После долгого душа она заползла на слишком большую кровать, в одной из кружевных, маленьких ночных рубашек, о которых Грэм нудил, прикрывая ее тело.
Ублюдок. Кэт сказала себе, что решение надеть сексуальное маленькое платье — пытка для него. Она ужасно боялась, что правда была гораздо более простой. Он хотел, чтобы она это носила. И в свое время ничто не имело значения больше, чем ублажить ее Ги.
Без сомнения, он наблюдал за ней.
«Где еще он спрятал камеры, которые она не смогла найти?»— задалась Кэт вопросом, зевая и вжимаясь в кровать. Придется завтра снова пройтись по дому и посмотреть, сможет ли она найти какие-нибудь другие вероятные укрытия.
Мгновенная бушующая тревога пронзила ее чувства с такой резкой скоростью, что она мгновенно проснулась. И было уже поздно. Кэт почувствовала, как ветер пронесся мимо дверей балкона, но что-то еще двигалось намного быстрее, с гораздо более смертоносной точностью. В тот момент, когда шприц высокого давления ввел лекарство в вену у нее на шее, Кэт поняла, какое беспокойство она испытывала ранее, потому что это было предупреждением.
— Нет! — ее рваное рычание было яростным, когда все начало исчезать, даже когда знания пронеслись в ее голове.
Этот мучительный ожог вдоль ее нервных окончаний — каждого нервного окончания — боль, которую Порода никогда не могла описать полностью, начала ослаблять ее способность двигаться, говорить, чтобы защитить себя. Животные инстинкты, отточенные до совершенства, бросились вперед, давая ей в мгновение спрыгнуть с кровати.
Вместо этого она чуть не упала.
Огненная плеть боли начала просачиваться сквозь ее тело, проникая сквозь нее. Ожог мчался под ее плотью, неуклонно двигаясь к ее мозгу.
Нет, это невозможно.
Паралитик был быстродействующим, обладал способностью отключать способность двигаться, говорить… кричать.
Она должна сбежать.
Черт возьми, не надо было уничтожать так много камер. Что, если в спальне больше нет их, чтобы предупредить Грэма о том, что происходит?
Она облажалась. Это было просто.
Кэт добралась до середины своей спальни, только на полпути к двери, прежде чем рухнула. Невозможно смягчить падение или не сломать запястье при приземлении. Боль была бы мучительной, если бы она давно не узнала, что такое настоящая агония.
Ожог двигался по ее мозгу, остальная часть ее тела была сенсибилизирована, болевые рецепторы усилились и ожидали следующего ощущения.
Беспомощная. Слишком уязвима и без защиты.
Как балкон был взломан без срабатывания сигнализации? Она не касалась камер или датчиков безопасности.
Если, конечно, это не Грэм.
Настолько ли он жесток, чтобы ввести ей паралитик? Обидеть ее таким образом? Нет. Грэм нашел бы гораздо более эффективный способ наказать ее. Это было не то, что он делал.
Препарат, созданный монстрами Совета генетики, оказался удивительно эффективным. Она ничего не могла поделать под его воздействием. Ни одна Порода никогда не могла сражаться, независимо от того, насколько сильна их воля.
Слабый скрип пола возле спальни заставил ее чувства на мгновение замолчать, ожидая, чувствуя приближающуюся опасность.
Лежа на боку, Кэт видела, как медленно открывается дверь спальни, как будто специально медленно, заставляя ее ждать.
Он думал, что все, что она знала, это тень, движущаяся к ней через вход.
Его запах достиг ее еще до того, как дверь открылась, проникая в чувства животного.
Это не Грэм.
Кэт наблюдала, как Рэймонд неуклонно приближался, запах его злобной ненависти становился тошнотворным. С открытой дверью до нее так же дошли другие запахи. Теперь она могла чувствовать запах Породы шакала. Те немногие, которые выжили, использовались Советом генетики только в случае крайней необходимости. Так мало кто выжил в процессе создания, но те, кто выжил, были мерзкими, жестокими солдатами с инстинктами, которые поразили тренеров.
— Чертово животное, — следом за оскорблением от Рэймонда последовал сильный удар по ее незащищенным ребрам.
