- Грас Бониза, - подчеркнуто вежливо ответил дед, - вы сами выставили между нами дистанцию, не позволив мне сопровождать вас в этой поездке. Таким образом, я понял, что наши отношения – это отношения между нанимателем и сотрудником, и ничего более. Так что давайте соблюдать приличия и общаться без лишней фамильярности.
- Яша, что ты такое говоришь? – страдальчески проговорила грас Бониза. – Я просто не хотела, чтобы ты переутомлялся, я заботилась о твоём здоровье…
- Эдо Яков, - сухо сказал дед, - для вас я – эдо Яков, грас Бониза. Замечательно, что вы так ответственно отнеслись к своей работе. Но больше в этом нет необходимости: как видите, я прекрасно себя чувствую.
- Ты меня увольняешь? – на грани слышимости прошептала грас Бониза, по-видимому, отказываясь переходить на «вы».
- Ну почему же? – возразил дед. – Ваши услуги по дому нам по-прежнему необходимы, и нареканий к вам нет никаких. Просто я больше не ваш подопечный, только и всего.
С этими словами дед вышел из гостиной, где происходил этот разговор, ставя точку в диалоге. Мы с Эни, находясь в кухне, слышали каждое слово, и, честно говоря, мне было очень жаль грас Бонизу. Да, от её заботы иной раз хотелось на дерево лезть, но видно же было, что она не со зла, а действительно заботилась обо всех окружающих, а о дедушке – в особенности. Но тот, видимо, сильно обиделся, что женщина уехала без него, и не простил. Наверное, и по мужскому самолюбию это был сильный удар: одно дело, когда женская забота выражается в принесенном пледе или приготовленном горячем отваре, и совсем другое – когда тебя не воспринимают как мужчину, способного поддержать понравившуюся женщину в трудной ситуации и взять на себя часть её забот.
И всё же, мне кажется, дед перегнул палку. Грас Бониза с момента их разговора ходила, как в воду опущенная. Не было больше её задорного смеха и улыбок, её причитаний по поводу моей худобы или дедушкиного здоровья, к которым мы уже все привыкли, даже вкуснейших пирогов - и то не было. Выпечка получалась какой-то менее вкусной, словно без вложенной души. Хмурое настроение нашей вечно жизнерадостной домработницы сказалось на атмосфере в доме не лучшим образом. Даже дедушка время от времени начал кидать на неё виноватые взгляды и, кажется, несколько раз пытался с нею заговорить, но гордость брала верх.
Эх, кажется, взрослым людям не так-то и легко разобраться в отношениях без посторонней помощи, так что придётся вмешаться, пока грас Бониза не посадила нас и вовсе на диету, потому как в расстроенных чувствах готовить у неё получалось намного хуже.
- Дедушка, ты не справедлив к грас Бонизе, - сказала я деду Якову, подкараулив того перед сном, - ты ведь знаешь, какая она. Она по-другому не может. Да, временами её заносит, но игнорирование – не выход. Поговори с ней, объясни, что тебя не устраивает – уверена, она прислушается.
- Я и сам об этом думал, но не знаю, как начать.
- В таких делах главное – начать хоть как-то! – важно заметила я, и мы оба фыркнули, переглянулись и легко рассмеялись.
А на следующий день, проводив Эни – каникулы-то уже закончились – я заглянула в гостиную и увидела, как грас Бониза и дедушка сидят рядом на тахте. При этом дедушка называет её «Бони», одной рукой касаясь её лица, а второй перебирая седые пряди в рыжеватых волосах своей зазнобы. Я пулей аккуратно прикрыла за собой, надеясь, что меня не заметили. И мне на такое смотреть не стоит – мала еще!
Глава 17
Весна пришла как-то незаметно: быть может, это оттого, что зимы, как таковой, я тоже не ощутила? Да, было прохладно, да, часть деревьев лишилась листвы, кое-где пожухла трава от холода – но и только. Ни снега, ни мороза, ни даже инея я за всю зиму так и не увидела. Когда-то давно, в своей прошлой жизни, мечтала переехать на юг, и вот – мечта сбылась. Настолько южнее я точно еще ни разу в жизни не была.
