Спецэффекты к этому заклинанию не прилагались. Димитрайос провёл рукой над горлышком, и пробка вышла с характерным звуком. Вино красное, полусладкое, другого я не признавала. Крымская «Изабелла». Её узнаваемый аромат тут же наполнил гостиную.
— У нас говорят тост, — отважилась я побыть хозяйкой. — Гости поднимают бокалы, кто-то один коротко напоминает суть праздника, и все одновременно пьют. Положено ещё чокнуться перед этим. Сдвинуть бокалы до стеклянного «дзинь».
— Полезная традиция, — кивнул принц. — У нас иногда уже ко второй смене блюд забывают, зачем собрались.
— И такое бывает, — рассмеялась я. — Что ж, буду первой. Словами не описать, как я рада, что мы встретились посреди заснеженного города, но попробую. Я пью за вас, Димитрайос. За ваш талант превращать серые будни в праздник. За ваш ум, доброту и широту души. Я верю, что лучшего короля в Элладе не было и не будет. Чин-чин?
Наши бокалы встретились, гостиная наполнилась звоном. Голова от счастья у меня кружилась даже без «Изабеллы».
Димитрайос Третий
Из телевизора звучала музыка. На экране появлялись буквы и закрашивались красным. Надежда назвала их «караоке на ТНТ». Переводчик не сказал ничего вразумительного. Развлечение такое. Только девушка не подпевала. Она, как и зрители в зале, просто слушала других. Праздник превратился в пир. Почти королевский, учитывая, что свободного места на огромном столе не осталось. Везде стояли тарелки. Жители Земли строго следовали правилу: «Как Новый год встретишь, так его и проведёшь». И самое заветное желание отражалось в еде, напитках, нарядах. «Изобилие».
Димитрайос тоже сказал тост. Он пил терпкий виноградный напиток за самую прекрасную женщину. Переживал потом, что был не сдержан в комплиментах. Надежда с трудом приняла их. Через робость и смущение. Пусть будут прокляты чёрствые мужчины Земли. Из-за их лени простой знак внимания теперь кажется чем-то из ряда вон выходящим.
Вся надежда на вино. Оно сближало одинаково быстро, как на Элладе, так и здесь. После двух бокалов и лёгкого ужина, девушка предложила сесть на диван. В третий раз пить пока не стоило. Принц чувствовал, что ему хватит.
Опьянение укутывало лёгкой дымкой, добавляло слабости, смягчало движения. Но самое обидное — убирало барьеры. Димитрайос больше не понимал, можно ли положить руку на верхнюю часть спинки дивана? Как бы случайно её опустить и обнять девушку за плечи? А уж мысли о поцелуе изводили сильнее ночных кошмаров. Жажда просыпалась, которую ничем не утолить. Столько красавиц на Элладе оставили наследника равнодушными, а единственная землянка сводила с ума.
— Теперь нужно есть, пить и ждать полуночи, — сказала она. — Простите, но иных развлечений традициями не предусмотрено. За пять минут до боя курантов наш президент расскажет, как мы провели прошлый год, выразит надежды на то, как пройдёт будущий и поздравит с праздником.
— Тронная речь? — уточнил принц.
— Почти, — расхохоталась Надежда. — Ваш отец говорил нечто подобное?
— Да, на Празднике урожая. Я до сих пор удивлён, откуда у вас изобилие в середине зимы.
— Кажется, всему виной Рождество, но я не уверена. Позвольте не углубляться.
— Позволите ли вы когда-нибудь назвать себя на «ты»?
Надежда замерла и дважды хлопнула ресницами. Димитрайос сидел рядом с ней, почти касался бедром, но один из главных и непреодолимых барьеров чувствовал до сих пор. Обращением на «вы» и «Ваше Высочество» девушка держала его на расстоянии. Даже узнав о величине своего магического резерва, даже получив приглашение быть официально представленной ко двору, не считала себя ровней наследнику престола. Димитрайос впервые так ненавидел собственный титул. Зачем он нужен, если обрекает на одиночество? Долгие дни, проведенные в одних покоях, не решали вопрос. Прикосновения рук, поцелуи вежливости не решали вопрос. Поднимающееся к горлу негодование наводило на мысль, что даже после жарких объятий, проснувшись утром в одной с ним постели, Надежда скажет «Ваше Высочество».
