Встала, прислушалась к своим ощущениям (ощущения были отличные, зрелище инквизитора, сидящего у моих ног, мне очень нравилось) и честно призналась:
— Все нормально, кажется. Чувствую себя в целом хорошо. Только слабость какая-то.
— Отлично.
Максим встал, аккуратно вынул из моей руки деревянный, почерневший от возраста крест и убрал его в чемодан. Чемодан чавкнул замками и мигнул защитными контурами.
Я задумчиво опустилась снова на диван, слушая, как инквизитор делится результатами проведенного расследования:
— Заклинание обнаружило следы присутствия нашего гостя в подъезде в углу, там, где его не видно от лестницы, и на втором этаже возле окна. Думаю, дело было так: преступник зашел в подъезд, поднялся на второй этаж, подготовил окно. Вернулся на улицу, подпер дверь обрезком трубы — я ее, кстати, с собой принес, попробуешь потом поиск навести, хорошо? Потом по козырьку подъезда добрался до открытого окна, влез, спустился вниз, пустил газ, написал тебе и устроил засаду.
Пот-ря-са-ю-ще!
— Преступник снова был один, но на этот раз обошелся без артефактов. Вообще без колдовства — следов магии я на месте происшествия не нашел вообще никаких. Видимо, опасался себя выдать, непонятно только, тебе или мне. Но раз собственная дрянь его не взяла — значит, имел при себе противогаз или респиратор.
Вы посмотрите на него! (Я как раз именно это и делала и, пока Максим аккуратно складывал свои вещи стопкой, вовсю таращилась на подтянутый зад в джинсах, шикарные плечи, обтянутые футболкой, и русый затылок.)
Все-то он выяснил, все-то он знает!
А как у него подотчетную ведьму чуть на глазах не убили — так это ничего и мелочи!
Возмутительно? Возмутительно.
Достойно скандала? Достойно. И еще какого! Шикарного!
Вот сейчас я выдохну немного и ка-а-ак закачу! Стены затрясутся. Двери задрожат. Окна вылетят.
Ой, нет, это мои окна. Этот пункт вычеркиваем.
— Давай, Ксюша. Вспоминай — что ты такого знаешь, за что имеет смысл убить? Видела? Слушала? Причем преступник твердо уверен: пока что ты со мной этим не поделилась — иначе не было бы смысла упорствовать. И это что-то настолько важное, что ради этого не боятся связаться с Орденом.
У меня свело зубы: да не знаю я! Не знаю! Какие у маньяка могут быть ко мне претензии? Что я могу ему сделать?
Нет, могу-то многое, но это все теоретически, а на практике мне для этого хоть за что-то зацепиться надо. А цепляться-то мне и не за что. Пока.
Кому и чем я могу быть опасна?
— Я бы предположила, что я его интересую как жертва, — я обняла себя за плечи и потерла озябшие руки. — Но это не подходит: жертв он убивает ножом в сердце, а первое покушение было вообще дистанционным. В этот раз у него были все шансы, конечно, подойти и пырнуть, но как быть с промежутками между убийствами? Это что за ритуал такой, в котором жертвы можно приносить в хаотичном порядке?
— Возможно, в прошлый раз он хотел тебя просто убить, — пробормотал Максим. — А в этот собирался утащить и хранить в прохладном месте полтора месяца. Как паук.
Спасибо, добрый инквизитор! От обрисованной картины мне живо подурнело.
Подумывая, а не хлопнуться ли мне в обморок, я слабым голосом уточнила:
— А зачем в прохладном месте?
— Чтобы не испортилась!
В обморок перехотелось. Интересно, если я его сейчас убью, это удастся свалить на маньяка?
— Понимаешь, чем больше он на меня нападает, тем выше шанс, что он оставит на месте происшествия что-то, через что я смогу его достать, — я устало повалилась на диван. — Ему бы еще после первого провала затаиться и замереть! А он… Это точно один убийца?
На душе было на диво мерзко. Предположить, что у меня в родном городе два смертельных врага, которые дружно устроили соревнование имени устранения меня?
— Может, и не один, — инквизитор смотрел на меня оценивающе.
Видимо, прикидывал, могла я нажить сразу двоих или не могла.
