На нем были короткие штаны из грубой синей ткани. Очень короткие штаны. Только эти штаны, и все. Выше — голая спина, ниже — голые ноги. И я таких обалденных ног не видела никогда в жизни. На самом деле, я никаких ног не видела, эльфы носили штаны до щиколоток, в любую погоду, а ярмарки с иномирскими гостями у нас были весной и осенью, уже было прохладно, и гости тоже одевались потеплее. В итоге, единственными ногами, которые я видела в своей жизни, были мои собственные. И теперь вот еще ноги моего куратора. Отличная штука куратор, так расширяет кругозор. Люблю узнавать новое. Прям занималась бы этом круглосуточно.
— Проснулась, соня? — Роман обернулся, достал изо рта блокнот, улыбнулся и продолжил уже разборчиво: — Выспалась? — я кивнула, он что-то записал и спрыгнул со стремянки, подошел ко мне. — Я почти закончил, еще минут десять дай мне, и пойдем позавтракаем, я сам недавно проснулся. И поедем в город, я материалы закажу, а тебя в библиотеку отправлю за учебниками… Юль? Ты меня слышишь?
Я слышала, и даже пыталась делать вид, что понимаю, но когда он стоял напротив меня в этом, прости господи, костюме, мне было не до библиотеки, вообще.
— Юль, все нормально? — он подошел еще ближе, отличный план, теперь я его еще и почти не слышала, — Юль?
Я собралась с силами, подняла голову и посмотрела ему в глаза. И сказала:
— В моей комнате четырнадцать котов.
— Что? — он рассмеялся, пощупал мой лоб, — ты не приболела? По-моему, у тебя температура.
— У меня все прекрасно. И у котов тоже. Просто они там. Ты о них не знал?
— Здесь не должно быть котов.
— Они, видимо, не в курсе.
— Ну пойдем им скажем, — он фыркнул, положил блокнот и взял меня за руку, и мы пошли говорить с котами.
Котов в комнате не было. Роман посмотрел на меня, еще раз пощупал мой лоб. Я нахмурилась и провела магический поиск, нашла и откинула одеяло, гордо демонстрируя Роману кота:
— Вот.
— Матерь божья! Это что?!
— Это кот.
— Почему он лысый?!
— Это не я.
— А кто тогда с ним такое сделал?!
Я пожала плечами и укрыла кота обратно. Роман удивился:
— Зачем ты его укрыла?
— А ты представь, как ему холодно.
— М-да, — он вздохнул и развел руками, похоже, соглашаясь с тем, что выгонять из-под одеяла лысого кота бесчеловечно. Я задумалась, как его, такого вот, вообще выгонять. Сшить ему одежду? Дать одеяло с собой? Что делать?!
Когда я не знала, что делать, я обычно смотрела на папу — он всегда знал. Но здесь папы не было. Но он предусмотрительно нашел мне куратора. Я посмотрела на Романа. Он положил ладонь мне на плечо и сказал:
— Пойдем поедим.
И это было обалденно мудрое решение.
Завтрак мы приготовили на печи, я такое в первый раз в жизни видела. Внутрь печи засыпался уголь, поджигался и горел, а сверху ставилась сковорода и она от этого грелась. Выглядело жутко примитивно и опасно, я решила, что без Романа этого делать ни за что не буду. Мы пожарили здоровенный омлет с колбасой, поделили на пять частей и четыре из них съел Роман, поначалу он мне отдал две, но мне и одной хватило, тем более, что был еще салат, с каким-то таким соусом, которого я никогда не пробовала, но мне жутко понравилось.
Мы навестили лосика, я его вычесала, хотя Роман меня убеждал, что это дикое животное и уход его шерсти не нужен. Лосик за время его речи два раза наступил ему на ногу случайно, после второго Роман плюнул и ушел продолжать обмерять сарай.
Потом лосик меня с трудом, но убедил, что ему тут удобно, Роман переоделся в приличное, и мы поехали обратно в центр города, на грохочущей здоровенной повозке, которую тащили лошади по рельсам, я такого никогда не видела, Роман сказал, это общественный транспорт, называется «конка», а сам почему-то называл это «трамвай».
