— Тетушка, а ну кончай их терзать! — глядя на это дело, подбоченилась Дрина. — А ты, Зоя, не слушай никого! Хочешь, замуж за него иди, а, не хочешь — так гуляй, пока гуляется. Главное, если дитё заделаете…
— Мама!
— Ида?!
— Да, тетушка! А что, ты теперь и Идунью мою «разлюбишь»?!
— Да кто вам такое сказал?! Да, дети — Божье благо!
— А чего тогда в святые ханжи заделалась?! Или забыла всех своих здешних ухажеров?!
— Да когда это было то?! Да я тогда… тогда…
— Что? Да в нашей приходской книге про все твои пять обручений прописано!
— Мама! То секрет… был.
— А ты вообще, доча, молчи! Чтоб я из-за тебя такие речи от собственной любимой тетки выслушивала!
— Да что я такого вам обеим сказала?! Да я вовсе…
— А то я не видала, как ты на Иду зыркнула!
— Да вы обе с ней…
— Зоя, пошли отсюда, пока про нас позабыли.
— По-шли…
И если б даже половые доски под нами двумя с грохотом провалились, вряд ли этот факт отвлек захваченных родственной «беседой» дам. Нас же с Зачей занимало теперь совсем иное:
— Так ты согласна? — вытирая на крыльце мои мокрые щеки, уточнил он.
— Так ты это серьезно? — в очередной раз, не блеснула я адекватностью.
— Еще как.
— Но, ведь мы даже…
— И точно! — хлопнул себя по лбу Зача. — Как я мог такое забыть? Я тебя люблю.
— Вот так… сразу?.. Зача, а такое бывает?
— Значит ли это, Зоя, что ты меня не любишь и замуж за меня не пойдешь? — строго посмотрел на меня претендент на руку и сердце. Я в ответ закатила к небу глаза.
«А, значит ли это…» Кто бы мне сейчас объяснил. И ключевое слово здесь — «сейчас». Потому что, еще несколько дней назад я и понятия не имела о существовании полноценной жизни за пределами своего шумного городка. И что в новой этой жизни будет мой потерянный брат, а еще, скользящий по волнам галеон «Крачка» и, конечно, мужчина по имени Зачарий. С которым мне теперь так хорошо. Ведь он — огромная часть моего нового счастливого мира, где мне предстоит прожить полную обязательных радостей жизнь. Мира, который я, конечно, уже…
— Люблю… Я тебя люблю. И замуж тоже. Только, я ничего полезного по хозяйству делать не умею.
— Нет, ты — точно, сумасшедшая. Бесполезная сумасшедшая.
— Тогда, не женись. Кто ж тебя заставляет?
— Кто заставляет? — с прищуром глянул на меня мужчина. — Ты — моя, Зоя. И я никому тебя не отдам… Даже, если мне придется зачахнуть с такой женой от голода.
— Что?! Ну, ты и наглец! Да, чтоб ты знал: стряпать я немножко…
— Зоя, замолчи, — со смехом притянул меня Зача к себе. — Пожалуйста, замолчи…
О, святые небеса, лучистая Мадонна и весь Божественный пантеон! Ну, разве бывает в жизни так невероятно, немыслимо и неописуемо ХО-РО-ШО?..
— В жизни, дочка, всякое бывает. И, храни вас Бог… всех троих. А, что племянница моя тут перед вами намолола, забудь, — вот такое от Люсы вышло мне откорректированное прощальное напутствие.
Я же, едва просушив на ветру глаза, по новой шмыгнула носом:
— Люса. И как я без тебя? Ты ведь мне всю семью заменила.
— Ага. И нудела за всех их, — промокнула та краем длинного рукава глаза. — Быстро же ты повзрослела. Да, это и к лучшему. Осталось лишь душой тело догнать.
— Люса, я что, «малодушная»?
— Это чего?.. Ой, да ну тебя! И вообще, иди. Вон, жених твой, в траве лысину дотаптывает.