Я-то могла. Но не наживала: свою жизнь я перебрала в памяти чуть ли не на полгода назад и ничего, выбивающегося из канвы повседневности, не нашла.
— Давай я просто прокляну то место, где он стоял, — в приступе вдохновения предложила я, — А потом просто в морге выберем нужного покойника: кого с моим проклятьем привезут — тот и наш!
Максим сел на диван рядом со мной (Теплый! Пахнет приятно!), взлохматил волосы руками.
— Нельзя.
Мне показалось, или он произнес это с некоторым сожалением?
— Убивать людей в следственных целях запрещено законом.
— А убивать ведьм в неизвестных целях законом разрешено? — рыкнула я в инквизиторское ухо, расположенное в беспечной близости от моего негодования. — Вот что мне теперь делать? Что?!
— Прямо сейчас — идти досыпать, — невозмутимая сволочь поднялась с дивана и демонстративно почистила пострадавшее ухо. — В идеале — стоит взять отгул и не ходить на работу. Крест нейтрализовал неизвестный газ, но все же лучше дать себе время восстановиться. Мне отгул не светит, а день обещает быть напряженным — так что я тоже лягу и постараюсь выспаться.
На этих словах инквизитор и впрямь начал раздеваться. Вернее — взялся за пряжку ремня, но потом смерил взглядом мою подозрительно невинную физиономию и вопросил:
— Ксения Егоровна, не соблаговолите ли вы отбыть на ваше спальное место?
— Если вам это «благо», то вы и «валите», — проворчала я, понимая, что халявного стриптиза не обломится.
— Понятно, — вздохнул инквизитор и, внезапно наклонившись, подхватил меня на руки.
Поднес к спальне, пинком открыл в нее дверь (о-о-о-о!) и… опустил меня на постель. Одну.
Смерил критическим взглядом композицию, деловито уточнил:
— Раздеть-укрыть?
И был ознакомлен с творческой инсталляцией «подушка как форма негодования».
Поймал, поржал, бросил на постель.
Вышел из спальни и закрыл за собой дверь.
Убивать!
Но с «убивать» в эту ночь явно что-то не задалось у всех, в том числе и у меня. После того как омерзительная, гнусная, подлая инквизиторская сволочь вышла, вошло что-то другое.
Невроз.
Или психоз — не знаю, не сильна я в психических отклонениях.
Вот только что он был рядом, и я думала о том, как бы половчее доказать ему, что он козел, а ведьма — заинька, и о том, что бюст весьма выигрышно виднеется в вырезе футболки, а от инквизитора приятно пахнет чистой кожей и едва ощутимо — парфюмом, и еще вертелся в голове рой других весьма бодрых мыслей.
А стоило мне вытянуться на постели, стало… тревожно. Маятно. По телу волной пробежала дрожь запоздалого страха.
А если бы со мной не было инквизитора? Если бы преступник и правда меня похитил и держал бы в каком-нибудь подвале про запас, как живую консерву?
Ты, детка, второй раз не защитила себя.
Где-то ходит охотник на ведьм, от которого ты дважды не отбилась.
Зашебуршились в углах признаки старых неудач.
Выглянули из щелей страхи.
Пауки завозились где-то в своих паутинах, безмолвно суча лапами, плетя свои бесчисленные липкие нити, ожидая, когда в них влетит глупая ведьма…
И прабабка Ганна попеняла из глубин памяти: учиться надо было лучше, внученька!
Бабка Ганна бы на моем месте — да-а-а… Она бы этого ублюдка уже тоненьким слоем на хлебушек мазала и по кусочку жевала. Шутка ли — две войны, фашистская оккупация…
И баба Тоня. Да ее до сих пор весь город как вспомнит — так вздрогнет, оглянется и через плечо поплюет. Такая ведьма себя бы в обиду не дала. Не позволила бы загнать в квартиру, как испуганную зайчиху. Не сидела бы в своей спальне, трясясь от страха.
Поняв, что лежу, забившись под одеяло прямо в одежде, я волевым усилием взяла себя в руки.
Нет уж, так дело не пойдет.
Я, Ксения Егоровна Свердлова, ведьма. Первая в своем поколении. Тридцать третье колено в своем роду.
Футболка полетела в одну сторону, джинсы в другую, белье улетело следом за одеждой.
Я властна над своими кошмарами, а не они надо мной.