замучили. Учитель Гидон заставил бегать, почитай, целый час, все кругами. А потом по таким штукам лазали, там и бревна всяческие, маятники с мешками тяжелыми…»
Она еще долго расписывала подробности тренировки суровой, а после и про комнату рассказала и про друзей новых. Да самого конца листа добраться успела, перечитала раз-другой, но текст все на месте оставался.
«Занят, верно,» — вздохнула Веша понуро, все дожидаясь, когда ж буквы пропадать примутся, но те чернели на своих местах.
Сил же у Веськи уж не оставалось, зевок очередной вовсе сморил.
— Ты уж не серчай, — снова заговорила с ней Костяника. Та уж перед сном умыться успела, теперича за особенной напольной ширмой подле постели своей, переодевалась, — тебе, наверное, и правда тягостно сейчас. Первый день как-никак, науки, Лазаря, неприятности эти. А я с расспросами пру.
— Что ты! — отозвалась Веся, — я не серчаю вовсе, ты извини, коли резко излишне ответила… Устала попросту. Да и права ты… — примолвила все же, — несладко это все.
Костя уж вышла из укрытия своего, к Весе подступила, да рядышком присела.
— Давай уж спать укладываться. Не стану я боле сегодня тебя вопросами одолевать. А завтра ввечеру девчонок соберем и чайку попьем. У Нестанки знаешь, какое варенье из абрикосов в закромах есть! — и так зажмурилась предвкушающе, что Весе и на языке тотчас сладко сделалось.
— Так нельзя ж в комнату еду проносить… — растерялась Весенья, — Ведана Людимирована ж так толковала…
— То, чего Ведана Людимировна не узнает — ей не повредит, — заговорщицки зашептала Костя.
С улыбкой они переглянулись и разошлись каждая по своим постелям.
И едва лишь Веська лучину затушила возле кровати, как литеры черные с ее пергамента испаряться принялись, другие ж на их место вставали, да токмо разве ж писал Лесьяр таким грубым почерком..? Наверное, коли б Веся то заприметила, сумела б подвергнуть рассмотрению. Да только девица уже в подушку носом посапывала… И кто ведает, в сумраке ли ночном почерк искажался, али и взаправду вместо изящных букв витиеватых, на пергаменте древние письмена вырисовывались.
* * *
Следующие деньки один за другим потянулись вполне себе спокойно. Вечерами частенько собирались в чьих-то комнатках — чаю попить, посудачить о том о сем. Впервые Весенья стала ощущать себя частью истинно девичьего коллектива. В родной деревеньке-то ее не больно жаловали. Все ж ведунья. А здесь все такие.
Лазаря попритихла, аккурат после того, как обнаружила у себя в постели с несколько десятков громадных жабищ. Те зычно наквакивали ей в ухо, а одна уместила прямо на лбу. Все общежитие в то утро не от звонка проснулось, а от визжащего девичьего вопля. Она, конечно, пыталась виновницу сыскать, на ножах-то со многими ходила, да токмо никто и не знал, кто сие умудрился вытворить. Разве что Нестанка с Костяникой подозревали, чьих подручных это рук дело. Да неужто станут они-то всем раскрывать?
В общем, приняли Весенью. И закрутилась, звертелась череда академических повседневностей.
И все бы было замечательно, если б не странности в их с Лесьяром общении.
Магик был странно холоден в своих письмах. Отвечал сдержанно, вопросов почти не задавал. Про себя писал извечно, что все в порядке. Рассказал, как восстановили башню… Прошло уже три недели, как Весенья прошла через разрыв портала.
Она пыталась из раза в раз написать ему что-нибудь теплое, пошутить этак. Но Лесьяр либо того не замечал, либо искусно вид делал.
К концу первого месяца Веська так извелась, что уже вовсе не находила себе места. Ведь перед ее отъездом он совсем другой был!
— Ты чего? — вскрикнула Костяника, когда Веська, вместе с подружками в библиотеке сидя, резко захлопнула учебник.
— Он совсем не хочет писать мне! — обиженно пожаловалась ведунья. На прошлой неделе она все ж поделилась с подружками их с Лесьяром историей. В открытую признавшись, что часть ее рассказать не может. Но даже опустив часть приключений, связанных с колдуньей, сумела поделиться сокровенным.
— Хозяин твой? — хихикнула Нестанка. Ее почему-то чрезвычайно забавляло должностное прозвание Лесьяра.
— А обычно он шибко разговорчивый бывал? — а вот Костя с большим участием отнеслась.
Веська ж призадумалась. Они ведь помногу болтали, сидя вечерами в кухоньке, да взвары попивая. Потому и кивнула в ответ.
— Тогда и правда странно…
— Ничего странного! — фыркнула Нестана, — многие не выдерживают проверку расстоянием. Это вам еще повезло, что есть свиток. А вот так разъедутся, а через год встретившись и вовсе друг друга узнать не сумеют.
Костя подружку тотчас под столом пихнула, но Веська уже поникла.
— Не слушай ее, Весенья, — едва не шипя на чернавку, попыталась утешить ее Костя.
— Да нет, права Нестанка… Он ведь мне специально пергамент отдал, чтоб связь держать, а сам…
Вздохнула горестно, да что тут сделаешь. Вот приедет к нему летом, тогда все выскажет!
* * *
Первую стипендию Веся получила как раз спустя месяц учебы. Ее попросту вызвали в казначейство и вручили махонький, но весьма увестистый холщовый мешочек.
— Кошель потом занесешь, — ворчливо вымолвил старый казначей. Судя по косым взглядам, старикашке вовсе не по нраву пришлось такие суммы ученице выделять. Веська поспешно закивала, довольная таким вот презентом. Еще бы! Целый кошель мелких золотых монеток — настоящее сокровище!
Вечером, по дороге в общежитие, она, не сдержавшись, огласила всей компании:
— В выходные идем в город! — и воззрилась радостно. Ребята, конечно, идею поддержали.
— Ну, наконец-то! — выдохнул Бажен. — А мы-то думали, что ты завсегда станешь в комнате сидеть!
Веська покраснела, ее и правда уже не раз звали погулять, но тратить свои сбережения она не хотела, а вовсе без денег было бы странно выбраться в такое место.
— А вот и не стану!
— А вот и отлично, — рассмеялся рыжик.
— В харчевню сходим… — мечтательно облизнулся Умир.
— И в кондитерскую, — поддержал его брат.
Вид оба при этом имели на редкость воодушевленный.
— А еще за канцелярией надобно! — продолжила Костя.
Остаток пути до общежитий провели в обсуждении, кому куда заглянуть надобно. Веська ж решила, что она всюду со всеми заходить станет! Половину суммы из кошеля-то она уж отложила, но оставшаяся часть все равно значительной казалась… Можно и побаловать себя.
К проходу в гостевую светелку первокурсного общежития подступали шумно болтая, потому не заметили сразу, что там откровенно что-то не то делается.
Помещение полнилось людьми в черных плащах. На груди у каждого имелась эмблема — щит, а на оном оплетенный розой меч.
— Царские дознаватели, — шепнул Бажен, разглядывая незнакомцев. То были люди взрослые, не чета зеленым первогодкам. Да только больше отличались они пронзительными взглядами. Поймав