— Кажется, вы говорили, что есть короткий земной аналог моего имени, но ни разу им не воспользовались.
— Да, — девушка спрятала взгляд, — язык не поворачивался. Вы такой… официальный. Всегда в строгом костюме.
— Мне раздеться?
Вино горячило кровь и толкало на безумства. Принцу не было дела до того, насколько не по-королевски прозвучали его слова. А очередное смущение Надежды сильнее раздражало. Если она сейчас оскорбится и уйдёт, он разнесёт магической бурей половину комнаты. Но случилось маленькое чудо. Девушка расправила плечи и сказала:
— Если вам жарко, то пиджак лучше снять.
Настал черёд Димитрайоса хлопать ресницами. В мужском варианте пришлось покрутить кольцо на пальце и поправить воротник рубашки. Однако.
Как прикажете трактовать дозволенную вольность?
Ох, в бездну! Он ждал хотя бы одного знака, что девушка принимает его ухаживания? Он его получил. Почему сидит, как каменный истукан на постаменте?
Пиджак снимался быстрее, чем камзол. Пуговиц меньше. Принц стряхнул его с плеч и без помощи магии зашвырнул в противоположный угол комнаты. Рубашку тоже хотел снять, но остановился на третьей пуговице. Иначе перебор будет. Если тебе что-то позволяют, не стоит выжимать возможность досуха.
— Теперь легче? Моё имя слетает с языка?
В глазах Надежды отражались огни ёлочной гирлянды. Она едва заметно облизнула губы и тихо ответила:
— Теперь да. Дима.
Кровь ушла из головы и вся устремилась в растущее напряжение в паху. «Сидеть неудобно» — говорили о таких моментах друзья. «Невыносимо, — добавил бы Димитрайос, — аж звенит». Какое счастье, что Надежда не читает его мысли. Инстинкты бушевали. Десять пощёчин за то, что он только что представил, принц заслужил. Да, в библиотеке были книги об искусстве любви. Да, воображение рисовало нагие тела. Но до постели, как до Эллады пешком.
Нужно выдохнуть и успокоиться.
— А твоё короткое имя тебе нравится? Надя? Или лучше Надежда?
— Надя — неплохо, — улыбнулась она. — Но знаешь, есть с нашими именами одна парадоксальная вещь. Чтобы назвать человека ласково, его имя, наоборот, нужно удлинить. Наденька.
Она засмеялась, и принц, наконец, почувствовал, что барьер рухнул.
— Наденька, — повторил он, отключив переводчик и оставив их в комнате вдвоём. Имя звучало музыкой, не хотелось её портить. По-настоящему ласково. Ласкающе. — Наденька.
Тепло собиралось в груди. Росло, превращаясь в облако. Принц позволил ему завладеть собой и окунулся с головой в восхитительное чувство близости. Всё, что случилось дальше, случилось само собой. Димитрайос обнял любимую девушку и поцеловал.
Надежда
Я сидела, положив голову на грудь принца, и слушала, как бьётся его сердце. Ровно, размеренно. Моё счастье таяло на губах поцелуем с ароматом винограда. Я перестала следить за временем, как всегда делала тридцать первого декабря. Десять часов? Одиннадцать? Сколько осталось до Нового года? Примеряя платье, я думала, что он лучший? Нет, лучшим он стал сейчас.
Все мужчины исчезли из памяти. Их слова, поступки, фото в соцсетях. Будто не было никогда. Перед глазами стоял кадр из «Москва слезам не верит», где влюблённая по уши Катерина говорила: «Как долго я тебя ждала».
Всю жизнь, правда. И не знала, кого мне не хватает. Не в титулах дело, не в богатстве и уж точно не в красоте. Мы подходили друг другу. Словно магия вершилась от тепла наших рук, от ласковых прикосновений. Переводчик стал не нужен. Дима шептал что-то на своём языке, а я понимала, чувствовала. И неуклюже повторяла:
— Воррейя.
— Воррей, — поправлял он.
Любимый. Слово от сердца. На всех языках.
И пусть недовольные ворчали: «Рано. Быстро. Нужно не так. Нужно постепенно. Так лучше. Годами встречаться, проверять чувства». Будто любовь — товар. И отдать её задёшево жалко.