— Ничего, подождет. У нас вся жизнь впереди, — обернулась я к Заче. Мужчина демонстративно задрал голову к солнцу. Люса вздохнула:
— Он-то подождет, а Арсений?
— Должен уже из Белицы с грузом в бухту вернуться… Люса, я тебе хочу подарок сделать. На память. Только, ты, пожалуйста, не вопи…
Около двух миль вдоль берега прохладной тихой реки, по ухоженной рыбаками и вездесущей ребятней тропинке. Мимо зарослей пахучего миндаля и под чириканье засевших в его листве птах как-то не очень способствовали долгой моей меланхолии. И, наверное, я, действительно, малодушна. Хотя, Люса совсем не это имела в виду.
— А отчего она так голосила напоследок?
— Что?
Зача, отмахнув от лица осу, повторил:
— Что ты Люсе на шею повесила?
— Мамин кулон со звездным сапфиром.
— Ясно. А, знаешь, что? — мужчина бросил взгляд на спины шагающих по тропке матросов и, поймав меня, притянул к себе. — Я хочу сказать.
— Так говори, — послушно обхватила я мужскую шею руками. — Я тебе внимаю.
— Зоя…
— Жить надо легко.
— Да нет, — засмеялся мужчина. — Это ты и сама помнишь. Я хочу сказать, чтобы ты никогда никого не слушала и всегда полагалась лишь на собственное чутье.
— Та-ак. И что же мой брат про тебя такое знает? То, что ты — «кот портовый», я и без него поняла.
— «Портовый кот»? — прищурился на меня Зача. — Ах да. Я и забыл: ты у меня — предсказательница. И каким ты видишь наше будущее?
— Ну, это — сложно, — придала я лицу авторитетное выражение. — Однако если вы, мессир, настаиваете, — и глубоко вдохнув, закрыла глаза. Мужчина, проникшись моментом, напрягся, заставив меня ехидно хмыкнуть. И если б он знал, что виденья мои приходят совершенно иначе, и никак уж не по запросу, то, вряд ли сейчас застыл гимназистом-двоечником у доски. А потом мысли, вдруг, вспорхнули одной из птах над узкой тропинкой. И быстро набрав высоту… Ба-бах! — Ух, ты.
— Зоя, что? — Зача громко выдохнул вместо меня.
— Да, все-то же. Ничего нового, — постаралась я скрыть собственную крайнюю растерянность. — И… вряд ли это имеет к нам отношение.
— Ну, Зоя? — требовательно качнул меня Зача.
— Бригантина. Узконосая, и на ней…
— Капитан! — громкий возглас, вспугнувший из зарослей уже настоящих птиц, сподвиг нас с Зачей враз разжать руки. — Сэр… прошу прощенья, — знакомый мне, щербатый матрос, оставшийся вместе с братом на «Крачке», растолкав двух наших запыхавшихся сопровождающих, выступил вперед. — Старпом Арс послал меня к вам навстречу и просил передать, чтоб вы очень поторопились. Шлюпка уже ждет на берегу. Якорь мы даже не мочили.
— В чем дело, Боб? — поправил шейный платок Зача. — К чему спешка? У нас неприятности?
— Не знаю, капитан. Да только он очень вас просил, и я сюда несся со всех ног.
— Все ясно, — ухватив меня за руку, рванул с места мужчина.
— Зача, что это значит? — дернулась я следом за ним, но, в ответ получила лишь пару ругательств, произнесенных в сторону и вполголоса.
С разбега взлетев на каменистый бугор, мы с удвоенной скоростью запрыгали по нему вниз и, вспугнув из-под ног не то дикую кошку, не то облезлого зайца, вылетели на берег Крабьей бухты. «Крачка» была видна отсюда, как из самого центра плоской лазурной тарелки. И через мгновенье «приветственно» ослепила меня бликнувшим на солнце пятном. А еще через миг мы расслышали далекий голос Арса, спешно раздающего команды. И вновь сорвались с места. На этот раз, к пяти матросам, подпрыгнувшим с песка у выдернутой справа на берег шлюпки.
