кто-нибудь это увидит. Кто-то должен был это сделать.
Во всяком случае, это был действительно классный огонь. Он негромко рассмеялся. Похлопал по снегу вокруг себя, подняв небольшой шквал. Он не мог вспомнить, когда его ноги не чувствовали сырости, и это было плохо. Если бы огонь не вонял так сильно, он бы держался поближе к нему. Держать себя в тепле, по крайней мере, пока пламя не утихнет.
Пламя уже угасало. С самого начала у него было не так уж много вещей, и в этом унылом мире ему больше нечего было к этому добавить.
Он смотрел на огонь, пока тот не угасал, а потом шел на север, пока не мог больше.
***
Он действительно был в плохой форме, потому что был так поглощен пламенем и завораживающим способом, которым оно заставляло его снаряжение плавиться и деформироваться, превращаясь в кучу почерневшей грязи, что забыл смотреть на небо. Он забыл посмотреть на север, чтобы посмотреть, заметил ли кто-нибудь его сигнал и пришел посмотреть, что горит в месте, которое никогда не видело огня. Когда над ним пронеслась тень, образованная телом, пересекшим пространство между ним и низким солнцем, он едва заметил это движение. Когда он, наконец, оглянулся, дракон уже садился.
Сначала он подумал, что это, должно быть, Кей и Артегал — дракон был серым, мерцающим синим на свету. Но нет, этот дракон был больше. Намного больше, и он повернул голову, открывая огромную пасть, наполненную, казалось, сотнями зубов.
Джон упал на спину, сильно ударившись о лед, задыхаясь. А потом он не мог пошевелиться. Дракон отбрасывал на него широкую тень. Его костер превратился в тлеющие руины.
Какая-то фигура ехала верхом на драконе, взгромоздившись ему на спину. Точно так же, как это делала Кей, и это дало ему надежду, что, возможно, это действительно была Кей, пришедшая спасти его. Но нет, всадником был бородатый мужчина в неуклюжем пальто из шкур и меха. Он отцепился от сбруи, сделанной из кожи и железных колец, и ловко соскользнул с плеча дракона, чтобы встать на лед.
Тем временем дракон, оскалив губы, провел хвостом по льду и развеял костер. Последнее пламя погасло, и снаряжение Джона превратилось не более, чем в черное пятно на ландшафте. Зверь удовлетворенно фыркнул.
Мужчина направился к нему. Джон не мог сказать, был ли он зол, встревожен или что-то еще. Но он был человеком, первым человеком, которого Джон увидел за последние дни. Он рассмеялся и понял, что звучит безумно.
На мужчине были очки с прорезями — солнцезащитные очки. Эскимосы носили такие же очки. Шею его обвивал тканый шарф, а кончики бороды и усов были покрыты инеем. Джон потер свое лицо, теперь заросшее густой бородой. Его рука в перчатке почесала волосы по всей линии подбородка. Это было странно. Кей даже не узнала бы его.
Мужчина что-то сказал, но Джон не понял языка. Он каким-то образом поднялся на ноги и остался стоять прямо, хотя его равновесие казалось шатким.
Он сказал:
— Хорошо! Я ищу Кей!
— Кей… жертвоприношение? Артегал? — спросил мужчина.
Джон снова рассмеялся, облегчение вырвалось из него в звуке.
— Да, Кей, я хочу увидеть Кей.
— Да, конечно.
Затем земля под ним пошатнулась, и Джон упал без всякой на то причины. Мужчина направлялся к нему, когда Джон потерял сознание.
Часть 2
Глава 8
Кей Уайат сделала аккуратные стежки, протягивая иглу и сухожилия через ряд отверстий, которые она уже проделала в коже шилом. Каждый стежок прикреплял отрезок войлочной подкладки к широкому ремню, части нагрудника для драконьей сбруи. Это была утомительная работа, и ее место было неудобным: жесткая деревянная скамья возле магазина сбруи. Приземистое каменное строение у стены пещеры стояло в ряду с другими мастерскими и общественными зданиями: ткацкой мастерской, кузницей, маленькой часовней. Луг и фруктовый сад, ручей, протекающий посреди всего этого — самая красивая часть огромной пещеры — были просто вне поля зрения. Вид отсюда открывался в основном на скалы, и свет из трещин на крыше пещеры был рассеянным. Гуляя по лугу или занимаясь домашними делами в коттедже Хильды и Ньяла, она не чувствовала себя в пещере. Здесь камень добрался до нее, и только работа могла отвлечь ее на долгое время.
Это была ее работа на пару часов каждый день — чинить упряжь для драконов и всадников. Дракон и всадник выходили в патруль по крайней мере раз в день, а это означало, что их снаряжению приходилось много работать. Помимо того, что все это нуждалось в регулярной хорошей чистке, на столе всегда оказывалась пара изношенных или сломанных предметов.
Казалось, она никогда не справлялась с ремонтом. Ей нравилась эта работа, она это делала — она могла выбирать то, что хотела делать, и поскольку она потратила так много времени на импровизацию снаряжения для Артегала из альпинистского снаряжения, не говоря уже о том, что дома работала на речной экипировке, кожаные ремни, пряжки и шерстяная подкладка имели для нее смысл. Она также была признательна за то, что узнала о «правильном» способе сделать все это… или, по крайней мере, о том, как эксперты делали это на протяжении веков. Обитатели Убежища смотрели на ее нейлоновые веревки и карабины с некоторым скептицизмом. Они никогда не видели современной стали и синтетики. Но ее методы также дали им идеи, способы завязывания веревок и регулировки ремней безопасности, чтобы сделать их более адаптируемыми. Она не чувствовала себя такой идиоткой, работая с упряжью, как тогда, когда пыталась готовить, прясть шерсть или разделывать цыплят.
И это немного приближало ее к полету.
Она положила наполовину починенную сбрую на колени, немного отдохнула, вытянув ноги и прижавшись спиной к стене. Посмотрев вверх, следуя за стенами пещеры, она не смогла разглядеть ее верхушку. Причуды света делали ее почти похожей на небо — за исключением зимы, как ей сказали, когда все место погружалось в темноту на месяцы и отчаянно поддерживалось освещением масляной лампой и драконьим огнем. Зимой никто почти ничего не мог разглядеть, и большая часть работ в Убежище просто прекращались. Но когда первый свет снова пробивался сквозь трещины, поселение
