Та девушка пахла ночным лесом, а у ее поцелуев был вкус диких ягод.
– Ты сама сказала, что вам надо оттачивать чарословие, – напомнил Фалько. – Тем более это так весело. Или ты ревнуешь Баса?
– Это было отвратительно! – взорвалась она. – С тенью из сумерек! Ты бы еще слизошмыга облизал, Себастиан. Я бы на твоем месте хорошенько вымыла руки и прополоскала рот.
– А я бы на твоем месте заткнулся, – грубо сказал он, и Найрин, ахнув, захлопнула обиженно надутые губки. Только его это совсем не тронуло.
– Это была всего лишь игра, – растерянно произнес Фалько.
Да, просто игра. Но откуда такой взрыв эмоций? Тонкое нежное тело, светлая кожа, синие глаза – та девчонка была сама невинность. Но желания будила самые темные. Как будто не он зачаровал ее вожделением, а она его.
– А ведь нас предупреждали о такой вероятности, – вновь заговорила Найрин, выбрав примирительный тон. – Эмоции заразны. Ты высший чар и зачаровал ее слишком сильно, Себастиан. Поймал отголоски ее чувств. В конце концов, пусть она всего лишь тень, но, тем не менее, половозрелая самка, которую к тебе потянуло. Понятно, что ты, как мужчина, инстинктивно не смог не отреагировать…
– Жаль, что ты влезла со своим компотом, – перебил ее Фалько, и Бас увидел его рыжий чуб и нахальную рожу в зеркале заднего вида. – Я бы досмотрел. Но лучше вернуться туда и зачаровать ее самому…
– Не смей, – рявкнул Бастиан со злостью, которая удивила его самого, и все разом притихли.
Возможно, Найрин права. Это всего лишь отголоски чар. Чужие эмоции заразны.
Настолько, что он почти потерял контроль?
Глаза Мэдерли были темно-синими, как ночное небо, и в их глубине мерцала звездная пыль. Сумеречная тень с чаросветом в крови? Вряд ли. Но проверить стоит.
***
Я с самого утра решила загрузить себя работой. Отскребла столы, подмела полы, перестелила белье у постояльцев на втором этаже. Однако заглушить воспоминания не удавалось. Я то и дело возвращалась взглядом к столу, на котором целовалась с чаром, и мои щеки предательски пылали. В конце концов я сбежала из таверны на крыльцо, которое давно не мешало вымыть.
Сизую хмарь неба кромсали лучи сторожевых башен, под ногами редких прохожих чавкала грязь. А вокруг, разрежаемые огоньками окон да газовых фонарей, царили Сумерки – вечный полумрак, пристанище теней вроде меня, не одаренных светочарами. Дома на тонких ножках свай тянулись вверх как чахлые ростки, на плоских крышах торчали вертикальные грядки – жалкая попытка ухватить солнечные лучи. Но жизнь и тут может быть вполне сносной.
Я принялась за крыльцо, протерла перила и резные столбики, подпирающие козырек, и не сразу заметила чаромобиль, который бесшумно подкатил к таверне.
Серые дверки распахнулись одновременно точно крылья птицы, и из чаромобиля вышли двое. Оба в сером, но один лысый, а другой наоборот – кучерявый.
– Мэдерли? – спросил кудрявый.
Я неуверенно улыбнулась, комкая в руках мокрую тряпку, однако ни один из незнакомцев не улыбнулся в ответ. Я посторонилась, пропуская их в таверну, но мужчины поднялись по ступенькам и остановились рядом со мной.
– Сегодня отличный рыбный пирог, – соврала я. Рыба была старой, но Рут добавила много лука, и в целом вышло неплохо. – Проходите, занимайте любой свободный столик.
– Обойдемся без пирогов, – ответил лысый и вдруг подался вперед, заглядывая мне в глаза, так что я отшатнулась от неожиданности, едва не свалившись за перила.
– Похоже, предположение верное, – протянул он.
Кудрявый вытащил из кармана блестящий кругляш со стрелкой и бесцеремонно прижал его к моему лбу.
– Что вы?.. Меня проверяли на светочары! – воскликнула я. – Еще в детстве, как остальных. Ничего.
Кудрявый убрал прибор и посмотрел на него. Стрелка дернулась и отклонилась вправо, и мое сердце подпрыгнуло от неожиданности.
– Совсем мало, – с легким сожалением заметил лысый.
– Для тени – слишком много, – возразил его коллега. – Мэдерли, как там дальше…
– Эванс, – выпалила тетя Рут, выскочив на порог. – Что тут у вас за дела с моей Мэди?