И вот я с изумлением смотрела на липкие светленькие листочки и побеги, что прорезались прямо поверх старых матерых темно-зеленых листьев, и понимала: весна пришла. Скоро в школах и академиях начнутся большие летние каникулы, и Эни вернётся домой.
Я же к концу учебного года рассчитывала полностью сдать программу за второй курс школы, и частично – за третий. Большинство предметов давались мне легко, в особенности математика и другие точные науки. Самую большую же сложность, как ни странно, у меня вызывал русский язык. Не могу сказать, что живя на Земле, я обладала идеально грамотностью, но русский язык у меня всегда был на твёрдую четвёрку: мне ведь часто приходилось оформлять документы, так что знание родного языка было частью моей профессиональной деятельности. И уж точно мне хватало знаний, чтобы понять, что местный найде довольно сильно отличается от русского языка в плане орфографии и пунктуации. И это при том, что с разговорной речью всё в порядке!
Чтобы стало понятнее, о чем речь, приведу несколько примеров. В найде, в отличие от русского, многие слова писались так же, как произносились. То есть не «чтобы», а «штобы», не «корова», а «карова». Неудивительно, что я всё время сбивалась и допускала «ошибки», переходя на русскую письменность. Ну, не могла я без боли в глазах смотреть на все эти «што» и «каза»! И тем более - заставить себя писать что-то подобное. Что же касается пунктуации, то тут было всё несколько проще, ибо в найде существовало только два знака препинания: запятая и точка. Точка ставилась в конце предложения, а запятая – в самом предложении, когда надо было обозначить паузу. Ни тире, ни двоеточия, ни скобочек – только запятые. Подобные же правила пунктуации были и в сайде – местном родном языке. Правда, для обозначения вопроса, к примеру, у них было специальное слово, которое вставлялось в начало предложения – практически как в английском языке, только намного проще. В английском вопросительных слов несколько, а в сайде – лишь одно. По сути, каждый раз, когда надо задать вопрос, аборигены ставили перед предложением слово «вопрос», например: «Вопрос: ты помыл руки». Или: «Вопрос: сколько тебе лет». То есть, слово «вопрос» у них заменяло вопросительный знак.
А, поскольку в русском языке такие конструкции были не приняты, то точка в конце вопросительного предложения часто сбивала с толку. Видимо, русский всё же немного упростили, сделав его более приемлемым для изучения местным населением. Настоящие правила русского языка учили только будущие исследователи – как потенциальные внедренцы в наш мир.
Я кстати всерьез подумывала о том, чтобы поступить в академию исследователей: это ведь верный шанс вернуться на землю. Вот только я по-прежнему была не уверена, что готова на такой эксперимент: вдруг я уйду молоденькой студенткой, а вернусь зрелой женщиной? Да и что мне на Земле делать, если честно? Если я вернусь, то у меня там не будет ничего, ведь вряд ли у меня получится убедить окружающих, что семнадцатилетняя девчушка, какой я буду выглядеть через десять лет – это пятидесятипятилетняя я, как написано в паспорте. То есть, я окажусь там без документов, без родни, без корочки об образовании. Оно мне надо? Думаю, нет. И, к слову, раз уж я всё равно не собираюсь возвращаться, то, может, стоит откопать и уничтожить с концами мои вещи? Вряд ли они мне пригодятся, а оставлять потенциальные улики агентам АИЗа не хотелось. Дедушка теперь в курсе, он мне подскажет, каким образом лучше утилизировать спрятанное.
Пока же я решила просто прогуляться до рощицы и проверить, на месте ли мой тайник. За осень и зиму я несколько раз ходила проверять его, но делала это так, чтобы можно было подумать, что я просто гуляю. Взгляда мельком хватало, чтобы понять, что трава в том месте не примята и никаких следов раскопок нет. Часто мы приходили туда вдвоём с Эваном, а иногда и близнецы были с нами. Так что подозрительными мои походы в рощу точно не выглядели.
В этот раз мне компанию составила наша эльфиечка: узнав, куда я иду, она решила меня проводить до цветочной полянки, чтобы узнать, не прилетели ли еще её сородичи. Новость о том, что время до осени Фиола, скорее всего, проведёт с другими цветочными эльфами, нас всех огорчила. Даже Бонизу, которая успела привязаться к эльфийке, хоть они и по-прежнему ругались по пустякам – а может, как раз благодаря этому.
