своим возбуждением. Ее узкое лоно сжимает меня, как тиски, каждый раз, когда я толкаюсь в нее.
Я хочу видеть, как двигаются ее сиськи, пока я ее трахаю. Я срываю с нее рубашку, и Сестина задыхается от удивления, когда я наклоняюсь и хватаю тугой бутон ртом, нежно перекатывая его между зубами, и провожу языком по нему.
— Я… я так близко, — стонет она. Я на секунду задаюсь вопросом, не странность ли нашего обычая сдерживает ее.
— Дай мне это, — рычу я. — Я хочу это. Все это.
Перемещая руку обратно к ее киске, я начинаю энергично играть с ее клитором, пока двигаюсь в ней. Я пытаюсь замедлить темп, но с каждым ее узким дюймом я приближаюсь к оргазму. Она пульсирует вокруг меня, выгибает спину, извиваясь на столе. Я смотрю, как ее сексуальное тело сжимается вокруг меня.
Наклонившись, я въезжаю в нее так далеко, как только могу, вдавливаясь, не двигая при этом чертов стол. Я страстно целую ее, когда она кричит от облегчения. Это все, что мне было нужно. Я чувствую, как узел в моем члене растягивает ее шире. Ее глаза распахиваются, голова запрокинута назад, когда волны ее оргазма сильнее ударяют по ее чувствам. Я наполняю ее своим семенем, пока оно проходит сквозь меня, сжимая стол так сильно, пока горячие струи наполняют ее, я слышу, как стол трескается под моей хваткой. Узел удерживает меня на месте, но моя сперма начинает вытекать между нами. Это самое горячее чертово чувство.
Пока мы оба задыхаемся, чтобы отдышаться, Сестина наконец открывает глаза, веки отяжелели, а тело вяло прижалось к столу.
— Эм, куда все ушли? — спрашивает она, оглядываясь и видя, что мы одни.
— Они ушли, как только я лишил тебя девственности. Это все, что им нужно было засвидетельствовать, — говорю я ей.
— О.
— Кроме того, мне понадобится минута, чтобы узел спал, — говорю я, ухмыляясь.
— Это то, что я чувствую? — говорит она, покачивая бедрами. Я стону, когда она перемещает меня внутрь нее, посылая волны удовольствия через мой член.
— Да, — говорю я ей, толкаясь в нее глубже. Она дразнит меня, и в эту игру могут играть двое.
— А потом ты отведешь меня домой?
Дом. Она мой дом. Где она, там и я. Я начинаю чувствовать, что узел ослабевает, и отстраняюсь, но ее руки на моих бедрах, ногти впиваются в кожу на моей заднице.
— Не двигайся… — стонет она. Ее соски снова напрягаются, когда ее голова откидывается назад, низкий стон срывается с ее губ, когда потребность в том, чтобы мы трахались, снова берет верх.
— Детка, я не планирую покидать эту хижину, пока не буду уверен, что ты будешь чувствовать мой призрак внутри себя в течение недели.
Сестина
Тринадцать месяцев спустя
— Это чертово чудо, — говорит Каллэн. — Ты моя собственная чертова фабрика чудес, детка.
Я пытаюсь рассмеяться, но я слишком измотана, и мне больно. Акушерка, Санбёрст, промокает мой лоб тряпкой, убирает с лица волосы и говорит, как хорошо я справилась. Она викканка из Питтсбурга, которая сама замужем за волвеном. Она знает, что это такое, как с ними обращаться и, что более важно, как ухаживать за человеком, которая беременна их потомством. Без нее я не думаю, что смогла бы пройти через это.
— Это невозможно, — говорит Варгр, качая головой и даже не глядя на меня, в то время как Лобо издает воркующие звуки в сторону двух маленьких комочков в огромных руках Каллэна.
— Редко, но возможно, — поправляет Роарк. — Мы всегда знали, что это может случиться.
— Думаешь, поэтому визард… — начинает Каллэн, но Роарк с рычанием качает головой.
— Не начинай этого, сынок. Я серьезно. Даже не думай об этом.
— Он прав, — говорит Санберст. — Самое главное — сосредоточиться на заботе о матери.
Я киваю.
— И малышах.
Она ухмыляется, сурово глядя на Каллэна.
— Слышал?
Он обходит родильный бассейн, приседает и целует меня в голову. Должно быть, я выгляжу беспорядочно, но все, что я вижу в его лице, это любовь.
В прошлом году были американские горки. Сначала я думала, что мы быстро забеременеем. Каллэн поехал со мной, несмотря на большой город, и я вернулась в колледж, ожидая, что через месяц забеременею. Количество секса, которое у нас было, должно было хватить, но нет, ничего.
Тогда бум. Задержка менструации, тест на беременность и радость во всем. Я даже позвонила родителям и рассказала им.
Не буду врать, они были не слишком довольны, но Каллэн отвез нас туда, и они были очень впечатлены моим выбором. Я имею в виду, посмотрите на него. Если кто-то и является олицетворением обособленной жизни, так это Каллэн.
Так что они не то чтобы дали нам свое благословение, но и не были неприветливы. На самом деле я думаю, что моя мама даже полюбила Каллэна за ту неделю, что мы были там.
Потом я вернулась в колледж, и мне пришлось начать строить планы, и все начало разваливаться. Сказали, что мне придется остаться на второй год, и на этом основании меня лишили стипендии. Я была в ужасе. Все, ради чего я упорно трудилась, вот-вот у меня отнимут…
Но я не рассчитывала на силу семьи.
Если есть что-то, что отличает Пакт, так это то, что они заботятся о своих. Деньги от шахт идут в общий котел, и они должны голосовать и одобрять любые расходы, но они активизировались. Очевидно, появился даже Тулак, пробормотал одно-единственное слово «да» и снова вывалился наружу. Я до сих пор не встречала его.
Короче говоря, повторение года не будет проблемой. И нет денег на оставшуюся часть моего обучения. И я не думаю, что недостатка в присмотре за детьми тоже не будет, тем более, что за последний день я довольно часто видела здесь шерифа Холли. Что-то происходит между ней и Варгром, я почти уверена, но поскольку я единственная, кто, кажется, заметила, я молчу, по крайней мере, пока.
— Они чертовски идеальны, — шепчет Каллэн, протягивая мне близнецов. — Не могу поверить, что ты это сделала.
— Это действительно так редко?
— Одна редкость, детка, — говорит он, гладя меня по голове. — Две девочки? Неслыханно.
— Спаривание волвенов и людей равносильно мальчикам, как сказал мне мой муж, — с ухмылкой говорит Санберст. — Уж я то знаю. Ты хоть представляешь, сколько едят четыре подрастающих мальчика-волвена?
— Это маленькие чудеса, — говорит Роарк.
И я киваю, баюкая то одну, то другую на руках.
— Это чудеса, — шепотом говорю я, встречаясь глазами с
