бога, который попытается причинить моей Лилу хоть немного боли.
Хватит!
Я не сразу смог заговорить.
Проглотил рычание и откашлялся, чтобы мой голос не был настолько низким и пугающим, но не мог не спросить самого главного:
— Сколько нужно денег на операцию Лео?
Женщина посмотрела на меня удивленно, но с большой благодарностью и только покачала головой.
— Ты столько не заработаешь, сынок. Сотни тысяч нужны. И это только на саму операцию. А потом еще длительная реабилитация, которая тоже платная. На каждого ребенка выделяется квота от государства, но всего раз в полгода… Многие дети просто не доживают до этого момента. А родители продают дома, машины и берут кредиты, чтобы сделать операции платно.
— Лео будет жить, — кивнул я в полной уверенности и пожал осторожно морщинистую руку женщины, которая открыла мои глаза на многое. — Я вам обещаю.
Она улыбнулась мне и кивнула, стараясь не подпускать слезы.
— Это просто чудо, что ты появился в жизни Лилу и не испугался того, через что ей пришлось пройти.
— Лилу и есть чудо, — тихо отозвался я, но не смог сразу подняться и уйти.
В груди было больно от осознания того, что случилось в жизни моей девочки. От того, что, несмотря на все ужасы, она осталась такой чуткой и отзывчивой к чужой боли. А еще честной и доброй.
Когда я вышел из больницы, то точно знал, что должен делать.
И для этого мне была нужна помощь моих братьев.
Только я пошел не к Плуту, который нервничал и ждал, а к Урану — самому молчаливому, замкнутому и сильному из нас.
Он стал таким по моей вине…
И эта боль и горечь никогда не покидали ни моих мыслей, ни моего сердца.
Я шел по знакомому городу, убрав руки в карманы и ниже опустив на лицо бейсболку, чтобы казаться менее заметным, хотя с моим ростом и комплекцией сделать это было почти невозможно.
Шел с минимальной скоростью, двигаясь так, как это делали люди.
Было время, когда этому мне пришлось учиться.
Долго и мучительно.
Как человек, я запрыгнул в один из автобусов, который дребезжал и скрипел, пока пробирался к самой окраине города, где плотность населения была самой низкой.
Там, где заканчивался город, начиналась свобода для таких, как мы.
Здесь не было лишних глаз.
Не было камер видеонаблюдения.
Не было никого, кто мог бы увидеть, как я сбросил с себя плен вынужденной медлительности и скрылся в растительности, растворившись в ней подобно призраку.
Наконец-то я двигался так, как привык.
Как делал это всю свою жизнь до того момента, пока не пришлось жить среди людей.
Если бы они увидели, то посчитали бы меня сверхчеловеком.
Настолько быстрым, что был способен буквально раствориться в воздухе.
Настолько сильным, что мог голыми руками остановить человеческую армию, не оставив после себя никого в живых.Настолько остро чувствующим, что это выходило за рамки человеческого понимания.
Потому что я был зверем.
Рожденным медведицей.
Обладающей силой четырех родов берсерков и четырех родов волколаков.
Но не медведь и не волк.
Палач.
Уран жил в такой глуши, где не появлялись люди.
Он не любил людей, и на то у него были причины.
Его жилище даже домом нельзя было назвать: здесь кто-то жил лет пятьдесят назад.
А сейчас заброшенный, заросший в рост человека участок нагонял ужас на каждого, кто мог бы проезжать рядом, если только заблудился и перепутал случайно дорогу.
В таком месте фильмы ужасов можно было снимать без каких-либо спецэффектов.
Но именно этот жуткий вид был гарантией полного одиночества и неприкосновенности жизни моего брата.
Я остановился у кромки леса, ощущая, что он где-то рядом.
У нас это называлось связка.
С рождения кровь Палачей мешали так, чтобы кровь каждого из братьев была в нас.
Мы рождались в одно время с разницей в несколько дней.
Вместе росли.
Вместе познавали это мир, свою силу и свои обязанности, ради которых были рождены.
Четверо Палачей.
Каждое поколение было в своей связке.
Связка была у наших отцов и у наших дедов, которые так же рождались и умирали почти в одно время, выполнив свое главное предназначение — хранить в тайне от людей существование берсерков и волколаков.
Связка была важна.
Находясь часто в разных точках земли, мы могли чувствовать друг друга и понимать, всё ли в порядке с братом.
Мы чувствовали боль друг друга.
Чувствовали, если кто-то из нас попадал в беду… или умирал…
Уран вышел из дома и медленно направился ко мне.
Такой же двухметровый, мощный, только с иссиня-черными волосами и синими глазами, потому что он был рожден медведицей из Кадьяков и потому походил на этот род.
Он был всегда на взводе.
Всегда готов к войне и любым неприятностям, потому что они находили его и забирали память и разум, делая безвольной куклой в руках алчных людей…
…И это я отдал своего брата им.
Я превратил его жизнь в этот ад и теперь не мог помочь, что бы только ни делал.
После пребывания в человеческой лаборатории мозг Урана был подвержен гипнозу или какой-то другой ужасной вещи, которую невозможно было теперь выудить и стереть.
Стоило ему только услышать нужный сигнал — и он становился зомбированным и самым сильным на планете солдатом, выполняющим любые приказы свыше.
В такие моменты он не понимал, что делает.
Не помнил себя.
Не помнил нас.
Он становился машиной для убийства настолько идеальной и сильной, что с ним едва могли справиться даже мы с Плутоном.
Когда эта пелена спадала, он не мог вспомнить, что было
