– Эти украшения пропали в ночь убийства. И мне хотелось бы узнать о них подробнее. Что это такое, откуда…
– Хм. Закономерное желание, – сеньор Пенья задумчиво кивнул. – Вы не против, если я съезжу с вами, тан Риалон? Полагаю, это интересная история, а мне надо откуда-то черпать вдохновение…
Амадо и не подумал возражать.
– Почту за честь, сеньор Пенья.
Сеньор поглядел на супругу, которая одарила Амадо чуточку более благосклонным взглядом.
– Дорогая, ты не прикажешь подать мобиль? Я пока побеседую с одним человеком…
Амадо поцеловал сеньоре руку и поблагодарил за кофе. Посмотрим, что там с украшениями…
* * *
– Бабушка, ты уверена, что папа разрешит? И мама?
Сомневалась Мерседес не просто так. Родители были решительно против ее занятия любимым делом.
Ладно – копаться в украшениях. Или заказывать браслеты и колье по собственному рисунку.
Но гранить камни? Гнуть золотую проволоку? Сутками корпеть над оправой?
Это – не женское дело! И вообще… разве может девушка чего-то добиться в такой сложной профессии? Нет-нет, Мерседес, можешь даже и не рассчитывать.
Вот Мерседес Вирджиния и не рассчитывала.
Идана Мерседес Веласкес улыбнулась внучке и погладила ее по гладким черным локонам. Чернильным, ночным, словно темнота по плечам разлилась.
– Я с ними поговорю. И в ученицы тебя возьмут. Обещаю. Рисовать ты умеешь, я знаю. А дальше… захочешь – научишься.
– Конечно, захочу, бабушка.
– Тогда поехали. Я познакомлю тебя со своим старым другом, а уж что он решит, то и будет.
Мерседес кивнула.
– Хорошо, бабушка.
– Одевайся. Едем.
– А мама с папой скоро приедут?
Идана Мерседес только вздохнула. И еще раз возблагодарила судьбу и полицейских. Первую – за везение, вторых – за деликатность. Дети пока ни о чем не подозревают. И пусть так остается… хотя бы ненадолго. Хотя бы на пять дней… пусть пока побудут детьми.
– Нет, милая. Они задержатся.
– Бабушка, а ты мне дашь в следующий раз с ними поговорить?
– Конечно, детка.
И куда деваться от взгляда этих больших детских глаз?
Некуда. Разве что отправить внучку надевать шляпку – и резко смахнуть слезинку в уголке глаза.
Она не будет плакать! И не умрет! Еще вчера она готова была расстаться с жизнью, но уже не сегодня! О, нет! Ее сына убили, ее невестку подставили, и хорошо хоть пощадили внуков! Идана очень хотела узнать, кто это сделал.
А потом… А вот пото-ом…
Она многообещающе улыбалась. Когда-то, в юности, отец учил маленькую Идану защищать себя. И кинжалом она владела неплохо. Так что…
Рука – не дрогнет. Ни на секунду.
Она еще поквитается с негодяями за смерть любимого сына.
* * *
М-да.
К этому человеку Амадо не сунулся бы. Лично он – никогда. Разве что начальство прикажет и еще отматерит. И увольнением пригрозит.
Но может, лучше бы уволиться? Самому. Сразу. Безболезненно.
Херардо Диас Мальдонадо.
Разумеется, тан. Разумеется, ювелир. Но эксцентричный, умный, принятый при дворе, личный друг покойного короля, мастер, который создает шедевры, и этими шедеврами и покойная королева не брезговала. И из других стран за ним приезжали, пытались его переманить.
Но Мальдонадо оставался верен Астилии.
Его украшения были произведениями искусства. А вот его поведение… пожалуй, поведение тоже было своего рода легендой. Матерной.
Если и было что-то… даже убийство – и то было. И не одно. Маэстро Мальдонадо дрался на дуэли в среднем раз в два месяца. Потом, с возрастом – почаще. Видимо, старался доказать всем, что молод.
Гонки по городу на мобилях. Любовницы – из тех, что уже совершеннолетние, но Мальдонадо они во внучки годились.
Оскорбление общественной нравственности?
Да она, та самая нравственность, от Мальдонадо уж лет двадцать как валялась в глубокой коме. С тех пор, как творец и художник уселся афедроном, простите, в несколько тазиков с краской по очереди, а потом встал и пошел так по городу.