Мы сходили в строительный магазин, где он заказал гору всякого, в чем я не разбиралась, а я в это время носилась по отделу с садовой мебелью и испытывала качели на устойчивость, Роман обещал, что меня выгонят, но меня не выгнали, консультант в фирменной майке отлично покатался со мной. На выходе у кассы Роман нагреб десяток пакетов с семенами цветов, в ответ на мой удивленный взгляд признавшись, что во дворе уныло. Я вспомнила папин розарий и согласилась.
В библиотеку мы не попали, потому что проходили мимо салона красоты, и я все-таки решилась туда зайти, просто посмотреть. Роман тоже пошел, оставил меня на попечении полудриады с красными волосами и татуировками, и пошел в мужской зал. Когда он вернулся подстриженным, мы с полудриадой еще даже знакомиться не закончили, так что он сказал, чтобы я шла потом в общагу, и пошел дальше по делам. А я осталась, глядя по сторонам на колдующих парикмахеров и надеясь на чудо.
Когда я вышла из салона, было темно. Горели фонари, беззвучно рассекали небо летучие мыши, по бульвару ходили красиво одетые студенты, а я впервые в жизни поверила в чудеса. То есть, еще не до конца поверила, но если завтра мои волосы действительно будут такими же ровными и гладкими, как сегодня — я поверю. Моя новая бесценная подружка обещала, что будут, но я пока все равно боялась.
Не знаю, что она сделала с моими волосами, но я не могла перестать их трогать — они были гладкими, мягкими, и при этом — совершенно прямыми, у меня, со всей моей магией, так не получалось никогда. Я ловила свои отражения в витринах, и мне казалось, что красивее моих, волос в мире нет. А потом я пришла в общежитие и увидела Асани.
Она была желтая. Как утенок, как абрикос, но точно не как эльф. И ее волосы струились водопадом волнистых локонов, заканчиваясь на полу. Я замерла с раскрытым ртом — я не понимала, зачем, и еще больше не понимала, где она взяла на это деньги, даже мои волосы обошлись мне в очень приличную сумму, а уж такое должно было стоить просто баснословно. Мне папа в день отъезда сказал, что дает на руки столько же, сколько дал Асани ее папа, и одинаковую же сумму они отдали Роману, он согласился поработать казначеем и для Асани тоже. И судя по всему, она грохнула вчера на свои волосы почти все деньги, которые ей выдали на еду на полгода.
Асани стояла перед ростовым зеркалом, которого здесь вчера не было, я осмотрела комнату, отметив множество новых вещей — похоже, она прошлась по магазинам.
— Хорошо выглядишь, — неуверенно сказала я, наконец приходя в себя и закрывая дверь. — Деньги на еду хоть остались?
Она посмотрела на меня через зеркало, смерила взглядом мои волосы и ответила:
— Остались. Папа дал мне достаточно, и учел мои особые потребности на красоту. Твой, я так понимаю, не учел?
Я промолчала, осматривая наши кровати, одна была аккуратно заправлена, вторая выглядела так, как будто с нее утром встали, да так и бросили. Я подошла к застеленной, кивнула на нее Асани:
— Это, я так понимаю, моя?
— Да, это вчерашние уборщики застелили, я не трогала. И вещи они распаковали, вон тот шкаф твой. А тумбочки я забрала себе обе, у тебя все равно нет косметики.
Я промолчала о том, что вообще-то, есть, махнула рукой и пошла к своему столу, я его узнала по отсутствию на нем косметики. Там кто-то добрый уже разложил мои краски и тетрадки, я подозревала, что это те самые уборщики, а я даже спасибо не сказала им. Роман, по идее, тоже жил в этой общаге, но я не могла придумать предлог к нему пойти, да и номера комнаты не знала. Но он пришел сам.
Постучал, дождался приглашения, вошел и замер с круглыми глазами. Асани обернулась к нему, обворожительно улыбнулась и сказала:
— Неужели я настолько великолепна, что ты потерял дар речи?
Он смутился, она переливчато рассмеялась своим отрепетированным детским смехом, Роман прочистил горло и сказал:
— Вы обе отлично выглядите. Мы за одеждой идем?
— У меня есть одежда, — тихо сказала я.
— Конечно, идем! — просияла Асани, изобразила детское беспомощное смущение и добавила: — Только у меня нет на нее денег. Тебе же мой папа оставил?