– Очень хорошие дела, – заверил лысый и достал из внутреннего кармана бланк с уже проставленной круглой печатью. Положив бумагу на вымытые мной перила, он быстро вписал мою фамилию и торжественно произнес: – Мэдерли Эванс, вы приглашены в академию чаросвет.
Я нервно всхлипнула, а тетя Рут деловито забрала бумагу у лысого и чуть ли не носом в нее уткнулась.
– Это шутка? – только и смогла выдавить я.
– В вас горит свет, – пояснил кудрявый. – А значит, вы имеете право обучиться чарам. Это шанс на совсем другую жизнь.
– Все расходы академия берет на себя, – веско добавил лысый.
Он окинул взглядом и меня, и таверну, и тетю Рут, которая шевеля губами читала по бумажке, – и поморщил нос, когда до него донеслись ароматы рыбного пирога, который я так расхваливала.
– Вам следует прибыть в академию как можно скорее, – сказал кудрявый. – Занятия уже начались.
Они даже не стали заходить внутрь. Сели в серый чаромобиль, захлопнули дверцы и укатили прочь, оставив в грязи рифленый след шин и еще бумажку в руках тети.
Этого не может быть. Я обычная тень. Это розыгрыш!
– Та злобная блондинка, что облила меня компотом, решила поглумиться, – осенило меня. – Это глупая шутка! Меня даже не пустят на порог академии!
Я обернулась к тете Рут, однако оказалось, что ее и след простыл. Исчезла вместе с бумажкой. Я раздраженно швырнула на пол мокрую тряпку, но потом все же решила домыть крыльцо, раз уж взялась.
Тетя вернулась через добрый час, когда я почти успела себя убедить, что все это мне причудилось. Но следом за ней в таверну шагнул Первый. Я не видела его уже с год, но он совсем не изменился: те же жесткие черты, словно высеченные из камня, белые волосы, лицо разрезали морщины и шрамы.
Тетя Рут шмыгнула на кухню и принесла чай. Мне – ягодный, Первому – черный. Поставила на тот самый стол, на котором я целовалась с чаром.
– Я знаю, – сказал Первый. – Про чара и остальное.
– Это какое-то недоразумение, правда? – робко спросила я. – Шутка.
Первый положил в чай две ложки сахара, размешал, изучая меня холодными глазами, светло-серыми, как грязный снег.
– Ты примешь это предложение, Мэдерли, – сказал он. – Поедешь в академию завтра.
Я открыла рот и закрыла. Никто не спорит с Первым. А если и появляется такой дурак, то вскоре исчезает навсегда.
– Надо напомнить, что ты задолжала мне, Мэди? – добавил Первый.
Я мотнула головой. Я никогда этого не забывала.
Кулон на шее защитил меня от неприятностей, поджидающих сиротку на каждом углу, а тетя Рут вовсе не была моей тетей, но дала мне теплый кров и еду, и никогда не попрекала куском.
– Ты одна из нас, – сказал Первый. – Сумеречная тень. Ты нам поможешь.
– Что я должна делать? – угрюмо спросила я.
***
Утром я удрала на крышу и, устроившись на скамейке под салатной грядкой, долго смотрела на полоску золота, растекшуюся над горизонтом. Конечно, тетя без труда нашла меня и, вздохнув, села рядом.
– Там тепло, – сказала она, набросив плед мне на плечи. – Солнышко светит.
Я закуталась в плед плотнее, положила голову на плечо тети Рут. Ветер трепал мои волосы, хлестал ими по лицу, гнал волны по реке, что извивалась вдали мятой серебряной лентой. Руины поселка на том берегу лежали как на ладони. Я все гадала – какая из крыш моя. Может, та, из конька которой выросло дерево, или с длинной черной трубой, что обгоревшим перстом грозила небу, или та, которой не осталось вовсе.
– Вчера Первый сказал мне кое-что, – с усилием произнесла я. – Кое-что важное.
Рут вздохнула.
– Ты подслушивала, – утвердительно произнесла я.
– Я так скажу, – выпалила тетя. – Это всего лишь догадки.
Семь лет назад зеркало на одной из башен солнечного рубежа вышло из строя. Свет, идущий отраженным лучом к сторожевому посту сумеречного городка, погас. Отчего-то никто не поспешил заменить зеркало новым и исправить поломку. Говорили, что оно раскололось вдребезги, и настроить перекрестный луч тоже не получилось. Всего несколько часов без света. Для солнечной долины это ерунда, забава. Они приезжают к нам в Сумерки и жалуются на палящее солнце.
