– Вы еще маленькая, ритана. Посмотрим, что вы скажете, когда вырастете.
– Полагаю то, что вы и так не раз слышали, – не полезла за словом в карман Феола. – Откажу вам от дома.
Анхель картинно развел руками.
– Что ж, я надеюсь, что совершеннолетние Ксаресы будут ко мне более великодушны.
Феола надменно фыркнула.
Анхель всем видом показывал, что на детей не обижается… но это не значит, что не разозлилась она. И сестра туда же, предательница. Смотрит, как будто Феола еще из колыбели не выбралась.
Лоуренсио – ладно, ему голову заморочить легко. Адэхи еще говорил, что старший брат, как глина, что вылепишь, то стоять и будет. Но сестра? Вроде как она поумнее?
Ладно, Феола еще поквитается с негодяем. Может, даже уже сегодня.
– Куда и когда мы едем? – холодно поинтересовалась она.
– В ателье к сеньоре Пилар Марии Наранхо. Она – модистка сезона. Все благородные одеваются только у нее… если не хотят выглядеть смешными и глупыми.
А мода стoи́т дорого. И Анхелю тоже кое-что перепадет от щедрот… не для мужчин, вестимо. Но дамы, с которыми имеешь отношения, требуют подарков. Если это ританы, конечно.
И можно подарить им приятные интимные вещички. Чулочки, ночную сорочку, пеньюар… Мало ли что можно придумать?
Анхель собирался получить свои проценты, и наглая сопля ему в этом не помешает. Потерпит, никуда не денется. И он, и она…
– Я готова, – встала из-за стола Алисия.
Анхель только вздохнул.
Он рассчитывал, что завтраком его накормят у Лоуренсио. Вот и не покушал дома, да и не особенно-то у него богато было. Хлеб, сыр, кажется, еще паэлья, но той уже дня четыре, лучше не кушать, чтобы потом худо не было.
Впрочем, Алисии сейчас было не до терзаний Анхеля. Ей позарез надо было поехать в ателье.
Платья же! Для тех, кто понимает… это не на час. И не на два. Пока платья, отделка, туфельки, сумочки, аксессуары, перчатки, шляпки… Это не три часа, а все тридцать. Или триста. Но на первый раз ей хватит. Наверное…
Светлые волосы девушки были решительно прикрыты маленькой шляпкой… ах, ужас! В столице в моде шляпы широкополые, но с небольшой вуалькой. Почему, почему до их островов мода доходит с таким запозданием?
– Сейчас в моде «колониальный стиль», ритана Алисия, – Анхель галантно подал ей сумочку и предложил свой локоть опереться. Феола только нос сморщила. – Вам будет легко освоиться.
– Эти «зонтики» на голове – колониальный стиль? – фыркнула она. – Идиоты…
С каким бы удовольствием Анхель отвесил наглой малявке затрещину. А лучше две. И пинка бы выдал на десерт! Но – нельзя. Ее сестрица не оценит. И тоже, вон, смотрит с любопытством…
– Вас чем-то смущают эти шляпы, ритана Феола?
– В колониях ценят удобство, – отмахнулась Феола. – А этот лопух моментально сдует в море. Или голову вам оторвет, если закалывать его шпильками. От солнца эти шляпы не спасут, а под дурацкую вуальку мигом залетят все мухи островов. И в волосы нападает всякая гадость. Ладно еще листья какие, но если насекомые… они там всякие бывают. Человеколюбивые в том числе.
– То есть?
– Кушать человека любят. В гастрономическом смысле.
Алисия кивнула, подтверждая слова сестры. Действительно, на острове такую шляпку разве что дома носить. Или в карете.
– И что же носят в колониях, ритана?
Анхель даже чуточку заинтересовался. А вдруг?
Феола пожала плечами и взяла у одной из служанок кусок кисеи.
– Вот так…
Буквально несколько секунд – и вот белое легкое полотно скрыло волосы, лоб, плечи, осталось открытым только лицо. Но Феола ловко прихватила складку ткани заколкой, оставляя открытыми только глаза.
– И так можно. Особенно когда мошка. Или ветер дует из леса.
– Очень оригинально и свежо, ритана. Жаль, не будет пользоваться спросом в столице, – Анхель даже искренне расстроился. Он бы заработал на новой моде, но куда там! Не получится… Никто в столице по доброй воле так лицо закрывать не будет. Смешно даже…
Феола не расстроилась, вернула кисею обратно и тоже взяла шляпку.
