— Оставил, но он дал четкие распоряжения — выдавать тебе определенную сумму раз в неделю, и начать только через неделю.
— В смысле?! — взвизгнула Асани, — ты не дашь мне денег?
— Дам, через неделю, — терпеливо объяснил Роман, мне хотелось его поцеловать.
— Что?!
— Через неделю, в следующую пятницу, подходи — я дам.
— Что?!
— Так ты не идешь за одеждой?
— Как я могу за ней пойти, если у меня нет денег?!
— Ну не идешь, значит не идешь, как хочешь. Юля?
— Я иду, — кивнула я, пытаясь изо всех сил сдерживать восторг от того, что мы пойдем вдвоем.
— Что?!
— Пока, Санек.
— Что?!
Роман открыл дверь и жестом пригласил меня на выход, я взяла сумку и пошла, напоследок помахав рукой красной от возмущения Асани.
Мы вышли на улицу, там все еще было тепло, хотя уже стемнело, я никак не могла к этому привыкнуть. Не было ни малейшего ветерка, в стоячем воздухе накапливались запахи цветов и деревьев, мы входили в них, как в озеро, и выходили, это было похоже на невидимую выставку ароматов.
Роман не взял меня за руку. Я попыталась как бы случайно зацепить его руку кончиками пальцев, но он сделал вид, что не заметил, и я перестала. Мы шли в сторону Бульвара Поэтов, там было ярко и шумно, но на нашей улице пока еще стояла тишина. Я в который раз погладила свои волосы, Роман посмотрел на них, я посмотрела на него:
— Нравится?
Он пожал плечами и ровно ответил:
— Мне и раньше нравилось. Тебе-то самой нравится, или это так, Шурку побесить?
Я нервно фыркнула:
— Шутишь? Нравится ли мне, что какая-то иномирская алхимия за один день решила проблему, с которой я мучаюсь последние два века? Да я в восторге! И Асани здесь ни при чем, я это не для нее делала… Роман?
Я обернулась, поняв, что он остановился и отстал от меня на несколько шагов, вернулась, увидела на его лице шок и осторожно спросила:
— Что-то случилось?
— Два века? — медленно переспросил он, я немного смутилась и улыбнулась:
— Эльфы долго живут, ты не знал?
— Два века?! — он медленно провел по мне взглядом, как будто рассчитывал увидеть что-то такое, что раньше не замечал, я смутилась еще сильнее, перестала улыбаться:
— Ты правда не знал? Ты же говорил, что посмотришь в документах.
— Я посмотрел. Но я думал, там опечатка, и это на самом деле двести второй год, а не ноль второй. Ты серьезно ноль второго года рождения?
Он действительно был в шоке, и смотрел на меня, как на какое-то странное природное явление, а не как на живое создание. Меня папа предупреждал об этом, и не раз говорил, что не нужно заострять внимание на возрасте, тем более, в общении с людьми и другими маложивущими. Потому это и считается некультурным, говорить о возрасте — среди эльфов это намек на недостаточное количество опыта и мудрости, среди людей — указание на старость, слабость и изношенность тела. И сейчас я поняла еще одну причину — вопрос возраста подчеркивает наши расовые различия. Если раньше он смотрел на меня как на человека, просто немного странного, то теперь он действительно видел во мне иномирское создание. Зря я это сказала. Но уже поздно. Хотя, с другой стороны, он бы все равно когда-нибудь узнал, так что чем раньше, тем лучше.
Я прочистила горло и мягко сказала:
— Мой папа говорит, что у эльфов года легкие, поэтому быстротечные. А люди мало живут, потому что у них тяжелая жизнь, душа изнашивается и устает. Но если рассматривать нас с тобой как две души, то ты старше, потому что я только в этом году смогла призвать фамильяра, это значит, что до этого я была не готова, не была достаточно взрослой.
Он продолжал на меня смотреть, потом отвернулся, потер лицо, как будто пытался взять себя в руки, тихо сказал:
— Я тебя зарегистрировал как рожденную в 202 м, сказал, что в паспорте ошибка.
