недаром первый советник короля! Стоит ему увидеть между вами неловкость, неискренность — и он сразу заподозрит обман. Ты должна понравиться полукровке, голубушка! Любить он, разумеется, не способен… Пускай этот самец смотрит на тебя с вожделением! Разбуди его похоть, сестрица!
От ее напутствий меня захлестывает волна протеста. Вожделенные взгляды Хродгейра мне не нужны. Пусть на других свой магнетизм проверяет! И все же невольно вспоминаю, как он умеет смотреть: страстно и нежно, чувственно и пронзительно, и… на миг дыхание сбивается с ровного ритма.
В постели у Гретты тепло. Сама не замечаю, как размякнув засыпаю, несмотря на то, что уже позднее утро и сквозь шторы просачивается мягкий солнечный свет. Сладко нежусь комфортом, таким желанным после жесткой кухонной печки и холодной, чердачной кровати.
За пробуждением следует сытный завтрак в постели, принесенный услужливой Рыськой.
Подкрепившись, Гретта встает, облачается в роскошное розовое платье, и отправляется на переговоры с отцом, спокойная и уверенная.
Через пол часа возвращается. С победным видом подходит к кровати и торжественно провозглашает:
— Он согласен. С сегодняшнего дня полукровка — твой официальный охранник.
— Как тебе удалось? — хлопаю в ладоши, до сих пор не веря в услышанное.
Гретта театрально раскланивается и довольно щебечет:
— Папа сперва отказывался. Твердил про важную работу. Мол, никто кроме полукровки с ней не справится. Но я его уломала. Знаешь, слезу пустила, и вся такая грустная-прегрустная спрашиваю: «Тебе твоя работа дороже счастья дочери?» И тут он не выдержал. Махнул рукой и дал добро. Только настоял, чтобы ты ночевала теперь с какой-нибудь служанкой. А то мол, негоже дикарям в его замке ошиваться по ночам возле одиноких, незамужних девиц. Ну, это же тебе не помеха? Ты теперь довольна? — не дав мне и рта раскрыть, тут же продолжает, — Я вообще-то считаю, что во мне пропадает великая актриса, правда? Чую печенкой, этот папочкин проект нацелен на добычу магических артефактов! Он с таким потерянным лицом на меня смотрел после своего «да», как будто перед его носом только что уплыли великие атрибуты.
Глубокомысленно киваю сестре, сама же думаю о другом. Еще бы сир Фрёд не был разочарован! Теперь, в присутствии Хродгейра ему ко мне будет не подобраться.
Пока мы спускаемся с Греттой по замковым терассам во двор, замечаю две знакомые фигуры во дворике. Отчим и полукровка. Мужчины, такие разные внешне и внутренне, сейчас как будто сговорились — оба одинаково не в восторге от происходящего.
Отчим таращится на меня с неприкрытой злостью. Так смотрел бы на свежую телятину матерый волк, которому только что выдрали зубы. Сожрал бы с костями и потрохами, да нечем!
Внутренне содрогнувшись, перевожу взгляд на полукровку.
Не знаю, как отчим уговаривал слугу и какие слова при этом использовал, но плотно сжатые губы Хродгейра и скрещенные руки на груди не сулят ничего хорошего. Очевидно, необходимость стать моим охранником нарушила его планы. Он готов служить мне, но исключительно по принуждению.
Вежливо улыбаюсь обоим мужчинам, пока инициативная Гретта договаривается с ними о деталях моей защиты.
Ничего, их реакция не смертельна.
Мне не нужен расположенный ко мне Хродгейр. Его могучих мышц со мною рядом — вполне достаточно, а уж взгляды исподлобья я как-нибудь перетерплю!
Хотя кого я обманываю!
Мне неприятна мысль, что этот сильный, красивый мужчина будет находиться рядом со мной против своей воли.
Начинается череда необычных дней.
Впервые за последнее время чувствую себя в безопасности. В светлое время суток Хродгейр приглядывает за мной на почтительном расстоянии, а на ночевку устраивается за дверью на чердаке.
Его не слышно ночью и почти не видно днем. Только изредка высокий, широкоплечий силуэт мелькает за колонной замка и тут же растворяется в людской толпе.
Мне кажется, он частенько отлучается по личным делам. Я не против такой самоволки, лишь бы отчим об этом не проведал! Ведь пока тот считает, что я нахожусь под непрестанной защитой слуги, он не осмелится на новое нападение.
Мои дни протекали бы совсем гладко, если бы не одно «но». Вредная Гретта при каждой случайной встрече дразнит меня и Хродгейра «женихом и невестой».
Она думает, я краснею и препираюсь с ней из-за того, что ею приписан мне неказистый, унизительный жених. Но я протестую против слов, которыми она осыпает полукровку. «Нелюдь» и «тварь» — самые мягкие из ею выбранных.
Мне интересно: как отреагирует сестра, узнай она правду о своем отце? Признает ли тогда себя дочерью «нелюдя»? Один Великий знает, чего мне стоит умолчать о низости сира Фрёда!
Меня останавливает только одно.
Страх, что она знает обо всем и покрывает отца. В таком случае, если расскажу о произошедшем сестре, об этом тут же станет известно отчиму. Тогда мне точно конец!
Я даже знаю, какую эпитафию напишут на моем надгробии. «Болтливый язык значительно сокращает земную жизнь.»
В семейном склепе как раз пустует несколько ячеек для новых гробов. И даже гробы имеются стандартного размера. Ждут — не дождуться новых тел, чтоб накормить свою холодную, пустую утробу!
В конце концов, при виде приближающейся сестры привыкаю нырять в первое попавшееся укрытие. Впрочем, встречаю сестру теперь редко, поскольку большую часть времени я провожу в тех местах, что Гретта не жалует.
В первую половину дня помогаю Ингвер на кухне. Перетираю растения в порошки, перемешиваю лечебные составы. Руки ноют от непривычно долгой работы, как и спина, зато ненароком я расспрашиваю троллиху о маме. Кто из врачей к нам приезжал и какие выписывал лекарства?
Судя по ее объяснениям, мамина болезнь началась с внезапной слабости. Ингвер хотела помочь, отпоить госпожу целебными травами, но не успела. Однажды мама просто напросто не проснулась. Теперь лишь изредка ее удается поить специальными отварами, поддерживающими хрупкую ниточку жизни. Как ее вылечить и привести в нормальное состояние никто из врачей не знает.
Грубоватые шутки Ингвер, смех забегающих на кухню служанок создают иллюзию нормальности. Помогают расслабиться настолько, что даже удается забыть о нависших надо мной неприятностях. Мне отчаянно необходимы такие передышки, чтобы окончательно не спятить.
Ближе к вечеру я обычно отправляюсь в лес за травами. Я знаю и чту лесные правила. Не удивительно, что время, проводимое здесь, становится самым любимым за день… по крайней мере, до поры до времени.
На четвертое утро моей спокойной жизни на кухне меня находит Ксимена. Как обычно, сосредоточенно ощипываю подсушенные растения. Стебли и листья предназначены в разные рецепты, поэтому по очереди отправляются в разные сосуды.