– Будем мучиться дальше.
И первая вышла из дома.
Лоуренсио коснулся руки Анхеля.
– Спасибо, дружище. Феола у нас ребенок сложный…
– Думаю, мы в ее возрасте были не лучше, – пожал плечами Анхель. – Дети, что с них взять? Повзрослеет – поумнеет, а пока просто перетерпеть.
Феола скрипнула зубами, но промолчала.
Погоди, мы еще увидим, кто будет смеяться последним. Р-ребенок?
Какое там ателье?
* * *
Амадо с утра сидел и раскладывал карточки. Да, есть и такой метод. На каждой карточке пишется одно событие или факт, а потом их перекладывают в любой последовательности, чтобы посмотреть на результат. Иногда это дает очень многое… Иногда – нет, но зряшной работой карточки все равно не назовешь. Очень хорошо помогает структурировать мысли.
Кстати… и память тоже приятная. Дела после расследования надо сдавать в архив. А карточки Амадо оставлял себе. А что такого? Это же просто клочки бумаги… пробить в уголке дырочку, нанизать их на колечко, в нужном порядке, и положить в сундук. Так, для памяти. На старости лет будет что вспомнить.
Альба с утра ушла по магазинам. На какие деньги? Амадо не спрашивал. Отец дал, скорее всего. Сам Ама-до две трети зарплаты честно отдавал супруге. Треть оставалась ему. Ну и если удавалось подработать, это тоже отправлялось на его личный счет в банке. Не просто так.
У него сын растет. Его еще женить придется, на обзаведение ему выделить… у тестя просить? Или у отца? Внуки – это дети детей. И обеспечивать их должны ИХ родители. А не бабушки-дедушки.
Да, кто бы сказал Амадо лет пятнадцать назад, что он будет так рассуждать? Не поверил бы… что у него тогда мыслей-то было? Сопляк, одно слово. Даже не мужчина, а так… мужчина – принимает решения, несет за них ответственность. А сопляк – это другое, половые признаки есть, а ответственности за их использование нет. Вот и разница.
Альба ни о чем подобном до сих пор не думает – зачем ей? Ей и так неплохо жить на всем готовеньком.
Карточки недовольно зашелестели, намекая, что нечего тут отвлекаться.
М-да…
Драгоценности.
Некромант.
Убийство…
Амадо сгреб со стола карточки, сунул их в карман. Взял папку с рисунками малышки Веласкес. И отправился туда, где ему смогут помочь.
К сеньору Пенья.
* * *
Хосе Мануэль Пенья в это время был у себя дома.
От дел он года три как отошел – и, по меткому выражению Серхио, стал «кастрированным котом». Делать ничего не делает, но консультирует.
Правда, при сеньоре Пенья лучше было так не говорить. А то можно тоже стать… и нет, не котом. Но оторвут все ненужное и болтающееся. Не обязательно – язык.
Вот консультация Амадо и была нужна.
Сам он в таких украшениях не разбирался, с ювелирами на «короткой ноге» не был. А побеседовать бы надо. Но это лучше не с улицы являться, будь ты хоть трижды следователь.
Слуга, кстати, к нему отнесся без всякого почтения.
– Хозяин работает. Вам придется подождать.
Амадо и спорить не стал. Работает?
Это святое… романами сеньора Пенья вся Астилия зачитывается. И это еще мягко сказано. Любого, кто помешает его работе, поклонники и поклонницы разорвут на сотню маленьких клочков. Так что подождем…
Амадо выпил кофе, съел поданные ему сладости, душевно побеседовал с сеньорой Пенья, хотя и недолго. Сам хозяин появился где-то через сорок минут. Потянулся.
– Как я хорошо поработал… а для меня кофе найдется? Вы еще не все выпили, тан Риалон?
– Пока – не все. Но кофе уже остыл.
– И хорошо. Не люблю горячий. Что привело вас в мое скромное жилище?
– Дело, сеньор Пенья. Исключительно дело.
– Выгодное? Или полицейское?
– Не знаю, каким оно окажется для вас, сеньор. Если вас не затруднит поглядеть на эти бумаги…
Сеньор Пенья послушно взял рисунки.
– Прелесть какая…
