class="p1">Я зарыдала – протяжно, громко всхлипывая, словно пытаясь вырвать боль из груди. Слёзы текли без остановки, заливая лицо. Всхлипы перешли в крик – до хрипоты, до боли в горле, но ничего не помогало. И наконец я просто завыла, катаясь по земле будто раненый зверь, без сил и надежды. Земля была холодной и твердой, а боль, раздирающая грудь изнутри, – невыносимой. Всё смешалось – слёзы, грязь, отчаяние, и мир вокруг казался таким же сломанным, как и я.
***
Старик с лысеющей головой и водянистыми змеиными глазками сидел во главе стола. Тонкие губы кривились в недоброй усмешке, а длинные, костлявые пальцы нервно барабанили по столу. Прилизанные назад седые волосы блестели, как змеиная чешуя, усиливая неприятное сходство.
Свет в помещении был тусклым, и оттого оно выглядело грязным и неухоженным. А возможно, просто таким и было. Никто бы не сказал, что человек, сидящий во главе стола, баснословно богат. Он скорее был похож на нищего. Это мой куратор. Я пришла к нему, чтобы наконец покончить со всей истории. Статуэтка из слоновой кости стояла на столе.
– А ты талантливая девочка. Недооценил. Думал, ты просто свернешь себе шею.
Его дребезжащий голос неприятно ввинчивался в уши. Как гвоздем по стеклу. Обсуждать с ним свои таланты я не хотела.
– Мы все решили? Больше я вам ничего не должна? – спросила ровно и уверенно, но без дерзости в голосе. Когда общаешься с такими людьми, нужно понимать: излишняя дерзость, как и излишняя покладистость, могут все испортить. Так что приходится балансировать, словно на тонком лезвии бритвы, стараясь подобрать верный тон.
Мой тон был верным. В водянистых глазках промелькнуло сомнение. Понятное дело, теперь ему совсем не хотелось их отпускать.
– У нас был уговор, – напомнила я. – А ваше слово дорогого стоит. Ведь так?
Я сказала это чуть мягче, чтобы не дай бог не прозвучало как угроза. При его профессии важно держать слово. Люди боятся связываться с такими, как мы. Малейшее сомнение в его надежности – и он растеряет всех клиентов. И все же он услышал эту угрозу и осклабился, обнажив неровные желтые зубы. Неужели.
– Неужели ты думаешь, что я не найду способа заставить тебя замолчать?
– Не думаю, – спокойно сказала я. – Но вы же знаете, люди говорят, они всегда все узнают.
Он покачал головой.
– Хороша. А что ты скажешь на это: ты остаешься, берешь только лучшее. Из каждого – половина твоя.
Ничего себе! Как же я его впечатлила. Половина? Столько он не платит лучшим своим людям. Впрочем, чему я удивляюсь, он ведь теперь считает, что я и есть лучший его человек. Никому не удавалось вернуться из Линдехолла живым и с трофеем. А поскольку подробностей он, разумеется, не знает, относит этот успех исключительно на счет моего профессионализма. Ну и удачи, конечно. только для вора удачливость, или как у нас говорят, фартовость – самое важное профессиональное качество.
– Ну что скажешь? – поторопил меня он.
– Скажу нет, – ответила я после паузы. Пусть считает, что я хотя бы обдумывала его предложение. Отказаться просто так – оскорбление. А оскорбления этот человек не прощает.
– Но ты же понимаешь, что не сможешь заниматься своей профессией за пределами гильдии? Хоть бы подрежешь полупустой кошелек на рынке, и тебе конец.
– Понимаю.
– И на что же ты собираешься жить?
Забавно, это он интересуется из любопытства или все еще пытается меня уговорить. Я пожала плечами.
– Пойду в гувернантки. Кажется, у меня неплохо получается.
Он натужно рассмеялся, а потом махнул рукой, видимо, потеряв ко мне всякий интерес.
– Иди. А если надумаешь вернуться…
– Если надумаю, вы узнаете об этом первым, – поспешила заверить я.
Куратор удовлетворенно кивнул. Я вышла из темного помещения на улицу. Солнечный свет казался нестерпимо ярким, а воздух – свежим и терпким. Так вот какая она, свобода.
И кто мог знать, что у нее такой горький привкус.
Разумеется, я не устроилась работать гувернанткой. Да и кто бы меня взял без образования и рекомендаций.
Моих скудных сбережений хватило лишь на то, чтобы выправить себе документы и уехать из столицы в небольшой городок в глуши – так далеко от Линдехолла, как только возможно.
Прежде чем явиться местному обществу, я хорошенько изучила некрологи в газетах и придумала неплохую легенду. Вроде как я дальняя родственница одной недавно почившей старушки. Настолько дальняя, что старая леди не удосужилась упомянуть меня в завещании.
Приехала сюда в надежде получить хоть что-то, а возвращаться домой уже не на что. Да и некуда возвращаться. Раньше работала горничной, там же в доме и жила, а теперь на мое место кого-то нашли.
А работа в чужом доме что здесь, что на прежнем месте – одинаковая. Вот решила остаться.
Это была очень хорошая история. Я могла бы гордиться своим враньем. Люди в маленьких городках, не доверяют чужакам. Внезапное появление молодой девицы обязательно вызвало бы разговоры и усложнило мне и без того непростую жизнь.
Но раз уж я дальняя родственница леди Наийтли, которую тут знал каждый (просто потому, что здесь каждый знает каждого), то, вроде как, и своя… Слухи в таких местах разлетаются быстро, так что уже через три дня весь городок знал, что на постоялом дворе остановилась очень милая, приличная и очень несчастная девочка. Живет в самой дешевой каморке, питается впроголодь, однако со всеми вежлива и почтительна. Имеет хорошие манеры, которые хочешь – не хочешь, а выдают благородное происхождение.
На четвертый день ко мне явился пузатый дядечка из муниципалитета, и сказал, что с наследством ничего не сделаешь, а вот имя почившей родственницы взять куда проще. И отсутствие подтверждающих документов (которые, разумеется, были утеряны еще моими родителями) – не такая уж и проблема.
Еще через неделю я с гордостью могла называть себя леди Агата Найтли. Ну да, я оставила прежнее имя… Не знаю, почему. Просто вырвалось, когда впервые задали этот вопрос. А потом что-то менять было уже поздно.
А еще через несколько дней в таверне объявилась милая старушка – миссис Тауэл и предложила мне стать ее компаньонкой.
Можно было сказать, что жизнь моя устроилась наилучшим из возможных способов. Управляться с новой подопечной было легко.
Мы медленно прогуливались по городу, иногда посещали ее подруг, каждый вечер я читала ей вслух. В общем, скакать за ней по крышам и прятаться от чудовищ, возникающих во время чтения, мне не приходилось.
Подруги миссис Тауэл тоже прониклись ко мне симпатией,