— В паспорте нет ошибки, — качнула головой я, — я на год младше Содружества Миров, мои родители познакомились на конвенции, на которой подписали Договор о Содружестве и приняли единую систему летоисчисления и паспортных имен. На самом деле, я родилась в ноль первом, но записали меня почему-то ноль вторым, я только недавно узнала, почему, мне папа рассказал. Так что да, мне двести девятнадцать, но по паспорту двести восемнадцать, и где-то двести пять из них я мучаюсь со своими волосами. Эльфийские методы укладки на моих волосах долго не держатся, а других они не знают там. А здесь знают, какое счастье, — я опять пригладила волосы, пытаясь вернуть Романа к первоначальной теме, он посмотрел на мои волосы, нервно улыбнулся и кивнул, пошел к общаге. Через два шага чертыхнулся, развернулся и пошел обратно, взял меня за руку, спросил, пытаясь выглядеть расслабленно:
— Ты уже ужинала? Можем сходить поесть, тут рядом есть кафе, там классные блинчики.
— Пойдем, — я мягко сжимала его руку, пытаясь понять его поведение — выглядело так, как будто возле общаги он не захотел взять меня за руку, потому что принял такое решение, а сейчас взял на автомате, как будто о своем решении просто от шока забыл.
Тишина провисела с полминуты, потом он сказал:
— Ты реально помнишь революцию?
Я чуть улыбнулась и качнула головой:
— Я не участвовала в политической жизни. Наша Грань входит в Эльфийский Альянс, у нас никогда не было войны. Но мы принимали беженцев, первую волну после Слияния я не помню, зато помню вторую после революции, тогда я училась в Школе Света и не особенно понимала, что происходит, просто помню, что папа задерживался на работе, потому что руководил строительством домов для беженцев. Потом в городе появилось много новых лиц, папа мне объяснял, чем они от нас отличаются и как себя нужно с ними вести. Из-за них нам Альянс подарил Камень Понимания, чтобы им было легче прижиться. Когда была третья волна, после прорыва демонов в Каста-Гранда, я уже была взрослой и работала волонтером. Но я никогда не покидала Сильвин-тэр, я там родилась и уезжала максимум в Калин-тэр на большую ярмарку, дальше меня папа не пускал даже в составе группы с учителями, только вместе с ним, за руку. Я удивилась, как он меня сюда отпустил, я когда-то просилась в Калин-тэр в Академию Света, меня лично декан звал, говорил, что у меня блестящие способности, и он меня потом пригласит продолжать научную работу на кафедре. Тогда как раз открыли мутагенные способности насыщенной силы, я по ним исследовательскую работу писала, у меня была подопытная роща в пять поколений, она всем очень понравилась, меня много куда приглашали. Но папа сказал, что я маленькая еще, чтобы сама жить. И я не поехала, хотя продолжила переписываться с разными людьми из Академии, отсылать им новые идеи и результаты экспериментов. Я туда до сих пор хочу, но если темная сила откроется сильнее, меня туда не возьмут — там нет темной кафедры.
— Охренеть, — медленно выдохнул Роман, помолчал и спросил: — А Шурке сколько?
— Семьдесят с небольшим, фамильяра обычно призывают в пятьдесят, но она уезжала учиться и пропускала фестиваль несколько раз. Она выглядит старше меня, наверное, из-за второй крови. Но я не знаю, какая у нее вторая раса, об этом некультурно спрашивать.
— Охренеть, — по слогам повторил Роман, покачал головой: — Так вот, почему у тебя столько проектов. А я и думал, в восемнадцать лет столько знать — это нереально, хотел еще спросить как-нибудь, с какого возраста ты начала участвовать в этих вещах… С какого, кстати?
— Лет с двенадцати, у меня рано открылись способности. Поначалу меня просто папа с собой брал, в качестве накопителя, он сам с сотрудниками устанавливал матрицу заклинания, а меня просил наполнить силой, но через время я их запомнила, там хочешь не хочешь, а запомнишь, с таким количеством. У меня самый большой магический резерв в городе, меня всегда зовут, когда надо что-то большое сделать, так что опыта море. Меня даже на другие Грани звали, но папа не пускал. Говорил, выйдешь замуж — езжай куда хочешь, а пока живешь в моем доме — сиди дома. Я злилась. Даже всерьез обдумывала вариант устроить себе фиктивный брак, но так никого и не выбрала. Он знал, что мне никто не нравится, так что, я думаю, он просто таким образом меня оставил на своей Грани.
