Волей-неволей, а это самое требовательное существо все же появилось в ее доме, только называлось оно не «муж», а «зять». Хрен редьки не слаще! Ну что ж, это было необходимо. Достаточно того, что старшая дочь, кажется, вознамерилась остаться в старых девах…
Так выходило, что семья в полном составе собиралась только за ужином. Вечно занятая Римма имела обыкновение допоздна засиживаться над своими трудами, потому просыпалась поздно и никогда не завтракала – не успевала. Мама вечно сидела на диете и к тому же нередко опаздывала на утренний эфир, так что Сережу по утрам чаще всего будил отец. Они со вкусом завтракали – варили яйца, сооружали трехэтажные бутерброды с колбасой и сыром, пили чай. Если с ними завтракала мама – она поджаривала гренки или оладьи, наставляла Сережу, чем обедать после школы. Впрочем, он уже был вполне взрослым и самостоятельным человеком, не боялся газа, мог разогреть себе и первое и второе, вскипятить и заварить чай, даже яичницу пожарить при необходимости. Такие самостоятельные обеды нравились ему. Он чувствовал себя взрослым человеком, деловито гремя кастрюльками, споласкивая в мойке тарелку и всякие там ложки-вилки. Семейные ужины таили в себе непобедимое очарование – но они случались редко, ведь все были так заняты, даже мальчик уделял много времени танцам…
Он давно забросил уроки фортепиано, несмотря на вялые протесты Риммы, которые совсем умолкли после того, как состоялся городской конкурс, где Сережа со своей неизменной партнершей по танцам Мариной получил первое место. Вспоминать об этом было приятно. Вспоминалось не тошнотворное утреннее волнение, не дрожь в коленях перед самим выступлением, но радостное чувство уверенности в себе, возникавшее при первых музыкальных тактах, легкость, сладкое головокружение и необычайное, уверенное ощущение хорошо сидящего костюма и ладных туфель, пошитых на заказ в театральной мастерской. Этот же мастер, щуплый и серенький, похожий на взъерошенного воробья, с полным ртом гвоздиков, шил туфельки и для Марины, чудесные серебряные туфельки Золушки.
«Раз-два-три» – считаешь про себя мысленно, но скоро какой-то вихрь подхватывает тебя, уже нет необходимости в счете, и рядом несется неожиданно похорошевшее лицо Мариночки, которую тот же вдохновенный вихрь преображает в сказочную принцессу. Танец окончен, они кланяются, благодарно и гордо принимая шквал аплодисментов, а в первом ряду сидит важная Римма, и в ее руке мерно покачивается кружевной веер.
Мальчик смутно жалел, что родители не разделили с ним его триумф. Нет, конечно, вечером звучали поздравления, и мама даже всплакнула на радостях, и отец был рад, и торжественный ужин с тортом и шампанским – Сереже тоже плеснули немного нежной пены в высокий бокал – но на выступление-то мама с папой не пришли! Сожаление оказалось слишком смутным, чтобы мальчик мог его осознать. Он был еще в том возрасте, когда живут в атмосфере абсолютной любви, когда человеку кажется – все вокруг добры друг к другу… К тому же он привык, он знал – родители заняты. Они много работают.
Раньше у мамы была «аспирантура», что это значило, не понять, да Сережа и не старался. Зато новая мамина работа наполнила душу ребенка гордостью. Она стала диктором на местном телеканале – вела программу новостей. Весь город видел ее – каждый день, даже два раза в день!
Мама не просто читала новости, она сияла на телеэкране. В этом тоже было что-то от театрального представления. Каждое ее новая интонация была не случайной, каждый жест продуман и пластически завершен. Во всяком случае, Сережа был в этом уверен. Он смотрел и ждал, что мама вот-вот подаст знак или улыбнется ему краешком накрашенных губ.
Анна тоже радовалась, правда, было кое-что, омрачавшее ее радость. Дело в том, что эту работу она получила не без пособничества матери, у которой сохранились богатейшие связи. У Риммы не так давно наблюдался директор верхневолжского телеканала. Работа нервная, на волоске от инфаркта, профилактика не помешает. Вот и решил сделать одолжение лучшему специалисту-кардиологу. Впрочем, Анна и впрямь оказалась на своем месте перед камерой. Она была необычайно телегенична – миниатюрная фигурка, правильные черты лица, которые в жизни представлялись банальными, зато, преломляясь в глазу камеры, становились ослепительно красивыми, вот удивительный фокус! К тому же, размышлял, очевидно, потенциальный инфарктник, она не будет роптать на низкую зарплату, у нее муж – предприниматель, хорошие деньги загребает! Даже за «спасибо» поработает, да еще и сама поблагодарит, и счастлива будет!
И Анна действительно благодарила. Новая работа заполняла какую-то пустоту в ее душе – пустоту, которую не могла заполнить учеба, поспешное замужество, раннее материнство.
Анна, увы, никогда не блистала способностями. Училась хорошо, но лишь за счет усидчивости. Училась музыке, но без увлечения. Не была компанейской девчонкой, имела одну только задушевную подругу, зато уж с первого класса и, как думалось, на всю жизнь.
А вот с сестрой не была особенно близка, несмотря на небольшую разницу в возрасте. Насмешливая книгочейка Ниночка вращалась в каком-то своем элитарном кружке, где пели песни под гитару и говорили о декабристах. Сестру она туда вводить не собиралась, так что Аня искала себе других развлечений, из которых любимейшим было – ночевка у подруги Жанны или поездка с ней на ее же дачу. Оставшись с глазу на глаз, девчонки смеялись, как может смеяться только юность – без смысла и без устали, причесывали и красили друг друга и, конечно, болтали, как сороки. Болтали, разумеется, о любви, о мальчиках. У них не водилось секретов друг от друга, с первого класса сидели за одной партой и к десятому скипелись в единое «Анна-Жанна», хотя между собой были до смешного не схожи – мальчишески стройная Аня с бантом в тугой косе и дебелая Жанночка, которая вместо коричневого платья носила вполне взрослые юбки и блузки – форменной одежды на ее размер было не купить.
В десятом же классе Жанна рассказала Анечке о великой тайне любви. О том, что происходит между мужчиной и женщиной, когда они ложатся в постель. Впрочем, теория ими обеими уже была изучена назубок – у Ани на полке свободно стоял Мопассан, а мать Жанны работала в женской консультации, дома у них водились разные забавные книги, в том числе и слепо отпечатанные брошюрки – «Ветка персика», «Сакура в цвету» и прочие эротические изыски.
На практике же искусство любви Жанна постигла в обществе Антона, двадцатилетнего соседского оболтуса. Он только что вернулся из армии, пока нигде не работал – отдыхал, присматривался и корчил из себя тертого калача, опытного мужчину. Антон приходил к ней днем, когда ее мать бывала на дежурстве.
