Между грудями уродливые порезы, темно-красные струпья.
Но они покрыты коркой.
Раны затянулись.
— Как? — спрашиваю я, глядя на Джеремайса. — Как это возможно?
Он улыбается, его зубы тоже меняют форму. В один момент улыбка выглядит дружелюбной, в следующий — хищной.
— Магия, — беззаботно отвечает он. — Конечно же.
Точно. Магия. Неважно, что случилось со мной за последние несколько месяцев, примириться с тем фактом, что магия существует, и в этом мире, и во всех других, что некоторые люди могут обладать ею так обыденно, так легко, я до сих пор не могу в это поверить.
Даже то, что я сама создаю магию? Все равно не верится.
— Ты разочаровываешь меня, Ленор, — произносит он, внимательно наблюдая за мной. — Ты единственная дочь, которая отвернулась от своей сущности.
Я пристально смотрю на него.
— Что значит «единственная дочь»? У тебя есть еще?
Его ухмылка одновременно гордая и злобная.
— Ох. Драгоценная душа моя. Насколько ты эгоцентрична. Полагаю, именно потому, что ты дочь Джеремайса. Что ж, возможно, это оправданно. Ты единственная наполовину ведьма, наполовину вампирша с такой родословной. Но ты не единственный мой ребенок. У меня их много.
— Сколько? — спрашиваю я, заинтригованная и немного напуганная идеей обзавестись братьями и сестрами.
Он пожимает плечами.
— Очень много.
Я росла единственным ребенком. При мысли о том, что у меня есть братья и сестры, кажется, будто открывается дверь в совершенно другой мир. Полагаю, так оно и есть.
— Они… нормальные?
Он смеется. Скрипучим и металлическим смехом, от которого у меня сжимаются челюсти.
— Нормальные? Не более нормальные, чем ты. Скажи, Ленор, тебе стыдно за то, что ты ведьма?
Я с трудом сглатываю.
— Нет.
— Но ты лжешь. Почему?
— Почему я лгу?
— Да
— Не знаю…
— Ты боишься меня. До сих пор. После всего, что я для тебя сделал. Я уже дважды спас тебе жизнь, разве это не заслуживает доверия? Не жду, что ты будешь любить меня, дорогая, но рассчитываю на уважение.
Поджимаю губы, мой взгляд скользит по ране, задаваясь вопросом, останутся ли шрамы впервые за долгое время, или все будет так, словно ничего не случилось. Но, конечно, я никогда этого не забуду. Никогда не забуду, что за зверь живет внутри Солона.
Теперь я знаю, на что он способен.
Знаю, что он хочет моей смерти.
Выкидываю эти мысли из головы. Я пока не готова думать о том, что будет с нами. Не хочу смотреть правде в глаза.
— Как ты исцелил меня? — спрашиваю я снова. — Что это был за ритуал? Чья это была кровь? Что это за существа среди деревьев, гибриды скелетов?
— Ученики.
— Твои?
— Нет, — мягко говорит он. — Они не принадлежат мне.
— Кому тогда?
— Темному, — говорит Джеремайс, устремляя на меня холодный пристальный взгляд, вздернув подбородок, словно провоцируя. Но я не нахожу ничего смешного в этом имени. Оно вызывает страх прямо у основания моего черепа, пробуждая панику.
Темный.
Даже думать об этом не хочу.
Я помню, как глаза Джеремайса стали желтыми, как у змеи, а ноги превратились в копыта. И помню почерневшую, обжигающую кровь.
О, боже.
— Бог не слышит тебя здесь, Ленор, — говорит Джеремайс с убежденностью, которая пробирает меня до костей. — И он не сможет тебе помочь. Твой бог позволил бы тебе умереть от рук этого вампира. Но Темный всегда может помочь, если знаешь, как его позвать. И ты это сделаешь. С практикой получится.
Он наклоняется ближе, и я чувствую вонь разложения в его дыхании.
— Ты знала, что он мог спасти твою подругу Элль? Что она не была обязана умирать?
Мое сердце колотится в груди.
— О чем, черт возьми, ты говоришь? Как ты смеешь произносить ее имя.
— Ты заслуживаешь знать правду. Ты могла превратить ее в вампира. Ты вообще думала об этом?
Мой рот открывается, и я тут же его закрываю.
— Думала. Конечно, думала. Но Солон остановил меня. Потому что я бы превратила ее в монстра, — похожего на него.
