Почему именно он так привлекал Прю? Почему именно с ним ей нравилось быть дерзкой и раскованной? Именно благодаря ему ее отчаянное стремление прожить как можно дольше и найти Святой Грааль стало всепоглощающим. Прю хотела знать об этом человеке решительно все.
И да, она нуждалась в нем. Еще ни один мужчина не вызывал у нее столь сильное желание порвать со светскими условностями. Никогда, даже в дни юности, когда правила хорошего тона были для нее еще в новинку, ни один из поклонников Прю не заставлял ее повернуть голову в его сторону. Шапель как будто понимал, что именно ею двигало, хотя у него и не было никакого способа это выяснить.
— Ну? Может быть, ты скажешь нам, о чем думаешь?
Подняв голову, Прю тут же встретила на себе вопросительный взгляд Кэролайн. Джорджиана и Матильда также смотрели на нее.
Так как все остальные уже позавтракали, за обеденным столом в то утро не было никого, кроме четырех сестер, которые решили перекусить вместе в малой гостиной. Это давало им возможность немного побыть друг с другом наедине — привычка, доставлявшая Прю ни с чем не сравнимое удовольствие.
— Уж не Маркус ли Грей занимает твои мысли? — поддразнила ее Джорджиана.
— Или таинственный мистер Шапель, — добавила, фыркнув, Матильда.
Кэролайн возвела очи горе.
— Боюсь, мне придется расспросить отца Молино. И почему вы думаете, что если она молчит, то виной тому именно мужчина?
— Да потому, — пробормотала в ответ Матильда, — что ничто другое на всем свете не может заставить ее молчать.
Кэролайн бросила на сестру укоризненный взгляд и снова перевела все внимание на Прюденс:
— Тебе нездоровится, дорогая?
Ее слова, конечно же, вызвали искреннее раскаяние на прелестном личике Матильды. Прю вздохнула:
— Нет, Матти, я в полном порядке. Не смей чувствовать себя виноватой. И раз уж вам троим так интересно, то да, я действительно думала о мистере Шапеле. Вы довольны?
Джорджиана, судя по ее виду, довольной отнюдь не была.
— Не о мистере Грее? Странно, дорогая. Очень странно.
Матильда, нахмурившись, взглянула на нее:
— Мистер Шапель — очень красивый мужчина. И в его облике есть нечто интригующее.
— Как раз то, что тебе больше всего нравится в мужчинах. — Тон Джорджианы был полон сарказма. — Кроме того, он блондин. — Это прозвучало в ее устах, как ругательство.
— Не будь такой колючкой, — сухо отозвалась Матильда.
— Он чуть было не поцеловал меня вчера вечером, — вдруг выпалила Прю.
Это признание тотчас положило конец перебранке сестер, и все трое, одна за другой, повернули головы в сторону самой младшей — той, кого они по привычке до сих пор звали «малышкой».
— Он… что?
— Ты была с ним наедине?
— И ты ему не позволила?
Вопросы обрушились так стремительно, что Прю не могла разобрать, кто из сестер что сказал — хотя она была почти уверена, что ее отказ Шапелю больше всех шокировал Матильду. Чем больше Прю думала о вчерашнем происшествии, тем больше сомневалась в своем рассудке. Подумать только, что еще немного, и она могла бы почувствовать прикосновение этих красивых губ к своим…
— Вчера вечером мы вместе были в библиотеке и пили чай. Я гадала ему на чайных листьях.
Прю не стала упоминать, что увидела в его чашке себя. Это дало бы сестрам слишком много пищи для пересудов, а ей — надежду, не имевшую под собой никаких оснований.
— Значит, он попытался тебя поцеловать за то, что ты гадала ему на листьях? — Джорджиана хихикнула, бросив беглый взгляд на Матильду. — Что за интересный способ гадать!
Матильда не обратила на нее внимания.
— Хотя я и нахожу мистера Шапеля весьма… э-э-э… интересным мужчиной, ты и сама знаешь, что не стоило оставаться с ним наедине. Это против приличий.
Лоб Прю пересекла хмурая складка.
— Приличий? Последние шесть месяцев вы трое только и делали, что пытались сбыть меня на руки любому мужчине, который попадался вам на глаза, а теперь пытаетесь учить меня приличиям?
Матильда пожала плечами, однако не решилась встретиться взглядом с Прю.
— Те джентльмены, которых мы для тебя выбрали, дорогая, не внушали таких опасений, как мистер Шапель.
Опасений? Да, пожалуй, временами присутствие Шапеля подавляло, и ей приходилось его остерегаться, но с недавних пор оно также приносило утешение.
— Когда ты сказала, что он пытался тебя поцеловать, не имела ли ты в виду, что он хотел навязаться тебе силой, дорогая?
Прю потрепала сестру по колену. Этот жест, похоже, разгладил морщинки беспокойства на лице Матильды.
— Вовсе нет. Он вел себя как истинный джентльмен.
По большей части это было правдой. Однако истинный джентльмен вряд ли попытался бы ее поцеловать.
— Какое разочарование! — вздохнула Джорджиана. — Возможно, он не так опасен, как я полагала.
Прю уставилась на нее:
— Может быть, вы все же придете наконец к соглашению? Сначала вы были раздосадованы тем, что он пытался навязаться мне силой, а теперь, похоже, разочарованы, что он этого не сделал.
Джорджиана изобразила возмущение:
— Боже правый, конечно же, я не разочарована тем, что он не стал тебе навязываться! Ты же моя любимая младшая сестренка. Если я чем-то и разочарована, то лишь тем, что он не попытался навязать себя мне!
От ее шаловливой улыбки вся комната наполнилась дружным смехом. Четыре сестры все еще смеялись, когда неожиданно раздался стук в дверь и Маркус просунул голову в щель. Он был весь покрыт грязью, а выражение его лица было таким, что Прю сразу почувствовала тяжесть внутри.
— В чем дело, Маркус? — Ее голос чуть заметно дрогнул.
— Ночью на месте раскопок произошел обвал.
Луна высоко в небе напоминала большой серебряный шар, когда Шапель приблизился к месту раскопок Прю. Несмотря на скудное освещение, он прекрасно видел. Ночь была его излюбленным временем суток, и он ощущал разницу между мраком и светом дня так же отчетливо, как между песком и шелком. Как бы ему ни хотелось порой снова насладиться теплом солнечных лучей, он даже в мыслях не променял бы его на ту радость, которую доставляли ему ночные часы. Эта разница была подобна разнице между поцелуем Прю и отказом от этого блаженства — а уж ее-то он не заметить никак не мог.
Он также не мог не заметить присутствия человека, стоявшего за нагромождением камней на вершине холма. Даже если бы ночной ветерок не доносил до него его запах, Шапель без труда узнал бы в нем Маркуса Грея. По какой-то причине Шапель испытывал почти родственное чувство к этому юноше, несмотря на то что любопытство последнего порой вызывало досаду. Само собой, Маркус Грей не представлял для него угрозы — лишь очень немногие смертные способны с ним совладать. Однако Маркус мог представлять угрозу для Прю, и уже по одной этой причине Шапель не доверял ему. Если только Грей осмелится предать Прю, то, как бы много он ни значил в ее жизни, Шапель убьет его без малейших колебаний.
