недели.
А потом, по мере того как проходил каждый день, и он становился все более отстраненным, мне становилось все более неуютно каждый раз, когда я смотрела на него, я поняла, что надеялась на слишком многое. Моя пара жива. Моя пара здорова.
Просто он больше не моя пара, и я должна придумать, как жить дальше без него. Я не буду подталкивать его к отношениям — черт возьми, к спариванию, — когда он ничего не чувствует ко мне. Как он может? Все его воспоминания о нас исчезли. То, что я плачу из-за него, только усугубляет ситуацию.
Поэтому я избегаю его. Я делаю все возможное, чтобы не доставлять ему неудобств. Может быть, это не лучший способ справиться с этим, но это единственный способ, который я могу. Я сломаюсь, если он снова посмотрит на меня тем пустым, вежливым взглядом.
***
— Ты потеряла свою сковородку? — ошеломленно спрашивает меня Джоси. — Я думала, ты готовишь не из-за… ладно, не бери в голову. — Выражение ее лица становится неловким.
Я пожимаю плечами и раскладываю листья, которые пытаюсь высушить, на горячем камне, затем накрываю их вторым камнем, чтобы разровнять. У меня нет закрытого, безветренного места, где можно было бы высушить больше специй, поэтому я надеюсь, что раздавление их между двумя горячими камнями отчасти поможет. В основном я просто пытаюсь быть чем-то занятой.
— Когда пещера затряслась, думаю, что случайно бросила ее в огонь. А потом, после этого…
У меня снова комок встает в горле, и я не могу говорить. После этого мой мир был разрушен.
— Черт. Мне так жаль, что я заговорила об этом. — Джоси хватает меня за руку и потирает ее. Выражение ее лица обеспокоенное. — Что ты собираешься делать? — спрашивает она.
— Ничего. — Один из листьев торчит между камнями, и я рассеянно заправляю его — а потом отдергиваю руку, мои пальцы горят. Ой. Жжется.
— Это чушь собачья! — шепчет она мне. — Я не могу поверить, что он ведет себя так, словно ничего не произошло! Он должен быть здесь, с тобой, Стейси! Я не могу представить, что бы я чувствовала, если бы у меня сейчас не было Хэйдена! Тебе не страшно? У нас нет дома и еды на зиму!
Я знаю, Джоси пытается помочь. Это единственная причина, по которой я не поднимаю руки и не обвиваю ими ее шею. Она желает мне добра. Она переживает. И не думает, что говорит.
— Мне страшно, — признаюсь я. — Думаю, что всем нам страшно.
— И у тебя даже нет своей пары, на которую можно опереться! — Она возмущена из-за меня. — Даже прямо сейчас он там, болтается с Беком и другими охотниками, как будто тебя здесь нет у костра с его ребенком! Это просто звездец!
— Шшш, — говорю я ей, потому что ее возмущение становится все громче. — Правда, Джоси, все в порядке. — Я просто чувствую себя побежденной. Уставшей. Такое чувство, что я не расслаблялась и не спала неделями, хотя я знаю, что это неправда. И у меня просто нет сил терпеть возмущение Джоси. — Я решила держаться от него подальше, а не наоборот.
— Ты что? Почему?
Почему? Как она может сидеть здесь и спрашивать меня об этом? Потому что мое сердце разбивается каждый раз, когда я смотрю на него? Потому что он должен отдыхать и выздоравливать, а я сую ему под нос себя и своего ребенка и требую, чтобы он вспомнил о нас, разве это будет не стресс? Не только для него, но и для меня?
— Я просто не могу прямо сейчас, ладно?
По взгляду, который Джоси бросает на меня, ясно, что она не понимает. Как она может? Приходилось ли кому-нибудь когда-нибудь сталкиваться с тем, что их вторая половинка просто совсем их не помнит?
ПАШОВ
На окраине лагеря я привязываю сухожилия к новому наконечнику копья и стараюсь не высовываться. Я чувствую на себе взгляды, наблюдающие за мной, ожидающие моей реакции. Чтобы посмотреть, не упаду ли я, схватившись за голову.
Все это очень странно. Я не чувствую себя охотником, который чуть не погиб. Я не чувствую себя мужчиной, пережившим обвал. Я чувствую себя… нормально. Я просто не помню ничего из того, что произошло. Когда они впервые рассказали мне об этом, я подумал, что это шутка. Обвал? В Пещере племени? Все потеряно? Старый, мирный Эклан мертв?
Конечно, я бы это запомнил.
Но я все обыскиваю и обыскиваю свой разум, но там ничего нет.
И все же нельзя отрицать тот факт, что произошел обвал. Мои люди здесь, в снегу, перед Пещерой старейшин, бездомные. Я видел много слез и разочарований с тех пор, как проснулся. Я видел, как люди аккуратно разливают суп по порциям, чтобы мяса хватило надолго. И я видел Пещеру старейшин, опрокинутую набок, покоящуюся в ущелье, которого тоже не было на моей памяти.
Такое чувство, будто я закрыл глаза и очнулся в странном новом мире, и это выбивает меня из колеи.
Самое тревожное из всего этого?
Человеческие женщины.
Я помню первого двисти, которого я убил, и первый раз, когда мой отец взял меня на охоту. Я помню рождение моей сестры и то, какой она была визгливой и странной. Я помню, как мой первый глоток сах-сах обжег язык. Но я не помню людей.
Мне сказали, что они пришли в наш мир из странной черной пещеры, мало чем отличающейся от Пещеры старейшин. Вождь Вэктал спарился с кудрявой, и она привела его к остальным. Теперь многие в племени спарились с людьми. У некоторых есть детеныши, и все время слышен жалобный плач комплектов.
И я один из тех, кто связан узами брака.
От странности этого у меня скручивается в животе, и меня тошнит. Я вообще не могу этого вспомнить. Люди живут здесь уже три сезона — два горьких, один жестокий. Достаточно долго, чтобы «мой» человек смог выносить мой комплект. Они желанная, счастливая часть племени.
Как я могу не знать об этом? Как мой разум может так предавать меня?
Я осматриваю маленькие фигурки, сгрудившиеся у костра, и вижу двух разговаривающих людей. У моей пары плоское лицо без шишек, очень крошечный нос и никаких рогов. Ее грива странного пушисто-коричневого цвета. Кроме этого, я ничего о ней не помню. Обычно я узнаю ее среди племени, потому что она носит свой комплект — наш комплект — на спине в странном рюкзаке. Сегодня я не вижу ни одного человека с