— Нет, Ленор. Твоя сила — это намерение. Намерение — основа всего колдовства. Ты можешь превратить любого в вампира, и он не сойдет с ума. У тебя есть эта способность, благодаря двойственности. Ты же знаешь, что тебя ценят. Твою кровь. Как думаешь, почему Скарде хочет уничтожить тебя?
Смотрю на него, пытаясь сложить все воедино, придать этому смысл. Все, что он сейчас сказал об Элль, что я могла бы спасти ее… не могу. Даже не могу допустить этой мысли, потому что чувство вины сожрет меня заживо, мысль о том, что она все еще могла быть жива. Стать вампиром. Жить со мной в одном доме.
Мое сердце разбивается вдребезги.
Я отбрасываю эти мысли в сторону.
— Потому что у меня есть сила уничтожить его, — в конце концов, говорю я.
Он холодно улыбается мне.
— Столько уверенности у той, кто отвернулась от магии. Нет, Ленор. Ты одна не сможешь уничтожить его, но нужна в этом процессе. Однако не это причина. Ты можешь разрушить все, что он сделал. Он создает армию, безумную и чудовищную, но контролирует их. Вампирам было запрещено создавать новых с помощью укуса, потому что это слишком опасно. Слишком опасно для всех, кроме него. Но ты, ты, Ленор, можешь это сделать. Ты можешь создать свою собственную армию, из рациональных, здравомыслящих вампиров. Больше никаких монстров. Разве это не прекрасно?
Его слова сыплются на меня как снег на голову, требуется время, чтобы осознать.
Что я могу?
Создать свою собственную армию, разумную?
Я могу создавать вампиров, которые не превратятся в зверей?
— А… — я облизываю губы, пытаясь переварить: — Солон знает это?
Если да, значит, он использовал меня все это время, и…
Джеремайс пристально смотрит на меня, обдумывая. Как будто ответ больше, чем «да» или «нет».
— Нет, — в конце концов, отвечает он, и мое сердце трепещет от облегчения. — Не знает. Но если бы ты сказала ему, это изменило бы всю ситуацию.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, он знает, что ты каким-то образом поможешь победить его отца. Ты хочешь, чтобы тебя втягивали в это?
Я устраиваюсь поудобнее на мху, ноги начинают сводить судорогой, и плотнее запахиваю халат.
— Я сделаю все, помогу ему победить Скарде, готова ради него на что угодно. А что еще более важно, его отец пытался убить меня. Я этого не забуду. Я держу обиду.
Его губы изгибаются во что-то похожее на улыбку.
— Хорошо. Потому что именно так и было предсказано.
— О чем ты говоришь?
— Я же сказал, что видел будущее.
Непонимающе смотрю на него.
— Ну? И?
— Ты будешь играть важную роль, Ленор. Вопреки желанию Абсолона.
— Что это значит?
— Это значит, — говорит он с терпеливым вздохом, — что ты нужна ему, но тот попытается всеми силами удержать тебя подальше. Когда придет время, увидишь.
Я хмурюсь.
— Ты специально говоришь загадками или..?
— Нет. Я вижу будущее, но оно основано на чувствах, а не на видениях и не на деталях.
— Замечательно, — бормочу я.
— Я не уверен, что ты понимаешь масштаб произошедшего, и того, что вот-вот случится, — говорит Джеремайс, поднимаясь на ноги. Я смотрю на его ноги — теперь ботинки, а не раздвоенные копыта — поднимаю на него взгляд. — Человек придет за вами. Вы должны пойти с ним. Вместе сможете помочь уничтожить Скарде. Не зазнавайтесь, его нелегко убить. Для выполнения задания потребуются все силы.
— Задания? — повторяю я. — Уничтожить? Ты понимаешь, как безумно это звучит?
Джеремайс прищуривает глаза, и вспышка желтого скользит по зрачкам, заставляя меня вздрогнуть, и я чувствую тошноту в животе.
— Знаю, что все это кажется тебе шуткой, но уверяю, если ты не отнесешься к этому серьезно, то осознаешь все уже слишком поздно. Ты не восприняла превращение своего возлюбленного всерьез, и посмотри, куда это тебя привело.
Бесит, что он намекает, будто я навлекла зверя на себя, хотя в некотором смысле это правда. Ну, я не сбежала, когда Солон сказал мне это. Вместо этого позволила ему продолжать трахать меня. Я хотела зверя.
