкие поселения и пролегли дороги, а люди стали достаточно сильны и многочисленны, чтобы пройти эти земли с севера на юг и с запада на восток. С того момента других приплывших не было, значит, бежали те первые от чего-то страшного. Здесь же они нашли спасение и новый дом.
Черные леса долго стояли без дела: хватало и обычных рощ и лесов, чтобы прокормить себя и обустроить жилища. Да и мало кому захочется соваться в жуткую чащу без особой на то причины. Когда же первые охотники поняли, что именно попало к ним в руки, какие есть дивности и что можно найти в руинах, появились сотни желающих рискнуть своей жизнью и при этом заработать. Прошло еще немного времени — образовался союз охотников, и уже Пенси, как охотница за дивностями, складывает пакет с контрактом на искомую дивность во внутренний карман куртки и готовит снаряжение к охоте.
Весь лес на Людоедском перевале Черный: разросшаяся угрюмая чаща, кроны деревьев сильно переплетаются, да так, что и летом, и зимой в лесу непроглядная тьма. И только когда выпадет снег, белый и яркий, есть смысл идти внутрь. Поэтому охотники в подобных местах появляются с холодами: ждут, пока всё покроется сугробами, разведывают старые тропы, торят новые и приступают к охоте.
Вплоть до того момента, как снег станет мягким и покажется черная земля, спуститься с перевала невозможно. Слишком уж велик риск не дойти. Первые годы самостоятельной охоты Пенси всё никак не могла рассчитать количество денег нужных на зиму и последние недели до весны и открытия спуска в долину сидела едва ли не впроголодь. В долг на перевале давали редко, а охотникам и того реже. Работа здесь опасная: случиться может всякое. На глазах у Пенси двоих из дружественного отряда утащило под снег. Тел так и не нашли. А сколько таких случаев происходит за зиму, никому и не подсчитать толком.
Лес подступает к поселению очень близко, будто нависает над ним, тянет жизнь из людей, живущих здесь, поглощает огни в окнах и остужает дыхание. Пенси поправляет лыжи — короткие, широкие и хорошо смазанные, — закидывает рюкзак за спину и крепит к поясу повод саней с припасами, палаткой и ловушками. Короткие палки под рукой так же как и огнестрел, и широкий нож.
Первый шаг под черные своды самый страшный. Пенси не может избавиться от мыслей, что она не готова и не всё продумала. Но здесь главное — продолжать движение и сосредоточиться на тропе и окружении, иначе от паники вряд ли получится избавиться. С неспокойным сердцем, нетрезвым разумом и в крайней ярости в Черные леса лучше не входить. Каждому охотнику это известно, но на деле вряд ли это кого волнует.
Пенси мелькает серой тенью на фоне угольно черных деревьев и тускло-белого снега. Ее одежда — это плод долгих изысканий и поисков. Не так просто подобрать цвет и материал, необходимо также позаботиться о легкости движений и тепле. Конечно, старшие родственники готовы поделиться своим опытом, но Пенси хочется сделать всё самой. На экипировку уходит большая часть ее заработка, и оно того стоит. В тишине леса каждый лишний звук или запах, каждое слишком явное движение может указать дивности на охотника, выдать его, а дальше — только смерть.
Пенси внимательно вглядывается в снег, читает следы, не торопится. Пока вокруг только ближний Черный лес, исхоженный и уже знакомый. Здесь опасность может грозить только глупым новичкам и явным самоубийцам. Она аккуратно объезжает заброшенное гнездо курдарки, эта дивность учует непрошеного гостя даже через месяцы. Долго петляет, заметая следы, через тропы мелких сагаликов. Их хорошо ловить на рыбу, а шкурки имеют неплохой спрос в городах Восточного Микада. В прошлом году Пенси именно так и поступила: тяжелая, однообразная и кропотливая охота окупилась сполна. Но нет смысла два года подряд пытаться ловить один и тот же вид дивностей. Вот и сейчас она чувствует: сагалики ушли — то ли дальше от опасности, то ли подчиняясь каким-то своим дивностным инстинктам.
Внутри Пенси тикают часы. Без них
