— Человечным. Пока ты можешь сострадать и чувствовать душевную боль — твое сердце всё еще живо и не стало куском льда.
— Ты просто обманываешь себя.
Лиза упрямо покачала головой, и аромат ее волос заполнил мои легкие блаженно и невесомо.
— Если бы ты ничего не чувствовал, то не бросился бы на помощь Лексу. Не привез бы его сюда и не стал бы сидеть один в кабинете, глядя на рюмку для дяди Лёши.
Она прижалась ко мне и провела ладонями по спине, поглаживая, отчего сердце заныло и закашляло кровью, оттого что давние швы и раны на нем стали стремительно расходиться.
Так меня гладила только мама… много, очень много лет назад.
Но тогда я отмахивался и пытался казаться взрослым и самостоятельным, а сейчас... сейчас моя душа рвалась на части с хрустом, осыпая колючими осколками раны памяти.
Я просто застыл и не мог пошевелиться.
Я едва мог дышать.
Я бы хотел, чтобы этот порыв был для меня унизительным и раздражающим, но понимал, что просто тону в ее неожиданной ласке, которую не заслужил.
— Я пытаюсь понять, насколько это страшно, но не могу, — проговорила Лиза, которая никогда до этого не была ко мне настолько близка душой. — За мою жизнь не было смертей тех, кто был бы мне настолько дорог. Дедушка умер еще до моего рождения. А бабушка — когда мы уже переехали в Канаду, и мне было около пяти… Тогда я не понимала, что происходит. Мне сказали, что бабушка ушла к дедушке и теперь они вместе. Мне казалось, что это должно быть хорошо, только по глазам родителей видела, что им от этого очень плохо. Меня пугал плач мамы, который доносился из комнаты ночью. А когда мама уехала на несколько дней, то вернулась бледная и измученная. Потом, спустя много лет, будучи уже взрослой, я поняла, что у родителей не было даже денег на два билета и потому мама была вынуждена лететь одна, оставив меня на попечение папы.
Я слушал и понимал, насколько чистая и сильная ее душа.
Сколько в ней милосердия и желания сделать холодный мир хоть немного теплее.
Я сходил от этого с ума… и влюблялся в ее нерушимый огонь.
В эту упрямую девчонку, которая выжигала в моей ледяной душе целые дыры, сама не зная этого.
— Ты тоже знаешь эту боль, Лиза, — хрипло проговорил я, зная, что сделаю этими словами ей больно, и отчетливо понимая, что эту боль причинил я сам. — Эта та же боль, которую испытываешь ты, понимая, что больше никогда не увидишь своих родных.
Девушка задержала дыхание, но всё равно не убрала своих рук, продолжая гладить меня и пытаться успокоить.
— По крайней мере, я знаю, что они живы, — прошептала она хрипло, но слезы сдержала.
— Хочешь увидеть их?
Ее тело тут же напряглось и застыло.
— Что?
— Хочешь увидеть свою семью?
Я старался не думать о том, почему спросил это и для чего собирался делать то, что было запрещено для всех участников игры.
Знал только одно: я хотел ответить добром на ее добро.
Если только мой поступок в принципе можно было назвать именно так.
Лиза вскинула голову настолько резко, что я едва не захлебнулся, тут же провалившись с головой в синеву ее глазищ.
Она не верила мне, но ее сердце заколотилось, отчего тонкая венка на шее истерично забилась под тонкой белой кожей, привлекая мое внимание.
— Ты это сейчас серьезно?.. — прошептала девушка, побледнев, на что я только серьезно кивнул:
— Да. Поехали.
Я зашевелился первым, понимая, что не хочу разрывать объятья Лизы, но вынужден сделать это.
Этот день стал сумасшедшим и колющим в нутро с самого начала, так почему бы не продолжить в этом же духе до конца?
Будет новое утро и будет новый день, где каждый из нас снова станет самим собой, и, возможно, Лиза пожалеет, что поддалась своим эмоциям и пыталась пожалеть и поддержать ледяного монстра, но пока она была ранимой и открытой для меня.
А я не мог насытиться этими новыми ощущениями, ставшими для меня неожиданным откровением.
Колени Лизы дрожали, когда она поднялась вслед за мной с дивана, кажется, всё еще не веря, что я говорил на полном серьезе.
А я не мог перестать думать о том, что смерть не спрашивает у нас разрешения, когда приходить и кого забирать с собой.
Так она забрала моих родителей и вот теперь отца Лекса.
Никто не знал, что завтра не случится что-нибудь в русском квартале, где могут пострадать родители Лизы… или погибнуть.
— Куда? — тут же возник на нашем пути Бьёрн, когда я прошагал по коридору и затем спустился в общий зал и бар, где сегодня было пусто, а Лиза поспешно следовала за мной.
— Нужно кое-куда съездить, — сухо отозвался я, на что друг нахмурился, кинув взгляд за мои плечи, где стояла скромно Лиза.
— Надолго?
— Нет.
— Тогда бери мою вторую машину, — друг вложил мне в руку ключи от машины, которая особо не светилась, хотя тоже была бронированная и тонированная. По крайней мере, никто не знал, что она тоже принадлежит нам, поскольку и я, и Бьёрн предпочитали передвигаться на своих внедорожниках. — И пусть парни поедут за вами.
— Без парней. Присмотри за Лексом, если он вдруг проснется.
— Хорошо.
Я знал, что, когда мы вернемся, Бьёрн не успокоится, пока не узнает всё до самых мелких подробностей. Но всё это будет потом.
А пока Лиза шла за мной, доверчиво заглядывая в глаза и смело сдерживая слезы.
4 глава
Странное, совершенно непередаваемое чувство — доверять тому, кто превратил твою жизнь в ад.