Агония вспыхнула в том месте, где его ботинок встретился с ее телом. Она ничего не могла сделать, чтобы показать свою боль или избежать этого. Это взбесило животное внутри нее.
Это взбесилоее.
Ее дыхание даже не прерывалось, потому что боль сосредоточилась на точке соприкосновения, вырвавшись наружу настолько, насколько могут быть затронуты плоть и кость. Паралитик поддерживал работу ее жизненно важных органов, одновременно гарантируя, что боль будет мучительной.
Ничего не сломалось. Кэт молилась, чтобы Рэймонд не знал этого, или он позаботится об этом.
Она даже не могла перевести взгляд на него, не могла заставить его смотреть ей в глаза, когда смотрела бы на него с ненавистью. Кэт могла только смотреть прямо перед собой, не в силах даже моргнуть.
Однако, не было никакого способа защититься от мучительной боли, охватившей каждую клеточку ее тела.
— Сука, — прорычал Рэймонд. — Тебе наконец удалось повернуть Линка против меня, не так ли? От тебя не было ничего полезного, кроме неприятностей. Ничего, кроме разрушения моей семьи.
А она то думала, что это его титул. Черт. Насколько неправа может быть тигрица?
— Думала, сможешь убежать от меня, не так ли? — Рэймонд наклонился ближе к ней, широкие насмешливые черты лица наполнились отвращением. — Думала, Породы смогут спасти тебя, спрятав здесь. Запугать меня, — прошипел он. — Я связался с Советом. Они здесь ради тебя, уродец. Они заберут тебя и посадят в ту клетку в какой ты и должна была находится все время. Как только я закончу с тобой, они удостоверятся, что ты никогда больше не откроешь рот и не причинишь мне столько неприятностей.
Но они не хотели держать ее в клетке.
Они хотели усыпить ее.
Она сбежала тогда, найдет способ убежать и сейчас. Она надеялась, что найдет способ сбежать…
Вновь поднявшись, Рэймонд нанес еще один удар по ребрам, вместо этого ударив и живот.
Она даже не могла блевануть.
Желудок Кэт дрожал и пульсировал от агонии, желчь собралась в горле, но паралитик не позволил ей освободиться.
— Давай посмотрим, что они будут делать с тобой, черт возьми, — с неприязненной яростью отозвался сказал он ей. — Мне больше не придется иметь с тобой дело. Не так ли?
Боже, ей нужно найти способ остаться в живых. И она постарается, как только сможет подумать, как только боль ослабнет настолько, что сможет вернуть свои чувства на место и понять, что делать.
— Они повеселятся с тобой, прежде чем тебя заберут отсюда, — прорычал Рэймонд. — Приблудный охранник Лобо Ривера найдет твою кровь, почувствует запах изнасилования, и тогда мы посмотрим, как он сходит с ума. Сукин сын. Я его еще убью.
Убьет Грэма? Он вполне может убить ее, но он никогда не убьет Грэма. И однажды Грэм поймет, что здесь произошло…О, Рэймонд, как бы мне хотелось услышать твои крики.
Прямо сейчас единственные крики, которые она могла слышать, были те, что звучали в ее голове. Усиление боли в запястье вызвало агонию. Ее ребра ныли, и она была в ужасе оттого, что они могут быть сломаны. Ее живот болел из-за удара, и в горле был отвратительный вкус.
Как долго Кэт лежала там, она не была уверена. Боль, пронизывающая ее нервы, ослабла, но сломанное запястье и ушибленные ребра еще не прекратили ныть. Это займет некоторое время. Она помнила это. Ей едва исполнилось четыре года, когда ученые впервые сломали ей кости, когда она находилась под непристойным действием этого лекарства. Четыре года, и она верила, что ее Ги покинул ее, что он позволил им причинить ей боль. До тех пор, пока ее не вернули в камеру, чтобы увидеть слезы, которые проливал дикарь, мучительное выражение на его лице и сдержанность, которая держала его на своей койке.
Он не бросил ее тогда, но бросил восемь лет спустя. Он ушел, только чтобы вернуться ради мести и крови. Он, вероятно, злорадствовал, что ее так просто поймали после уничтожения камер. Или нет? Он был в ярости, когда увидел Рэймонда и Линка. Возможно, он в бешенстве?