Сверкая крашеным… всем.
Хотя самое интересное у него было закономерно прикрыто. Кстати – именно фиговым листочком. Но не рассчитывая на биологию, творец его сделал сам. Из золота. И отполировал. Чтобы блестело, значит…
А чего стоит его завис на фонаре? Не в голом, для разнообразия, виде. Но зато с воплями о свободе, равенстве и братстве… с обезьянами, что ли?
Про всякие мелочи, типа попоек, дебошей и купаний в голом виде и упоминать как-то скучно. Подумаешь… рутина.
Полицейские вешались.
А Мальдонадо, распоясавшись вконец, мог и их вовлечь в свои забавы.
Не убивал, но и так приятного мало. Если тебя яйцами закидают, или в море макнут, или совершенно случайно натравят медведя…
Откуда мишка?.. А вот! Благодарные поклонники и клиенты! Привезли Мальдонадо и подарили! Хомячок их, понимаешь, не устроил… размер, наверное, не тот! А вот медведь – дело другое! Медведь творцу как раз по размерчику!
– Боишься? – подметил состояние Амадо сеньор Пенья.
– Резонно опасаюсь, – отрезал мужчина.
– Это правильно. Как отец? Как Тони?
– Пока в Лассара, – Амадо отвечал вполне спокойно. Знал, что спрашивают не «для галочки» или чтобы причинить зло. Просто сеньор Пенья дружил с Риалонами вот уже лет пятнадцать. И с Лассара тоже. И такое бывает.
– Не родила она еще?
– Нет. Но надеюсь, все будет благополучно.
Зла Антонии Амадо тоже не желал. Не любил уже – перегорело. Отболело, прошло, когда он увидел, как Антония смотрит на его отца. Можно попробовать ее отбить… и нельзя.
На него она никогда ТАК не посмотрит. Просто – никогда. А ему тоже нужно…
Нужно, чтобы его так любили. И на меньшее он уже не согласен.
Альба?
Тут чувство долга. Они тогда поддержали друг друга и спаслись. Только вот было у Амадо чувство, что все в их семье неправильно. А как правильно? И с кем? Не угадаешь…
– Тони – чудесная девочка, – сеньор Пенья улыбнулся. – Я хотел бы посвятить ей свою книгу… там как раз героиня – некромант.
– Думаю, Тони будет рада.
Амадо даже не сомневался в этом.
Очень рада. Такое тоже бывает. Антония искренне считала старого мерзавца своим другом. И книги он начал писать с ее помощью, и действительно, хорошо относился ко всем Риалонам. Что ж. Жизнь – она сложная и интересная.
Мобиль остановился, и сеньор Пенья вышел из него. Коснулся колокольчика, сделанного – вот кто бы сомневался? В виде фаллоса. Причем – это только язычок. Сам колокол был отлит в форме женского полового органа. Кому – что.
Амадо едва не сплюнул. Вот ведь… взрослый человек, лет на двадцать старше Амадо, а туда же. Чего ему неймется? Кто его знает?
Лакей, который к ним вышел, тоже был в форме… представьте себе мантию звездочета. Только красную. А теперь расшейте ее золотой нитью. Но вместо звезд и лун нашейте на нее совокупляющиеся парочки. Во всех позах. При движении мантия развевается, парочки движутся, получается до тошноты реалистично. Но о приехавших он доложил честь по чести. Сеньора Пенья с сопровождающим проводили в гостиную – и оставили дожидаться хозяина.
* * *
Сказать, что модистка не понравилась Феоле?
Промолчать всяко проще будет. Девочка только раз посмотрела – и уже ощетинилась, словно ежик.
Сеньора Пилар Мария Наранхо ей дико не понравилась. Хотя и выплыла навстречу новым клиентам, и разулыбалась так, словно… хотя чего – словно?
Потому и разулыбалась! Деньги к ней пришли! День-ги! Живые кошельки на тонких ножках!
Провинциальные дурочки и дурачок, которым можно… нет-нет, что вы! Они получат модные наряды! Но свое модистка тоже возьмет, в троекратном размере. И за счет комиссионных от шляпника – ювелира – мастера по сумочкам – обувщика, и за счет некоторых деталей, ясно же, что приезжие плохо разбираются в ценах и качестве товара. В столичных лавках.
Вот она и смотрит, как на давно обретенных и любимых. И обожаемых. И скалится…